В данной статье не исследуются проблемы метода, соотношение эмпирического и теоретического уровней познания, соотношение интуиции и рационального знания и т.д.
Абсолютная и относительная истины
Их отношение было раскрыто Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм»:
«Признавать объективную, - пишет он, - т. е. не зависящую от человека и от человечества истину, значит… признавать абсолютную истину… «Мы приходим к вопросу, – пишет Энгельс, -… могут ли продукты человеческого познания вообще и если да, то какие, иметь суверенное значение и безусловное право на истину… Суверенность мышления осуществляется в ряде людей, мыслящих чрезвычайно несуверенно; познание, имеющее безусловное право на истину, – в ряде относительных (релятивных) заблуждений; ни то ни другое» (ни абсолютно истинное познание, ни суверенное мышление) «не может быть осуществлено полностью иначе как при бесконечной продолжительности жизни человечества.
Мы имеем здесь снова то противоречие, с которым уже встречались выше, противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих только ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в таком ряде последовательных человеческих поколений, который, для нас, по крайней мере, на практике бесконечен. В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как несуверенно, и его способность познавания столь же неограниченна, как ограниченна. Суверенно и неограниченно по своей природе» (или устройству, Anlage), «призванию, возможности, исторической конечной цели; несуверенно и ограниченно по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности… Точно так же обстоит дело с вечными истинами»...
Для Богданова (как и для всех махистов) признание относительности наших знаний исключает самомалейшее допущение абсолютной истины.
Для Энгельса из относительных истин складывается абсолютная истина… «Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области…
Как только мы станем применять противоположность истины и заблуждения вне границ вышеуказанной узкой области, так эта противоположность сделается относительной (релятивной) и, следовательно, негодной для точного научного способа выражений. А если мы попытаемся применять эту противоположность вне пределов указанной области, как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско: оба полюса противоположности превратятся каждый в свою противоположность, т. е. истина станет заблуждением, заблуждение – истиной»... мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину, которая складывается из суммы относительных истин.
Каждая ступень в развитии науки прибавляет новые зерна в эту сумму абсолютной истины… С точки зрения… марксизма, исторически условны пределы приближения наших знаний к объективной, абсолютной истине, но безусловно существование этой истины, безусловно то́, что мы приближаемся к ней… исторически условна всякая идеология, но безусловно то, что всякой научной идеологии (в отличие от религиозной) соответствует объективная истина, абсолютная природа.
Вы скажете: это различение относительной и абсолютной истины неопределенно. Я отвечу: оно настолько «неопределенно», чтобы помешать превращению науки в догму, в нечто мертвое, застывшее, закостенелое, но оно настолько «определенно», чтобы отмежеваться… от фидеизма и от агностицизма, от идеализма и от софистики Юма и Канта… положить релятивизм в основу теории познания, значит осудить себя либо на абсолютный скептицизм, агностицизм и софистику, либо на субъективизм.
Релятивизм, как основа теории познания, есть… отрицание какой бы то ни было объективной, независимо от человечества существующей, мерки или модели... Диалектика… включает в себя момент релятивизма… но не сводится к релятивизму. Марксизм включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине» (ПСС, 5 изд. Т.18. С. 146)
Для Ленина истина – не суждение, а противоречивый процесс, в котором содержание знания не зависит от субъекта. Познание же есть восхождение относительных истин к абсолютной. Абсолютная истина не существует, но в то же время существует через относительные истины.
Беда в том, что и Энгельс, и Ленин понимали приближение к объективной истине как линейный процесс, по зернышку. Однако, например, система Птолемея как очередной шаг в геометрических построениях не являлась никаким приближением к истине. С другой стороны, каждое новое открытие отвергает прежний уровень, переход от классической механики к теории относительности осуществляется не постепенно, а «скачком».
Беда и в том, что Ленин отождествляет объективную и абсолютную истины. Тогда как к абсолютной истине мы приближаемся в процессе познания, а вот объективную истину мы на каждом шаге получаем. Причем получаем именно «целиком» (съедаем пудинг), тогда как от абсолютной истины мы получаем лишь ее оттиск.
Критика буржуазных теорий познания
Настоящее не называемо, - писал Андрей Вознесенский. Поэт имел в виду, что сущность человеческого «я» уникальна, она не может быть выражена вербально.
Аристотель же в виду уникальности любой субстанции утверждал, что непознаваемо любое единичное. Диалектики общего и единичного Аристотель не предполагал.
Настоящее непознаваемо, - считал Кант. Вещи вокруг нас, считал Кант, известны нам по тому действию, которое они на нас производят. Но сами вещи – непостижимы.
«…если уничтожить наши субъективные свойства, то окажется, что представляемый объект с качествами, приписываемыми ему в чувственном наглядном представлении, нигде не встречается, да и не может быть нигде найден, так как именно наши субъективные свойства определяют форму его как явления», - писал Кант в «Критике чистого разума» (Ч. 2, Гл. 2.).
Но возможность познавать – факт. Кант объясняет его с помощью трансцедентальной апперцепции, сверхличной формой сознания, сверхчувственным постижением, озарением, медитацией и пр.
Диалектика была неведома Канту, он не мог представить, что явление – сущностно, а сущность – является. Именно это неведение диалектики дало жизнь субъективному идеализму, который воздвигал из человеческих чувств стенку между субъектом и внешним миром. Это же неведение стало и гносеологической причиной возникновения и позитивизма, и релятивизма. Здесь же и корни неопозтивизма Поппера, Фейерабенда и др., только релятивизм Фейерабенда сосредоточен не на индивидуумах, а на этносах. Фейерабенд не изобрел ничего нового, махист А. Богданов тоже понимал практику как коллективный опыт, т. е. ощущения многих лиц.
«Ведь объективность… это либо гипотеза, либо приближенное», не истина, утверждает Кьеркегор. Вопрос «что есть истина» он заменяет вопросом «что есть сумасшествие». Истину он понимает лишь как истину исключительно для него самого.
Здесь субъективный идеализм отличен от субъективного идеализма Беркли, Фикте или Юма. Юм не сомневался в существовании внешнего мира, просто не виде достаточных этому доказательств. «Есть ли действительность внешний мир? – задает вопрос Кьеркегор и отвечает – Действительность есть внутренний мир». В отличие от Фихте он не допускает даже мысли о переходе от субъективистской антропологии к онтологии, к бытию, от «я» к «не-я» или к другому «я».
Кьеркегор шел не от логики, но от чувства, он с ходу отвергал понимание человеческой сущности как сущности разумной. Кьеркегор не желал понимать, что мировоззрение человека, его личность формируются общественными отношениями, он не понимал, что особость человека появляется как новое системное качество, возникающее только в обществе. Кьеркегор определяет человека через уникальность, через страсть.
Разумеется, субъективный идеализм возник задолго до Канта, Беркли или Кьеркегора, еще в античной философии, так, релятивизм видим у Сократа, он выступает против детерминизма, исходным пунктом для него является субъект, прислушиваться, согласно Сократу, нужно не к природе, а к демону, к особому внутреннему голосу, наставляющему в важнейших вопросах.
«- Извольте, извольте! - Доктор Гаммерфилд отчаянно брызгал слюной.- Откуда вы это взяли? Где это сказано, будто бы епископ Беркли сам признавал, что его метафизика порочна? Какие у вас доказательства? Молодой человек, метафизика епископа Беркли живет в веках!
- Доказательство того, что Беркли не доверял своей метафизике, я усматриваю в следующем: Беркли, входя в комнату, всегда и неизменно пользовался дверью, а не лез напролом через стену. Беркли, дорожа своей жизнью и предпочитая действовать наверняка, налегал на хлеб и на масло, не говоря уже о ростбифе. Когда Беркли брился, он обращался к помощи бритвы, ибо на опыте убедился, что она начисто снимает щетину с его лица… А сами вы, доктор, тоже живете в сверхчувственном мире?» (Джек Лондон, «Железная пята»).
Но нет! Настоящее не наблюдаемо, - говорят квантовые мистики. Спин элементарных частиц не наблюдаем в принципе. Наблюдаемы лишь его проекции. Квантовые мистики отделяют проекции (явление) от сущности, более того, объявляют результаты эксперимента зависящими от конкретных чувствований конкретного наблюдателя-экспериментатора, ведь в каждом эксперименте может обнаружиться та или иная проекция. На самом деле проекция спина – это и есть спин, ведь всё в природе мы имеем исключительно в виде проекций.
«Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью, - вовсе не вопрос теории, а практический вопрос. В практике должен доказать человек истинность, т. е. действительность и мощь, посюсторонность своего мышления», - пишет Маркс во 2-м тезисе о Фейербахе.
Во 2-й главе книги «Материализм и эмпириокритицизм Ленин пишет: «Если мы можем доказать правильность нашего понимания данного явления природы тем; что мы сами его производим, вызываем его из его условий, заставляем его к тому же служить нашим целям, то кантовской неуловимой "вещи в себе" приходит конец».
Принцип верификации, сформулированный неопозитивистами Венского кружка, казалось бы, совпадает с марксистским пониманием практики как критерия истины. На самом деле это его подмена. Мориц Шлик, Витгенштейн, Карнап, лидеры Венского кружка, не предлагали поверять теорию практикой. Они определяли истинность того или иного предложения путем его разбиения на протокольные, т.е. такие, которые соответствуют наблюдаемой действительности, если такая редукция возможна, предложение объявляется истинным. Примитивно, да и неверно, поскольку общее «понятие не есть нечто непосредственное... — непосредственно только ощущение «красного» («это — красное»)» (Ленин. ПСС, Т. 29, С. 253). Более того, любое предложение внутренне противоречиво, яркий пример – парадокс лжеца.
«… С помощью метафизики вы можете доказать все, что вашей душе угодно. А доказав, вывести черным по белому, что все остальные метафизики ошибаются, после чего вам останется только почить на лаврах. В сфере мысли вы совершеннейшие анархисты. Вы рехнувшиеся изобретатели космогонических систем. Каждый из вас обитает в собственной вселенной, оборудованной по его собственному вкусу и разумению. Вы плохо представляете себе окружающий мир, вашим измышлениям нет места в реальном мире, разве что в качестве примера умственной аберрации… Вы мне напомнили средневековых схоластов, которые самым серьезным образом исследовали и обсуждали животрепещущий вопрос о том, сколько ангелов может уместиться на острие иглы. Вы ищете объяснения вселенной в собственном сознании. Вы, дражайшие сэры, так же далеки от интеллектуальной жизни двадцатого столетия, как индеец-шаман, десять тысяч лет назад творивший заклинания в глуши девственного леса… очковтиратели… » (Джек Лондон, «Железная пята»).
Но целью Венского кружка была отнюдь не истина, а борьба с марксизмом. Философские суждения не могут быть посредством логической цепочки рассуждений сведены к эмпирическим утверждениям, которые их могут подтвердить или опровергнуть, поэтому неопозитивисты объявили философию (в первую очередь, марксизм) не наукой. Якобы философия – не прогностична.
Как отмечал Ленин: «…за гносеологической схоластикой эмпириокритицизма нельзя не видеть борьбы партий в философии, борьбы, которая в последнем счёте выражает тенденции и идеологию враждебных классов современного общества. Новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад. Борющимися партиями по сути дела… являются материализм и идеализм» («Материализм и эмпириокритицизм», «Заключение»).
Крах потерпели все попытки буржуазных экономистов дать какие-либо прогнозы. Подборку их пророчеств нетрудно найти в интернете:
«Накануне и даже в ходе Великой депрессии Ирвин Фишер дал прогноз о мощном росте экономик ведущих стран. М. Блауг отметил: «Его огромное влияние среди профессиональных американских экономистов (не говоря о его личном состоянии) рухнуло в 1929 году: он не только не сумел предсказать крах на Уолл-стрите, но и после его наступления продолжал месяц за месяцем утверждать, что начало великого бума уже за углом» (100 великих экономистов до Кейнса, СПб, Экономическая школа, 2005, с 317).
В 1988-м лучшие экономисты Йеля и Гарварда с помощью эконометрических достижений Mainstream, в т.ч. отмеченных Нобелевскими премиями, попытались дать прогноз уже прошедших кризисов - чтобы оправдать, в частности, президента США Герберта Гувера, кторый не смог предугадать Великую депрессию. Все попытки оказались безуспешными. М. Скоузен констатировал, что эти попытки говорят «о принципиальной несостоятельности использования эконометрических моделей» (Кто предсказал крах 1929 года? Бум, крах и будущее. Анализ австрийской школы. М.: ООО «Социум», 2002, с. 175-177).
В 1994-м Нобелевские лауреаты, эконометрики М. Скоулз и Р. Мертон внедрили в хедж фонде «Long Term Capital Management» свою отмеченную премией модель Блэка-Скоулза. Её применение гарантировало фонду вероятность банкротства 1 раз в миллиард лет, однако уже в 1998-м фонд обрушился.
В 1977 году Нобелевский лауреата В. Леонтьев дал прогноз, сделанный по заданию ООН и вскоре признанный полной бессмыслицей (The Future of the World Economy. A United Nations Study by Wassily Leontiev et al. New York, Oxford University Press, 1977. Будущее мировой экономики. Доклад группы экспертов ООН во главе с В.Леонтьевым. Москва, «Международные отношения», 1979, 216 с.)
Нобелевский лауреат Д. Стиглиц с помощью модели Харрода-Домара, базирующейся на кейнсианстве тоже попытался выступить в роли Кассандры и тоже потерпел неудачу (Глобализация: тревожные тенденции, М.: Национально-общественный научный фонд, 2003).
Алан Гринспен в статье «Карта и территория» (М.: Альпина Паблишер, 2015) пишет: «Финансовый кризис 2008 года продемонстрировал в числе прочего, несостоятельность экономического прогнозирования… То, что кризис сентября 2008 г. оказался неожиданностью практически для всех, означало полный провал макромоделирования именно в тот момент, когда оно было так необходимо… Бессильной оказалась и модель, разработанная высокоуважаемым МВФ, которая ещё весной 2007 г. говорила о том, что «глобальные экономические риски снизились по сравнению… с сентябрём 2006 г. … Экономика США в целом развивается хорошо… и даёт позитивные сигналы» (IMF, World Economic Outlook, April 2007).
«JPMorgan, - продложает Гринспен, - пожалуй, финансовый институт №1 в Америке, 12.9.2008, за 3 дня до кризиса, заявил, что рост ВВП США ускорится в первой половине 2009 г.»»
В то же время именно марксисты дали ряд точных прогнозов в истории, начиная с революций и заканчивая их поражением. В частности, советскими марксистами были предсказаны 11 экономических кризисов в «социалистической» Польше, советскими марксистами 50-х был предсказан распад СССР, за что их и репрессировали. Оказывается, марксистский метод, не разлагаемый на протокольные суждения, вполне приложим и к экономике, и к истории.
И для прагматистов, Чарльза Пирса, Уильяма Джеймса, Джорджа Сантаяны, Джона Дьюи и др., якобы основа философии – практика. Однако практику они представляют утилитарно, под практикой они разумеют лишь то, что полезно, выгодно. Полезность объявляется единственным критерием истинности. Релятивизм здесь возникает немедленно, поскольку каждый человек преследует свою выгоду, то истин столько же, сколько людей. Поскольку прибыль – это общая цель, то получение прибыли – истинно. Религия – тоже истина, т.к. приносит человеку облегчение, как опиум. Ложная информация – тоже истинна. Если принесла пользу некоторым государствам.
«Едва ли не "последней модой" самоновейшей американской философии является "прагматизм" (от греческого pragma - дело, действие; философия действия). О прагматизме говорят философские журналы едва ли не более всего. Прагматизм высмеивает метафизику и материализма и идеализма, превозносит опыт и только опит, признает единственным критерием практику... и... преблагополучно выводит изо всего этого бога и целях практических, только для практики...» - отмечает Ленин («Материализм и эмприокритицизм», ПСС, изд. 5, Т. 18, С. 363).
Полезно ли представление о КПРФ как о носителе идей коммунизма? Для КПРФ и для власти, для которой система выборов является стабилизирующим фактором – безусловно. Но для широких масс это обман. Прагматисты игнорируют, затушевывают такого рода пикантные моменты.
Сведением марксизма к пользе, к удовольствиям, к гедонизму занимался и Дж. Бергман, который, не давая ни единой ссылки на тексты Маркса, сообщает: «… одна из главных задач коммунизма... [состоит в том, что] есть, пить и веселиться нужно прямо сейчас, потому что завтра они [трудящиеся] могут умереть (а чтобы им было на что есть, пить и веселиться, они должны красть у богатых и преуспевающих). Маркс подчеркивал, что. жизнь по большому смыслу не имеет никакого смысла, кроме получения удовольствия» (Дарвинизм как основа коммунизма).
Что здесь можно сказать? «… Проповедуйте, что вам положено, и получайте, что вам причитается. Но, только бога ради, оставьте в покое рабочих. Ваше место - в стане их врагов… Ваши головы набиты доктринами, полезными для поддержания существующего строя. Вы такие же наемники (преданные наемники, допустим), какими была в свое время швейцарская гвардия (наемная дворцовая стража Людовика XVI, французского Короля, казненного народом» (Джек Лондон, «Железная пята»).
Не протокольные суждения, но практическое действие есть критерий истины.
Однако далеко не всякая практика есть критерий истины. Если ваш термометр неисправен, ваша практика не отражает объективную реальность. Эксперименты с системной ошибкой не могут быть критерием истины, и эту ошибку далеко не всегда можно учесть.
XX и XXI век
Истина - это соответствие мышления независимому от разума миру.
Кант полагал, что мысль не может быть непосредственно сопоставлена со своим объектом («вещью-а-себе»), поэтому знание обладает собственной действительностью.
Это, разумеется, верно, т.к. абсолютная истина познается только через истины относительные, во-вторых, знание есть исключительно субъективная реальность, она имеет собственные законы, несмотря на тождество мышления и бытия.
Но субъективная реальность не может отменить или существенно изменить объективность реальную, иначе бы человеческая практика была бы сведена к нулю.
Позитивист Рассел придумал логический атомизм, согласно которому высказывания истинны, если они соответствуют «фактам»; однако «факты» являются познавательными конструкциями, зависимыми от чувственных восприятий и концептуальных интерпретаций, следовательно, сопоставляя высказывания с фактами, мы сопоставляем одни мысли с другими. То есть, вместо соотнесения мышления с природой Рассел соотносит мышление с мышлением.
Разумеется, острие буржуазной идеологии, направленное против науки – это релятивизм (махизм), субъективный идеализм и следующий за ними агностицизм. Например, такое извращение, как живой до сих пор научный конвенцинализм (т.е. субъективизм), а также такой маразм как плюрализм мнений (опять же субъективизм), «натурализованная эпистемология» У. Кауйна или «генетическая эпистемология» Ж. Пиаже. Наконец, скажем, в России, которая отстает от Европы, до сих пор сохранилась приверженность алогичным, нелепым принципам верификации и фальсификации.
По сей день в познании истины рассматривают когерентный подход, основанный на критериях логической согласованности, непротиворечивости знания: истинное знание должно опираться на истинные посылки ,структура такого знания должна не иметь внутренних противоречий. Однако логической и непротиворечивой может быть и надуманная концепция, не имеющая отношения к действительности, та же система Птолемея. Но суть в другом: истины сопоставляется с другими истинами, которые могут оказаться ложными – тогда как нужно сопоставлять истину с бытием.
Столь же примитивными и бессмысленными являются прагматический и семантический подход, будто бы учитывающий субъективную реальность – содержательную специфику знания, и прагматический подход.
Наконец. многие сумасшедшие считают истиной священное писание. Платон в «Горгии» утверждает, что вера является наиболее часто используемым носителем истины.
Однако новейшие науки и новейшие открытия не могут не внести новое и в понимание процесса познания.
Во-первых, меняется понимание истины – в связи с тем, что возникли вероятностный, затем квантовый и затем стохастический детерминизм. Истина становится неточной, многозначной и, помимо закономерного, приобретает случайный характер.
Во-вторых, меняется представление, что практика – критерий истины, один эксперимент противоречит другому. Например, в 1998 году было открыто увеличение постоянной Хаббла, за что присудили Нобелевскую премию, однако вскоре были получены данные, что постоянная Хаббла не меняется.
Вполне вероятно – это следует из того, что Вселенная – стохастическая система.
Если вы работаете с неисправной аппаратурой, ваша практика не есть критерий истины. Однако создатель прибора может обнаружить неисправность – не сопоставляя с данными других приборов.
Неверные данные – это мираж, кажимость. А кажимость, как подчеркивал Гегель, тоже сущностна.
В каком смысле? Разумеется. Существует теория ошибок. Но это не всё: в теорию ошибок не входят неисправности измерительной аппаратуры. Которые тоже сущностны. Например, когда глаз работает над приближением квадрата, он генерирует на сетчатке изображения не только приближений – трапеций и прямоугольников, но и «неисправные», сломанные изображения – треугольника, овала и т.п.
Таким образом, два противоположных эксперимента приобретают смысл закономерности.
Представить себе такую ситуацию может помочь парадокс лжеца, когда оно и то же высказывание оказывается и ложным, и истинным.
Были попытки снять это противоречие введением языков, допускающих формализацию построением иерархии семантических уровней: объектного языка, для которого указаны правила синтаксиса, и метаязыка с правилами обозначения для каждого элемента объектного языка. Однако эти попытки нельзя признать адекватными. Еще Сократ указывал, что не только выражение «я лгу» является противоречивым, но вообще любое высказывание.
То же противоречие обнаруживается при переходе к бесконечным множествам – в парадоксах Кантора, Рассела и др. То есть: истина противоречива потому, что отражает противоречие в природе. Точно так же, как противоречие есть источник развития в природе, противоречие в науке есть симптом ее скорого развития.
Апрель 2024
Б.Ихлов