Протоиерей Павел Хондзинский. Фото: Православный Свято-Тихоновский университет/Александр Филиппов
В июле 2017 года исполняется десять лет с момента публикации «Письма десяти академиков», обращенного Президенту Российской федерации. Авторы письма выражали обеспокоенность нарастающими темпами клерикализации и попытками внедрить Закон божий (под видом ОПК) в школах, а теологию в систему высшего образования. Еще десять лет назад академикам ситуация с клерикализацией казалась обратимой. Прошло время. Против преподавания религиозного вероучения в школах с 1 по 11-й класс раздаются лишь робкие и вялые протесты. Теология оказалась не только внесенной в перечень ВАК, но по этой дисциплине уже защищена первая диссертация. Министр образования и науки Ольга Васильева вручила первым выпускникам Общецерковной аспирантуры и докторантуры им. Кирилла и Мефодия дипломы по теологии (иначе говоря, «божествованных наук»).
Легализация теологии в светских вузах при очевидной скудости богословской мысли церковных иерархов с их семинарскими званиями «кандидатов богословия» чем-то схожа с историей двадцатипятилетней давности, когда после развала Советского Союза все кафедры марксистско-ленинской философии оказались переименованными в кафедры культурологии. Беспредметная и довольно сомнительная по своим методологическим основаниям отрасль знания, которой усиленно приписывают родство с западными Cultural Studies, в тот момент стала прибежищем для оставшихся не у дел проповедников светлого будущего. За четверть века никаких серьезных прорывов культурология не совершила. Даже докторов культурологии можно пересчитать по пальцам. Натиск теологии в этом смысле просто обозначает очередной изгиб линии партии. Как следует ожидать, кафедры теологии скоро заменят собой кафедры культурологии, благо что в свое время кафедры марксистско-ленинской философии были во всех вузах: гуманитарных и технических.
На этом фоне предложение академика Российской академии образования Л.А. Вербицкой ввести в школах изучение церковнославянского языка выглядит сюжетным продолжением церковного головокружения от успехов. Смущает лишь стилистическое несоответствие данной инициативы общему курсу клерикализации. Если настаивать на необходимости преподавания церковнославянского языка только потому, что часть его лексики перекочевала в современный русский язык, тогда придется отказаться от слов «министр», «докторантура», «аттестационная комиссия» (ВАК), наконец, «диплом». От слова «теология» тоже лучше избавиться и заменить его на «богомудрие». Проблема останется еще с «академией». Аналогов в церковнославянском языке этому достижению цивилизации точно не найдется.
Церковнославянский язык, как известно, привязан к корпусу текстов (по-благонадежному, «полчищу письмен»). В случае введения этого языка в школах детям, по всей вероятности, придется не только читать тексты, но и проводить много времени там, где церковнославянский звучит вживую. Если учесть, что церковнославянский плохо знают сами священнослужители, отучившиеся пять лет в семинарии (снова нерусское слово), и совсем не знают прихожане храмов с десяти-, пятнадцатилетним религиозным стажем, то количество часов на теорию и практику по церковнославянскому должно достигнуть астрономических размеров.
Вполне закономерный вопрос: откуда за короткий срок взять столько учителей церковнославянского, — может решиться за счет привлечения к работе в школе священнослужителей. От преподавания ОПК, а затем счета и письма, они, по всей вероятности, тоже не откажутся.
Если посмотреть на враждебные страны, окружающие Святую Русь, там мертвый язык (латынь) во многих школах изучается со второго класса. В престижные университеты европейский школьник не сможет поступить без латыни в своем аттестате. Но эти же престижные университеты, по давней традиции, и дипломы выдают на латыни. Тогда все верно: на церковнославянском можно в таком случае получить почетную грамоту об окончании церковно-приходской школы, а затем податься на факультет – в высшую школу божествованных наук.