М. В. Ломоносов о науке, религии и церкви

 

В годовщину со дня рождения великого русского учёного-естествоиспытателя Михаила Васильевича Ломоносова, предлагаем нашим читателям данную работу.

Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) – творец удивительно богатой в духовном плане российской безрелигиозной, светской, культуры. Он не стеснен рамками религиозного мировоззрения, правилами церковного красноречия; свободно льется его речь, творчество вольнодумно. В. В. Зеньковский заметил, что «для Ломоносова свобода мысли и исследования настолько уже «естественна», что он даже не защищает этой свободы, а просто ее осуществляет», добавив при этом, что Ломоносов был «религиозным по натуре».[i] Может быть, это и в самом деле так? Мыслитель воспитывался в религиозном духе, знал церковную службу, разбирался в богословии, сочинял стихотворные переложения псалмов (до 1751 г.). В «Предисловии о пользе книг церковных в российском языке» (1758) писал, что в книгах церковных – «богатство к сильному изображению идей важных и высоких», советовал «читать с прилежанием все церковные книги»[ii]; а в «Кратком руководстве к красноречию» – о том, что «…нет никакого сомнения, что видимый сей мир устроен от существа разумного», и предлагает поклоняться «с благоговением» этому существу и благодарить его.[iii] Бог в его сочинениях – творец, созидатель, великий механик, мудрый, благой… «христианская вера стоит непреложно». Не раз в негативном плане употреблял слово «безбожный». С другой стороны, следует иметь в виду, что религиозный язык в эту эпоху продолжал оставаться знаковой системой Европы и России. Однако употребление этого языка приобретало нередко свободный характер. Для Ломоносова термин «бог» был не только обозначением некоей зиждительной силы, но использовался, например, для возвеличивания человека: в «Слове похвальном Петру I»: Петр уподобляется тому, кто управляет небом, землею, морем, горами. Этот термин используется и как метафора (так, дочь Петра Елизавета именуется «богиней, коей власть владычеств всех превыше»), и как риторический прием, привычное украшение речи. Слово «безбожный» в те времена нередко употреблялось как синоним «безнравственного», и Ломоносов, перелагая псалмы, просит бога защитить его от лживых и коварных безбожников, – в религиозной форме отражалась действительная жизнь Ломоносова, остро полемизирующего с противниками. Вряд ли прав Зеньковский, говоря о том, что Ломоносов уже и не защищает свою свободу мысли. Известно, что во времена господства монотеистических религий вольнодумцы нередко защищали себя и свободу мысли, демонстрируя свою правоверность. Не исключено, что славословия в адрес бога могли иметь и такой смысл. Мы же можем увидеть в изображенном Ломоносовым боге идеализированный портрет самого нашего мыслителя: он строитель, великий механик, созидатель красоты, мудрый, благий, но не кроткий, – он наказывает своих врагов. Любопытно, что в письменном творчестве Ломоносова исследователи нашли только одно место, где упоминается посланный богом на «малый шар» «сын божий», то есть, Христос («Письмо о пользе стекла») [iv]. И ни в одном месте сочинений мыслителя нет упоминаний о троице, боговоплощении, искуплении, личном бессмертии, о душе, о загробном мире, о сотворении мира из ничего, – то есть о важнейших христианских идеях; нет молитв, каких-либо признаков мистических состояний, он безусловный рационалист, что не исключает его эмоционального отношения к судьбам родной страны. Собственно, христианский теизм не был органическим элементом его внутренней жизни; его мировоззрение большинство исследователей характеризует как деизм (по А. Д. Сухову, «материалистически ориентированный деизм», с чем можно согласиться [v]). О материалистической аправленности его деизма говорят сформулированный им закон сохранения вещества и движения, описание эволюции неживой и живой природы, отстаивание гелиоцентризма, учения о множественности миров. Ко всем вопросам – естественнонаучным, историческим, эстетическим, этическим, социальным, а также к религиоведческим – Ломоносов подходил с внерелигиозных рационалистических позиций.

Известно, что о мировоззрении того или иного человека можно судить и по тем источникам, которые питают его творчество. На какую же культурную традицию опирался Ломоносов? Он воспринял и развивал вольнодумные, светские традиции российской и западной культур. Крайне редко ссылался на отдельных богословов – отцов церкви (Василий Великий, Иоанн Златоуст, Иоанн Дамаскин и другие), используя их имена и авторитет для обоснования научных идей. Позитивная оценка творчества отдельных отцов церкви давала также возможность выразить отношение к представителям современного ему православного духовенства: Василий Великий, Иоанн Златоуст, – говорил Ломоносов, – учились гораздо больше, чем нынешние попы, которые незнание скрывают за словом «бог», но мозг их пуст, потому слово божие во рту его «бессильно, бесполезно».

Своеобразно интерпретируя творения отцов церкви, Ломоносов защищал науку: они, отцы церкви, предстают как защитники науки и великие философы. Василий Великий показал, как согласовать со Священным писанием «натуральные правды», – речь идет об отказе от буквального толкования Библии: «изъяснение священных книг не только позволено, да еще нужно» («Явление Венеры на Солнце, наблюденное в Санктпетербургской императорской Академии наук майя 26 дня 1761 года»). Библия для Ломоносова символизировала старое мировоззрение – это «умолкнувшая книга своего времени», требующая нового истолкования; она не дает знания. (Заметим, что здесь Ломоносов указывает на исторический характер Библии и ее восприятия – «книга своего времени»). Знание дает природа: ученые, говорит Ломоносов, – «видимый мир сей» сделали первым общим «неложным и неумолчным проповедником – живой книгой». Сопоставление «умолкнувшей» и «живой» «книг», и выбор в пользу последней, по-видимому, не случайны.

Главные авторитеты для него – философские и научные. Он воспринял идеи античных философов, поэтов, историков; гуманистов Возрождения; деятелей науки и философии Нового времени (ссылки на Декарта, Лейбница, Кларка, Локка, Кеплера, Галилея, Ньютона, Коперника, Бойля и др.). На его суждения о религии, безусловно, оказали влияние сочинения Эпикура, Лукреция (он даже перевел фрагмент из поэмы «О природе вещей»), Цицерона, Лукиана. В его подходе к Библии сказывается и отношение к ней Спинозы, считавшего, что Библия не дает знания, но для части общества может стать нравственным ориентиром. В «Первых основаниях металлургии или рудных дел» (1763) он пишет: тот, кто не может вникнуть в «естественные дела божии, тот довольствуйся чтением Священного писания и других книг душеполезных, управляй житие свое по их учению».[vi] Он сопротивляется церковному авторитаризму и догматизму, подвергая сомнению идею абсолютной истинности Священного писания. Напрасно, говорит он, многие думают, что всё с начала творцом создано, это вредно для «натурального знания шара земного», этим «умникам легко быть философами, выучась наизусть три слова «бог так сотворил» – и сие дая в ответ вместо всех причин».[vii]

Следует отметить, что в работах последнего периода (в вышеупомянутой, а также в «Явлении Венеры на Солнце») Ломоносов поставил вопрос о соотношении религии и науки, объявив их «двумя сестрами родными», «дщерями одного всевышнего родителя». Признавая их разными сферами духовной деятельности, он наделял науку автономией, ограждал ее от религии. Неслучайно Ломоносов считал нецелесообразным создание богословских отделений в Университете и в Академии наук. Обратим внимание на то, что Ломоносов из двух «сестер» выбрал науку и всю жизнь сохранял именно ей верность. Во многих его сочинениях подчеркивается великое достоинство науки, она удостаивается возвышенных слов. В «Кратком руководстве к красноречию» Ломоносов пишет: «Наука есть ясное познание истины, просвещение разума, непорочное увеселение в жизни, похвала юности, старости подпора, строительница градов, полков крепость, утеха в несчастии, в счастии украшение, везде верный и безотлучный спутник».[viii]

Ломоносова как ученого не могла не интересовать религия. Проблемы религии неизбежно встают перед ним не только в силу его естественного интереса ко всему, что существует в живой и неживой природе, но и в силу объективно существовавшей потребности освобождения познания от религиозных стереотипов, от посягательств церкви на научное творчество. Это посягательство мыслитель испытывал на себе.[ix] Для Ломоносова истинная религия – та, которая строится на данных разума. Он пытается найти частицы истины в разных религиях, скорее, в разных системах мышления. Так, проявления истинной религии он усматривает еще в язычестве, – например, у Никиты Сиракузянина, открывшего суточное вращение земли вокруг своей оси, у Филолая, у Аристарха Самосского, тут же противопоставляя им «эллинских жрецов и суеверов», которые «правду на много веков погасили»; иными словами, включая в «истинную религию» элементы науки.

Однако мы найдем у мыслителя и интересные суждения, имеющие отношение к религии как таковой. Ломоносов сопоставил язычество и христианство («Слово о пользе химии». 1751), сравнивая их с необразованным и образованным человеком. «Один думает, что за лесом страшный зверь или дерево – он их за божество почитает; другой почитает создателеву бесконечную премудрость и силу». В «Кратком руководстве к красноречию» Ломоносов пытается, опираясь на предшествующий культурный опыт, осмыслить природу «вымыслов». Его суждения о вымыслах имеют отношение и к мифологии. Вымыслы, по Ломоносову, – это продукты воображения, которые отделяются от мысленных вещей и представляются как нечто чувственное. Он различает «чистые вымыслы – коих на свете не бывало», в частности, кентавры, сирены, химеры, золотой осёл, «лукиановы разговоры»…, – здесь «разные виды в одно соединяются». Или же «вещам придаются свойства от иных»: животным приписывается речь, Персею и Пегасу – крылья, бесплотным или мысленным существам как добродетелям и действиям – плоть и т.д. Вымыслы связаны и с чрезмерным увеличением вещей (Атлас, гиганты) в воображении. Примечательна при этом ссылка на Лукреция, который, по словам Ломоносова, представил таким образом «суеверия древних поганских народов». Тут же Ломоносов переводит фрагмент из поэмы Лукреция: «Жизнь человеческая бесчестно на земли лежала попранная тяжким суеверием, которое, главу свою от небес показуя, ужасным взглядом на смертных взирала»[x] Таким образом, Ломоносов впервые в России с нерелигиозных позиций ставит вопрос о природе мифологических образов; позднее Д. С. Аничков разовьет эти идеи. Ломоносов также представил светскую концепцию развития Киевской Руси и введения христианства в сочинении «Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава» (1754-1758). Здесь он дает сравнительный анализ политеистических религий разных народов, сопоставляя религии древних славян, греков и римлян, – и в этом уже проявляется понимание закономерного характера религии. Он находит сходство между ними: Перун – Зевс наших предков, Похвист, Вихрь – Эол российский, Леда – Венера, Купала – Церера и Помона; Нептун – Царь морской. Сходство мироощущений славян и античных народов подтверждается сказками: русалки – нимфы, полканы – кентавры. Причины крещения Руси именно в православную веру Ломоносов усматривал в житейских, субъективных, политических факторах, в чем-то повторяя идеи «Повести временных лет». Владимир, пишет он, отверг ислам из-за запретов на вино и свинину, иудаизм – из-за «гнусности» обрезания. Сыграло роль и «великолепие необыкновенное» в храмах греков в сравнении с храмами и богослужением болгар и римлян. Ломоносов описывает отнюдь не идиллический процесс введения христианства на Руси, рисуя картины сопротивления этому процессу и насилие власть имущих над непокорными, не желавшими принять христианство. Ломоносов заметил также, что, став христианином, Владимир ослабил контроль над подданными, «все пути были заняты разбойниками»; кротость христианина Владимира принесла вред: «ослаба принесла разорение невинным».[xi] Реалистическое осмысление Ломоносовым религии, в том числе истории христианства в России, открывало перспективы научного изучения религиоведческих проблем.

Задумываясь о судьбах России, Ломоносов остро воспринимал всякие неустройства в обществе, в том числе и неблагоприятную роль некоторых церковных обрядов и обычаев в «сохранении и размножении российского народа». Отношение великого русского патриота к ним отразилось в знаменитой записке И. И. Шувалову «О сохранении и размножении российского народа» (1761), где он констатирует реальное положение дел в повседневной жизни российского народа и приходит к выводу о том, что обычаи, сложившиеся в церкви, являются причиной убывания российского народа и в физическом, и нравственном планах, – монастырские порядки («блудник, еще и мужеложец, будет литургию служить»; «сколько беззаконнорожденных, детского душегубства»); корысть «попов-палачей», которые крестят младенцев зимой в холодной воде, чтобы потом еще раз нажиться на их похоронах; последствия религиозных праздников и обрядов, губящие множество людей, безнравственное поведение попов, распространение суеверий, безграмотность аптекарей, не желающих учиться у немцев. Замечу, что «моровые язвы, пожары» Ломоносов не считал божьим наказанием за грехи, – они вызваны «натуральными и случайными обстоятельствами, против которых нужно изыскивать «разные способы». В небольшом сочинении «Об обязанности духовенства» писал о невежестве духовенства, главной обязанностью которого должно быть обучение детей грамоте. Во всех своих суждениях и действиях М. В.Ломоносов руководствовался любовью к России, желанием процветания и благополучия ее народа.