7 февраля 2020 – последний день Всемирной недели гармонизации межрелигиозных отношений – представляем интервью с Еленой Владимировной Рыйгас – ассоциированным научным сотрудником филиала научно-исследовательского социологического центра РАН Социологического института РАН, автором блога на радиостанции «Эхо Москвы»
Елена Рыйгас: стратегия долгосрочности – это установка на понимание, краткосрочность – это ненависть и зачистка своей «канонической территории»
Уважаемая Елена Владимировна, благодарю за возможность обменяться мнениями в последний день Всемирной недели гармонизации межрелигиозных отношений, подводя своего рода её итог.
Как известно, религия всегда в той или иной мере является субъектом политических отношений, включая конфликты. Как вы считаете, почему человеку / человечеству так и не удается продвинутся в преодолении религиозных разногласий? Что, на Ваш взгляд, является препятствующим фактором на пути к умению человека мирно решать конфликты – договариваться и следовать этим выработанным нормам и принципам – этим ценностям?
Е.Р.: Уважаемый Вильям Владимирович, благодарю и Вас за оказанную честь; если позволите, постараюсь ответить на предложенные вопросы на школьническом, додиссертационном уровне – с обилием цитат и ссылок на авторитеты.
Из истории Древнего Востока известно, что мир в древности не знал религиозной вражды. Языческим верованиям была свойственна веротерпимость (самый близкий пример из российской истории — это веротерпимость монголо-татар по отношению к Православной церкви Древней Руси). При перемещении в другую общность, человек стремился наладить отношения с местными богами или духами. Феномен религиозной вражды возникает только с возникновением Христианства, особенно с момента превращения его в государственную религию. Категоричность при следовании догматам в соединении с репрессивными возможностями политической власти породили один из видов социоцида, когда преследованию и/или уничтожению может подвергаться некая социальная группа лишь по признаку их религиозного иноверия. Правда, надо оговориться: в основе такого преследования как правило лежат экономические мотивы (например, в случае резкого ограничения доступа к каким-либо жизненно важным ресурсам). На уровне повседневных взаимодействий люди скорее сенситивны к моральным и психологическим качествам окружающих, нежели к их конфессиональной принадлежности, тем более, что о религиозных взглядах они могут и не догадываться, если те не декларируются или не навязываются.
Яркий тому пример из современности: в Петербурге многих горожан в первую очередь раздражают перекрытые трамвайные пути во время больших мусульманских праздников возле Соборной мечети. Не всегда сдержанные высказывания в адрес прихожанам мечети (всего одной из двух в пятимиллионном городе) являются скорее следствием временных дорожных неудобств. Точно так же горожане негодуют и по поводу перекрытого Невского проспекту из-за крестного хода в честь Александра Невского 12 сентября. Причем недовольство перерытым движением по Невскому по антиклерикальному и антирелигиозному накалу часто превышает то же самое недовольство перекрытыми улицами вокруг мечети.
Как понимаете, эти настроения вполне можно было бы объяснить и доминированием антихристианских настроений по отношению к антимусульманским, но все куда проще: духовенство мечети сдвинуло богослужебный график на максимально раннее время, чтобы подстроится к сложной логистике города, в то время как крестный ход в буквальном смысле парализует на полдня движение по Невскому проспекту.
Если спуститься с «богословских небес» в сиюминутную повседневность, можно обратить внимание на то, что следование какому-либо религиозному вероучению может являться вторичной характеристикой, определяющей потенциал успешности взаимодействия. Например, в Средневековой Европе иудеи перед Песахом сдавали на хранение все квасные продукты соседям-христианам, для которых различение квасного и пресного в рамках своей религиозной традиции было неактуальным. Точно так же и во времена гонений на верующих в Советском Союзе католики могли причащаться в православных храмах, заключенные-баптисты молились вместе с православными священнослужителями, а в алтайских селениях молокане и субботники на праздники приходили на богослужения друг дуга в зависимости от нужды.
Как видим, потенциал религиозной вражды скрывается в невежестве и, как следствие, внушаемости, то есть в неравном доступе к тем ресурсам, которые позволяют расширить круг представлений о причинно-следственных связях и даже в условиях выживания следовать долгосрочным экзистенциальным стратегиям. Долгосрочность – это установка на понимание, краткосрочность – это ненависть и зачистка своей «канонической территории».
В.Ш.: 2 августа 2018 г. был утвержден профессиональный стандарт «Специалиста в сфере национальных и религиозных отношений». В нем были определены трудовые функции, основные навыки и умения – базовые компетенции и квалификационные уровни для специалистов данного профиля. Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать человек, чтобы эффективно справляться с поставленными задачами?
Е.Р.: В сфере национальных и религиозных отношений специалисту конечно не обойтись без хорошего гуманитарного образования в той его ипостаси, которая подразумевает принадлежность к хорошей школе и затем длительное дальнейшее самообразование. Например, девиз СПбГУ гласит: «универсант учится всегда, на протяжении всей своей жизни». Если конкретизировать, то в роли подобного специалиста легко представить исследователя из той научной дисциплины, которая обладает собственным выстраданным категориальным аппаратом и собственным, а не заимствованным, предметом исследования: это философия, история, социология, политология. А вот статус выпускников таких специализаций как культурология или антропология проблематичен, поскольку одна дисциплина в условиях современной российской реальности подменяет собой историю искусства, а другая – или этнографию, или литературоведение. – Возникает риск вторжения дилетантизма в довольно «хрупкую» сферу национальных и религиозных отношений.
Фундаментальное же философское или историческое образование дает навыки хотя бы работы с источниками в отличие от антропологии и культурологии, которые пока представляют собой жанр научного стендапа с уклоном в журналистику. (Присущее многим антропологам почему-то литературоведческое образование позволяет вспомнить ироничное высказывание Терри Иглтона: «Неловко смотреть на то, как те, кого учили определять неполные рифмы и дактиль, хватаются за посколониального субъекта, вторичный нарциссизм или азиатский способ производства». Неловкость Иглтон видит в том, что «литературоведческое образование имеет много достоинств, но умение систематически мыслить в них не входит».)
Противоположной крайностью журналистского стендапа является конфессиональная ангажированность исследователя, когда он изучение предмета легко подменяет самоописанием своей общины с тенденцией к жанру исповеди или миссионерской проповеди.
Да и с теологией также не все благополучно. – Начинающийся «крестовый поход» на религиоведение теологов связан еще и с опасностью замещения религиоведения теологизированной лженаукой, если учесть, что все богословские школы в России исчезли сразу же после Революции, а сейчас находятся в стадии робкого восстановления. (Достаточно, например, заметить, что один из ведущих богословов РПЦ протоиерей Константин Пархоменко детально изучает вопросы допустимости посещения храмов женщинами во время менструаций, хотя западная богословская мысль давно занята проблемами Теологии после Холокоста или обсуждением вопроса о статусе представителей ЛГБТ-сообщества в рамках христианских общин и священнической иерархии.)
Если обобщить сказанное, думаю, более-менее объективный подход к изучаемому объекту в контексте рассматриваемой нами проблеме может гарантировать все-таки лишь «методологический атеизм», правда, в этом случае остается проблема «хождения в народ». У академического религиоведения всегда есть опасность кабинетного затворничества. Противопоставить этому можно лишь обязательные паломничества в исследовательское поле, то есть социологизацию религиоведения. (Учебные программы, например, ЛГУ им. Пушкина и РГПУ им. Герцена как раз предусматривают последовательное знакомство студентов с представителями всех существующих в регионе конфессий, причем не только «традиционных», но и подвергающихся преследованию со стороны местных органов власти).
В.Ш.: Несмотря на то, что Российская Федерация является светским государством и религия отделена от государства, данные институты находятся в тесном взаимодействии: некоторые настаивают, что в стране нарастают тенденции религиезации политики (клерикализации), а иные наоборот – что идет процесс идеологизации и политизации религиозной сферы. Как Вы полагаете, какие действия (механизмы, события и/или решения) могли бы снизить уровень конфликтности (противоречий) и оказать влияние на устойчивое воспроизводство данной сферы отношений?
Е.Р.: По факту, Россия является государством, где 14 статья Конституции о светском характере государства присутствует номинально. Как заметил еще в 2003 г. журналист Максим Шевченко, взаимодействие Церкви и общества свелось к появлению церковно-олигархических группировок, а все воспроизводство сферы государственно-конфессиональных отношений происходит кулуарно: церковные иерархи используют чиновников для приумножения недвижимости, часто в прямом столкновении с интересами общества (пример тому история со «скверным» храмом в Екатеринбурге, борьба за сохранение парка «Торфянка» в Москве, митинги против передачи Исаакиевского собора РПЦ в Петербурге), а чиновники используют религиозные организации как своего рода оффшор и привлекательным бонусом – систему церковных наград рассматривают в качестве оберегов в условиях аморфного правового пространства.
Так что речь скорее можно вести о политизации религиозного истеблишмента, чем о политизации всей религиозной институции. Политизация, наверное, была бы неизбежной и объяснимой при охвате православной идеологией большей части живущих в России граждан, а не тех реальных 4%, которые обнаруживаются при сопоставлении социологических опросов и сводок МВД с Пасхальных и Рождественских служб.
Ссылки же высших иерархов Церкви на 80%, а иногда и на 90 верующих являются декларативными, на что указывает и большой разброс в цифрах – с амплитудой в 10–15%. Характерно, что 80–90% появляются в церковной риторике, когда возникает необходимость обосновать претензии на помещения очередного музея, здание планетария или на территорию парка.
Коммерциализируясь, Церковь невольно превращается в «служанку политики». – Это к вопросу о политизации религии.
Религиезации же политики в России быть не может по определению, поскольку власть здесь сакральна изначально – всегда, начиная со времен свержения монголо-татарского ига.
Думаю, окажусь не далеко от истины: политизированные церковные иерархи вместе с номинально воцерковленными чиновниками – более приверженцы двоеверия, только в его биополитической версии: проповедь аскетизма и прожиточный минимум на грани выживания для паствы и первые строчки в «списке Форбс» для себя. Как известно из истории, сакральные объекты в виде храмов или икон легко теряли свой сакральный статус, потому что носители двоеверческой религиозности легко переключались на другой регистр, где золотые купола и серебряные ризы икон начинали рассматриваться с их утилитарной точки зрения.
Именно поэтому в интересах государства как можно скорее «сакрализовать» 14 статью Конституции, может быть, с разработкой ежегодного ритуала поклонения ей в рамках какого-нибудь поликонфессионального богослужения. Да и редакция текста Преамбулы, в которой религии, в соответствии с чьей-то плохой богословской образованностью, вполне может состояться – «идеологический патриотизм» обопрется на «традиционные» религии с далеко идущими следствиями в интерпретации всего нетрадиционного. (Понятно, что жанр ретроспективных оценок не может касаться основного Закона страны, но как быть и что говорить об огромном вкладе славянского язычества в развитие истории и культуры России?)
Хотя и очевидно, что наделение религий спорным историко-хронологическим индексом само по себе уже конфликтогенно, но есть, видимо, те из «стратегов», которые искренне полагают, что такое решение – эффективный инструмент, который позволяет органам власти проводить открытую политику дискриминации в отношении почти всех религий, кроме православия в лице РПЦ МП. При этом, кстати, забывается, что членами дискриминируемых религиозных сообществ являются граждане собственно Российской Федерации...
Обратим здесь внимание еще на один феномен: именно люди совершают свой «выбор веры». – Вспомним 90-е годы, когда в некоторых протестантских организациях членство достигало иногда двух тысяч человек, но после прекращения потока из-за границы гуманитарной помощи количество прихожан сократилось до 200-300. На этом примере можно видеть, какие ожидания предъявляют люди к религиозным организациям, –сперва улучшение качества их физического существования, а затем требование этической дисциплины.
В.Ш.: В религиозных конфликтах, как правило, участвуют люди, которые определяют себя как верующие и эта их позиция (установка) зачастую даёт большое пространство для самых разных спекуляций, включая и диффамацию, а иногда и дестабилизацию системы общественно- и государственно-религиозных отношений. Если возможно, как бы Вы определили понятие «верующий» – какие признаки являются важными?
Е.Р.: Сравнительное религиоведение и социология религии позволяют вывести такую ведущую характеристику, как членство в общине, разделение основных элементов вероучения и следование предписанной дисциплине на уровне этического поведения и распоряжения физическими и экономическими ресурсами в интересах выбранного религиозного сообщества.
Конечно, воинствующее поведение верующих, начиная с набегов на музейные выставки и заканчивая избиениями оппонентов на протестных акциях, это типичное проявление двоеверия, которое даже самим верующим не кажется странным. Возможно, это естественное состояние синкретичного сознания, носитель которого искренне защищает веру Христову, используя при этом обсценную лексику. Если таких верующих приглашать к участию в социологическом опросе, составленном по методике В.Ф. Чесноковой, то вполне вероятно, что у них окажется «перевернутый» индекс воцерковленности, или даже незнание основных церковных молитв и христианских догматов.
В таком перевернутом мире более последовательными сторонниками христианских ценностей иногда оказываются именно неверующие или антиклерикально настроенные люди. Это хорошо видно на примере дискуссий, особенно в интернете, когда называющие себя православными участники обсуждений проявляют несоразмерную ситуации ненависть и часто элементарное невежество в вопросах вероучения. Вся тяжесть разъяснения истин Евангелия и проповеди терпимого отношения к собеседнику ложится в этом случае на их атеистически или антиклерикально настроенных оппонентов. (Кстати, атеистов и антиклерикалов в каком-то смысле также можно назвать двоеверцами; или «христианами без того Христа, который находится в юрисдикции РПЦ».)
В.Ш.: При возникновении то ли конфликта, то ли противоречия, мы осознаем потребность либо в изменении среды, в которой мы находимся, либо потребность в личных изменениях. Чтобы вернуть баланс в систему отношений, мы подбирает подходы и средства (методы), которые могут быть эффективными, или пытаемся совершенствовать существующие. В случае с государственно-религиозными отношениями существует ли проблема трансформаций / модернизации этой системы, в том числе и за счет самих участников, или религия – это фундаментальное явление, и проблемы регулирования этой сферы относятся к функциям высшего порядка? Что бы Вы включили – какие позиции и пункты – в Национальный плана действий в области прав человека в части обеспечения права на свободу совести и убеждений?
Е.Р.: Концепт свободы совести – юридический, поэтому для его ревальвации необходима кристаллизация правового пространства: закон должен снова стать законом, то есть правовой нормой, рассчитанной на многократное применение безотносительно к статусам участников правоотношений. Именно исключение из Преамбулы Конституции перечня религий, из которых все традиционны, но некоторые традиционнее, создаст равные условия существования для всех религиозных организаций, равно как и пересмотр некоторых пунктов 282 статьи УК, по которой теперь к экстремистам относят и Свидетелей Иеговы, и саентологов.
Перемещение всех конфессий в прокрустово ложе права само по себе создаст конфликт, поскольку встанет вопрос о законности исключительного права РПЦ МП на реституцию, в которой было отказано другим религиозным организациям и остальным социальным группам – например, потомкам раскулаченных крестьян, лишенных имущественных и гражданских прав дворян, купцов, ремесленников и фабрикантов.
Специалисты по церковно-государственным отношениям, например, дьякон А. Мусин, еще 15 лет назад обращал внимание на факт отсутствия юридического преемства нынешней РПЦ МП с дореволюционной Российской Греко-кафолической Церковью. В контексте вопроса о статусе памятников культуры, имеющих религиозное происхождение, А. Мусин, в частности, писал, что преемниками Синодальной церкви могут считать себя и другие православные организации, а также «неверующая» часть общества, поскольку эти люди тоже являются законными наследниками своих православных предков и обладают «…правами на использование и восприятие памятников культуры в соответствии со своими светскими убеждениями». Таким образом, сам собой мог бы быть снят вопрос о возвращении религиозным организациям предметов культа, «переросших» свое литургическое значение и превратившихся в произведения искусства».
Как видим, взаимосвязь юридического преемства религиозных организаций именно с их правом на реституцию дореволюционного имущества важна, поскольку последние события, связанные с необоснованным захватом многих памятников истории и культуры иерархами РПЦ, на первый план выдвигают категорию уважения к человеку, которая, как выясняется, мало свойственна претендентам на евангельскую истину. (И в данном контексте примечательным оказывается факт: как это ни странно, но в последнее время проповедниками идеи проявления самого обычного и рутинного уважения к человеку становятся актеры – представители того профессионального сообщества, членов которого в дореволюционное время хоронили за пределами церковной ограды. – Можно вспомнить простые и емкие видеоролики с участием Чулпан Хаматовой или Андрея Смолякова, которые стали проповедью того золотого правила нравственности, которая, собственно, и должна предшествовать любой другой проповеди…)
https://www.facebook.com/religio.ru
Вильям Шмидт