Отец Вячеслав давно просил господа даровать ему пусть маленький, пусть слабенький, но хоть какой-то дар благодати. Он упал духом и просил любой, ему было абсолютно все равно какой. Ради получения дара он вымыл все иконы алтаря, особенно старался, вымывая икону царя славы, сандалии у господа выглядели такими засаленными, затертыми.
Художник не виноват, они как раз приходились на уровень плечей, и невольно пачкались во время входов, то бестолковый пономарь, свертывая для чистки ковры, таскал их по алтарю так небрежно, что однажды залил ноги царя славы лампадным маслом из семисвечника. Сандалии после мытья остались такими же потертыми, выглядели убого, несмотря на рубины и изумруды, которые художник натыкал на ремешки сандалий. Когда-то сандалии гармонировали с королевской короной, с расшитым золотом и каменьями кафтаном, теперь, по прошествии стольких лет, все иконы, не спрятанные под стекло, выглядели тускло и паршиво.
Вот их то и вымыл отец Вячеслав. Срачица на престоле выглядела не лучше потертых стен, причем все как одна на смену в разные праздники были изношены. Он подрезал на ней торчащие серебряные и золотистые нитки, пытался замыть пылевые и масляные пятна, но получилось только хуже. Вытертые до ниток ковры, прожжённые в нескольких местах выпавшими из кадила угольями, облезлый налой, потрепанные облачения свидетельствовали о бедности, неряшестве, неопрятности. Алтарь производил удручающее впечатление на прихожан. Опытному глазу становилось понятно, какими суммами необходимо поднять красоту на должный уровень, потому и не жертвовали. Дорого. Худощавый отец Вячеслав только дополнял удручающую картину безысходности.
Приход не отличался многолюдием богомольцев, так ниже среднего достаток, служили обычно в таких приходах далекие от милости архиерея иереи, обычные служаки, без амбиций и гонора. Отец Вячеслав уповал на милость божью, на скромный дар, а уж неожиданной прибыли он даст ход. Огромной мечтой скромного сельского священника был крестный ход, не пасхальный, но общесельский, скажем на дождь или на вёдро. Яркое золотистое облачение, новая камилавка, меч, украшенный византийским крестом, звонкое кадило, заправленное пахучим иерусалимским ладаном, солнечный весенний или осенний день, и все жители села с подлецом председателем, жадным предпринимателем, плямянником председателя, заведущей акушерским пунктом, заведущей почтовым отделением и директором неполной занятости средней школы. Он весь сияет в солнечном свете новым облачением, вот он поднимает крапило и люди смиренно опускают головы, капли святой воды блестя серебром на солнце таинственной свежестью осчастливливают молящихся, хор поет «спаси господи» и люди в томлении от прилива умиления страстно целуют руку батюшке.
А на самом деле крестный ход по селу выглядит настолько отвратительно, что мучительно даже вспоминать предыдущий. Нет, дождь таки пошел через пару дней, а до дождя пыль, ямы, идти приходится по обочине, по рытвинам, по колючкам. По дороге, не сбавляя скорости несутся на овощеферму грузовые автомобили племянника председателя, обдавая густой пылью и едким газом батюшку в жалком облачении и пару старух, поющих беспрестанно «господи помилуй», да человек пять стариков прихожан, вечно недовольных погодой и непременно требующих крестного хода.
Впрочем, эти старики недовольны не только несвоевременным дождем или его чрезмерностью, они недовольны укороченными молебнами и погребениями, длинными исповедями, старухи напротив, настаивают на доскональной исповеди, и потому богослужение затягивается далеко за полдень, старики ропщут, но не на своих старух, на батюшку.
Достаток прихода более чем скромный, после бухгалтерского отчета и взноса на архиерейское представительство благочинному остается так мало, что невольно поддаешься панике. Перспектив никаких, будущее прописано и предсказуемо на все годы вперед, жалость к себе убийственна, смирение так высоко, как только может подняться человеческий дух, однако гнилой червь шевелится, когда видит он на иподьяконе дорогие туфли и личный автомобиль, какого нет даже у племянника председателя. Или когда благословенный дар получает протоиерей кафедрального собора, а то и сразу несколько: он лечит от пиянства, от всех болезней, изгоняет бесов, возвращает блудных мужей в семьи, отправляет молебны министерству обороны о непотопляемости кораблей, о удачном дежурстве подводных лодок, о передислокации эскадрилий, министерству экономики молебен о профиците и банкам о высокой марже, министерству торговли низких ставок на биржах и какие-то молебны лично министру торговли с каким-то сальдо.
В захудалых приходах бог своим священникам никаких даров не посылает, обидно и прискорбно. Однако отец Вячеслав, как многострадальный Иов, как и многие отчаявшиеся, не ведал промысла о судьбах человеческих. А Бог искусно печется о своих чадах, когда они ни сном, ни рылом, так и отец Вячеслав не предполагал, что через год ему сам кафедральный протоиерей позавидует, жизнь возьмет так круто и все расставится так неожиданно что племянник председателя будет искать дружбы с отцом Вячеславом и не найдет ее.
А пока матушка, единственная опора священника смиренно и тайно делала аборты и явно исповедовалась своему мужу в грехах, покупала исповедальную двухрублевую свечу (да простит ее грешную господь, что не выносила сор из избы, на поругание соборных насмешников и клеветников, как говорится все осталось в доме), батюшка плакал и прощал, и благодарил господа за смиренную рабу, терпящую иногда и голод, привычную бедность и бытовую неустроенность.
Так, желая облегчить небесную участь своей богоданной супруге, батюшка решил пойти на крайние меры, и вызвать к жизни убиенных младенцев в утробе своей жены. Ему пришлось пожертвовать скудным своим жалованием на оформление таинства крещения. Матушка усугубила свою духовную жизнь четырьмя абортами, батюшка прекрасно понимал недостижимость ею небесных чертогов, лишь кромешный ад, огненная гиена, да невыносимые мучения ждали ее после смерти. Иерей спасал супружницу недоступными средствами, такую процедуру не прописали святые отцы, будет ли она угодна богу, как квалифицировать сие, - как таинство или как обряд от безысходности. Ребенка невозможно не то что погрузить, но и облить невозможно, а вот заочное крещение предусмотрено, а по завещанию крестных родителей и мертвых. А вот про возраст ничего не сказано, потому решил священник, - «двухнедельные такие же люди, как и сорокалетние». Крестить позволяется в исключительных случаях пылью, гречневой крупой, а ежели в руку взять ничего, то сойдет и воздухом, а то и вовсе мыслью. Главное соблюсти формулу.
Так, первого назвали просто Иваном, окрестили, на следующий день отец оформил погребение, квитанцию выписал, а казначея не предупредил, возник конфуз, до панихиды он отслужил погребение новопреставленного младенца Иоанна, чем вызвал недоумение со стороны церковного совета, - ни младенца, ни его родителей. Поскольку погребение прошло по кассе, совет решил вопросов не задавать. Старостой церкви почти двадцать пять лет состояла мама председателя и замучила ни одного священника по бодрости лет. К служению отца Вячеслава она представляла собой больную разбитую старуху со скверным властным характером.
Исповедуя завуча по учебной части местной школы, отец Вячеслав предложил ей спасти ее от неминуемой гибели, а заодно и ребеночка. Так началось возрождение храма всех святых села Косые Пряхи (почему так называется село, никто не знал, председатель ходатайствовал о переименовании села, однако необходимых средств в бюджете не предусмотрели), возможно когда-то называли живущих там «косые ряхи» и «П» добавили для маскировки, но это так, предположение автора.
Завуч сама оформила крещение, купила крыжму, крестик и свечи, ребеночка назвали Владленом, в святом крещении Владимиром, погребение пришлось отложить до следующей зарплаты.
Весть о погребении и крещении утробных младенцев разлетелась настолько быстро, что к ней оказались не готовы все. В том числе и батюшка. В Косые Пряхи добавили дополнительно два суточных рейса, а через два месяца непрерывных жалоб пустили еще один автобус. Ехали за три девять земель с дальнего далека получить надежный пропуск в царство небесное самые разные по достатку богомольцы. В Косых Пряхах сельчане приводили свое жилье в достойный вид, украшали дворики, мыли снаружи дома и внутри, приезжие оставались ночевать.
Столярная мастерская местного Безенчука вывозила гробы в город. Некоторые, те что побогаче, покупали гроб, клали в него венчик с молитвой, покрывало, пеленки, распашонки, один даже упокоил трехколесный велосипед, а всякие дудочки, плюшевые пантеры, и паровозики стали просто обычной похоронной принадлежностью. Гроб следовал до кладбища, где батюшка печатал могилу, а гроб сбывал Сергею Александровичу, плотнику без двух пальцев на левой руке. Он то и был местным Безенчуком. В Косые Пряхи ехали представители торговли, рынок возбуждал, такого изобилия местные не видели никогда, черную икру продавали на развес, семга и горбуша от свежей до копченой вызывала слюноотделение, и представьте, - брали, брали те которые и в глаза ее свежей не видывали, квартиросьемщики платили щедро, деньги у сельчан не переводились. Маленький сельский магазин не вмещал пеленок, распашонок, паровозиков, плюшевых тигрят, леопардов, кукол «барби» и другой всячины.
Батюшка невольно ужасался первое время суммарной цифре убиенных российский младенцев, она превышала живущих в несколько раз, если конечно задаться целью перемножить живущих женщин на среднее арифметическое с допустимой долей вероятности, количество абортов ради спокойствия в стране и здоровья впечатлительных лучше держать в тайне.
Очень богатые везли детские коляски своим убиенным деткам и раз в неделю к батюшке приезжали из города на бусе, грузили коляски, платили за дизайн, моду, навороты, цвет, тюнинг. Денег оставалось прилично. Через полгода матушка с батюшкой темной ночью, занавесив окна пересчитали нажитое. У обоих сердце стучало так сильно, что оба слышали стук. Денег оказалось много. Много даже не для таких бедных как они. Староста сама привезла новое облачение, и не одно. Храм нанял реставраторов, строителей, художников. Батюшка попросил первым обновить царя славы и убрать голые ноги бога в сафьяновые сапожки, чтоб под ризы царственные подходили. Бога Саваофа под куполом тоже прилично одели, облущился совсем. И сбылась мечта отца Вячеслава, - в золой фелони, в малиновой камилавке, с душистым ладаном в кадильнице, он в окружении пару сотен прихожан с одолженными в соборе хоругвиями (благочинный устроил не дорого), блестя ими на солнце по асфальту, по самой дороге ( транспорт остановлен ГАИ города), настоящим хором в окружении соборного здоровяка протодьякона и двух не старых мужиков в новых стихарях на глазах председателя и его племянника, выглядывающего из паршивого паркетника Хюндай.
Настоятель кафедрального собора митрофорный протоиерей Федор, удостоенный ношения второго наперстного креста слыша о невероятных успехах иерея Вячеслава перетирал так громко зубами, будто его в самой преисподней просили повторять громче. Докладывал благочинный буднично, не акцентируя детали происходящего на приходе отца Вячеслава, некоторые подробности утаивая ради собственного благополучия. Благочинный тертый калач еще с застойных времен, обыгрывал такие лихие инстанции как КГБ и уполномоченных совета по делам религий области, свою братию знал подноготно.
Однако слава обогащения, внезапно напавшая на отца Вячеслава, доносилась не только благочинным, недоброжелателей хватало, более всего старались соседствующие батюшки, доход которых заметно поубавился. Прихожане не столько сбегались поглазеть на отца Вячеслава сколько на новую непривычную публику. Вальяжные Лексусы, Ренж Роверы, раскошные Мерседесы, редкие для этих мест Ягуары привозили непривычную богато одетую публику, женщины в шикарных пальто и полушубках, даже в жаркие погоды, холеные мужчины в дорогих костюмах с ухоженными руками дико бросались в глаза неискушенным селянам. Хотя их присутствие ой как ощущалось, некоторые покупали икру, по пятьдесят грамм, не больше, так раз в жизни, но представление имели, торгаши завезли Хенеси, и его тоже пробовали благодаря появлению богатеев. Отец Федор пребывал в затруднительном положении, все говорило о том, как было бы выгодно перевести отца Вячеслава в собор и здесь делить с ним бизнес. Однако тот без роду и племени, просто никто, рядовой поп, и место ему именно в Косых Пряхах, но без него дело не пойдет, если размножить этот вид деятельности на многие приходы пропадет изюминка и дело заглохнет как и не было. Подключать правящего архиерея тоже не безопасно, а вдруг архиерей приблизит его к себе, тогда он займет в соборе его место, и последнее будет горше первого. Наградить митрой не проблема, проблема быть всегда нужным архиерею. Отец Вячеслав собрался с духом и написал прошение на имя епископа о покупке автомобиля, денег хватило бы на подержанный Лексус, однако благочинный советовал не торопиться и поездить на Тойете Камри. Автомобиль повышенного комфорта, но среди батюшек не котируется, духовенство области предпочитает европром, Вольво, мерседес, вольксваген. Лексус исключение. Японские, корейские не в почете, они остались воспоминанием в девяностых. Тем временем отец Вячеслав набирал нешуточные обороты, о наплыве прихожан докладывали мэру, губернатору, архиерею. Архиерей сам задумался, под каким бы видом лицезреть столь прыткого священнослужителя, поручив епархиальному секретарю представить докладную по всесвятскому приходу. Рядовое духовенство любой визит к архиерею воспринимало как потерю приходского суверенитета, или того хуже быть под его колпаком. Архиерей это та инстанция, которая одним всегда пряники, другим только кнут. Пряники молодым, смазливым, рослым, мягким, сговорчивым, податливым, кнут старым, некрасивым, волосатым, фанатичным каноникам.
Всегда оказывается непостижимым образом архиерею известны самые тайные дела и помыслы подчиненного духовенства. И не просто набор житейских нужд распределяется на всех, так что попадаешь пальцем в небо, нет, ему ведомо именно конкретно известное о имеющем суждение, он зрит в корень нужной ему проблемы, на которые епископы интриганы способны во все времена и во всех конфессиях.
Проблемы епископы создают искусственно, так под контроль сгребают разношерстное духовенство, так его пасут, стригут, иногда назначенного отправляют на убой ради целостности стада, как ни прискорбно это слышать, стадо довольно послушное на протяжении тысячи лет.
Неприятная худоба отца Вячеслава заметно спряталась за приятной умеренностью, глаза оживились, эх денежки любого оживляют, не хуже церковного мира (елей), отец запах довольством, благополучием, уверенностью. Каштановые волосы заблестели особым блеском, не шампуня, а лоском благоденствия, улыбка казалась щедрой и доступной, потому приветливой, благожелательной. Бородка приятно курчавилась.
Между тем наплыв людей несколько ошеломил, первые месяцы он старался, искренне сочувствовал исповеди каждой матери убившей своих детей, отпускал грехи с чувством непосредственной помощи, заботы, но вскоре массовость одолела, он не успевал выслушивать потаенные скорби матерей, сокращал исповеди и службы ради них же чтоб успеть к каждой. Матушка предложила отличную схему в которой доступно прослеживается каждая мамаша, такой график где мать с первым абортом, вот она же со вторым с третьим, здесь она хоронила, а здесь только окрестила. Отец Вячеслав предложил более кардинальный подход, - крестить и хоронить только одного в год. Так матери не будут оптом хоронить всех абортированных, но появится строгий порядок, во вторых он обеспечит себя на долгие годы достатком, в третьих, не будет ажиотажа, и наконец, вновь обретшие необходимость спасения будут изолированы от уже спасающихся. Находятся мамаши скандалистки и сплентицы, им что-то не нравится, не подходит, это и плохие условия проживания, и очередь таинства, и захолустье, и вынужденное равенство богатых и бедных перед священником и таинством. Особенно богатые предлагали отслужить дома и раза два он соглашался и ездил в город и оба раза пришлось выложить благочинному утроенную сумму оплаты, чтобы священник обслуживающий данный приход, не дал рапорт епархиальному архиерею о посягательстве на чужую территорию.
Епархиальный секретарь вызвал отца Вячеслава на прием к его высокопреосвященству для уведомления о получения очередной награды.
Священник епископу понравился, не старый, не плюгавый, не низкорослый, не плешивый, - «а ум мы проверим», - размышлял епископ.
Отец Вячеслав епископа побаивался как и всякий бедный поп, что хорошего мог он ждать от начальства, оно вечно недовольно бедными попами.
- Как вам служится в Косых Пряхах, правда чудесное село, столько воздуха, рассветы, закаты, не всем такое счастье выпадает, вот наше городское духовенство ропщет на загазованность, на тесноту, на перегруженный транспорт, на высокую занятость.
Кабинет епископа устроен особенным образом. Огромный высокий стол стоял на подиуме, на сцене, на солеи как угодно, на возвышении трех ступенек, кресло стояло на четвертой ступени, когда сходишь со стула то сначала на платформу, а затем на уровень стола, потом по ступенькам с солеи. Таким образом архиерей возвышался над столом, метров в пяти от стола стоял низкий стульчик, на нем сидел батюшка Вячеслав, епископ смотрел сверху вниз, священник снизу в верх.
- Последнее время меня все спрашивает губернатор, что происходит в Косых Пряхах, не потрудитесь рассказать, что там такого и почему меня беспокоят разные губернаторы из-за нерадивых священников.
Епископ нахмурил брови.
- Напротив у нас в селе все хорошо, - священник слышал как дрожит и фальшивит его голос, - у нас все в порядке, исправно служу литургию, вечерню и утреню, никто не жалуется.
- А отчего толпы такие, что автобус дополнительный дали.
- Этого я не знаю, я служу как все.
- Как же как все. А молодые мамаши, они что там делают?
- Исповедаются.
- В чем и почему из города едут к тебе исповедаться, ты что их духовник?
- Никак нет. Они в грехах своих каются, в абортах.
- А ты что схимник, что взял на себя такую ответственность?
- Нет, я сам не знаю чего они именно ко мне едут...
- Обьявишь на богослужении что нет тебе благословения, что службы эти очень ответственные, что тяжело тебе, тебе тяжело?
- Тяжело ...
- Ну вот, скажешь тебе тяжело, грехи их неподьемные и ты не справляешься, скажешь архиерей благословил отца Федора соборного протоиерея и крестить и отпевать младенцев, понял? А то что удумал спасать младенцев, да их даже я не спасаю боюсь бога, боюсь святых угодников, матери божьей боюсь, а он не боится. Духовнику своему скажешь наложить тебе епитимью, да построже, я потом у него узнаю, людей больше не принимать, деньги которые собрал, пожертвуешь на строительство подворья, да смотри у меня не укради, я знаю сколько есть. Ну с богом, Христос тебе судья.
Архиерей благословил и опустил руку с кресла. Чтобы приложиться к руке епископа, пришлось отцу стать на колени на вторую ступеньку. Иначе никак.
Так устроено единоначалие и послушание.
- Дурак, наивный, проставатый, простота хуже воровства, глупый, бесхитростный, с такими беда, - решил судьбу отца Вячеслава архиерей, - Косые Пряхи его родное место.
- Учи вас дураков, - возмущался благочинный, - я тебе что говорил, говори смело, что молюсь искренне, богородицу вижу во сне через день , святого исцелителя Пантелеимона, можно было добавить что и его видел архиерея, во сне, что он благословил тебя, а божья матерь взяла за руку и тебя и его и повела на облака. Эх ты дурень, что теперь делать. Ладно ты пока ничего не объявляй на службе, потом скажешь я посоветовал, а я скажу что родственница губернатора на службе была, и никак нельзя было объявлять, она такая взволнованная была и бледная.
Деньги благочинный архиерею привез, отец Вячеслав отдал все до копейки, посоветовался с матушкой и решили отдать от греха подальше, тем более епископ откуда то знал всю сумму, благочинный привез половину и всю дорогу мысленно делил вторую половину, о чем скорбел безнадежно. Ничего епископ не знал, можно любую сумму списать на расходы по организации богослужения, тем более что люди там не простые, они никогда не скажут где и сколько дадено.
Благочинный значительно укрепился в Косых Пряхах о чем никогда и не мечтал. Человек работает и платит за то, что работает, да еще как платит, не это ли верх возможного?
Благочинный решил отстоять приход любой ценой, несмотря на замечания архиерею губернатора о жалобах местных инвесторов о плохих дорогах в Косых Пряхах, о плохом обеспечении акушерского пункта и аптеки, свои молчали, чужие нет. Пресса стала часто наведываться, телевидение, отец Вячеслав становился звездой. Его узнавали. Машину благочинный ему купил, правда не Тойоту, а Мазду3, маленькую и славную, матушка ее сразу полюбила. Деньги решили все сполна отдавать архиерею, что повлекло большие последствия. Отца Вячеслава таки перевели в город, прихожане поехали за ним, график остался, доходы увеличились вдвое, связь с благочинным оборвалась. Отец Федор получил почетное повышение ректором в местную семинарию. И только Косые Пряхи отчаялись в своем возрождении.
Губернатор успокоился.
Епископ осознал до конца человеческую глупость и решил держать ее под контролем.
Аборты, как и глупость, вечны, с этим надо смириться.
С.Подолян. 2016