Обезьяний процесс: как это было и как не было

Возникновение животных следовало представлять примерно так.

источник текста

Век назад в США гремел так называемый «Обезьяний процесс» (англ. monkey trial). Почему он важен не только как историко-юридический казус?

«Я думаю, этот процесс не будет забыт, потому что это первый суд такого рода с тех пор, как мы в Америке перестали судить людей за колдовство».
Кларенс Дарроу на обезьяньем процессе.

«Все беды, от которых страдает Америка, могут быть прослежены к обучению эволюции. Было бы лучше уничтожить все когда-либо написанные книги и сохранить только три первых стиха Книги Бытия».
Уильям Брайан.

• Как нефть, уголь и пар породили фундаментализм
• Рождение движения
• Уильям Брайан и крестовый поход против эволюции
• Фундаменталисты против университетов
• Спасите души школьников или на пути к Дейтону
• На страже свободы
• Дейтон хватается за возможность
• Суд идёт
• Чикагский агностик против льва фундаментализма
• Итоги и последствия
• Победа через 43 года
• Эволюция фундаментализма до наших дней
• Ссылки
• Приложение

«Не виновен», — так сто лет назад ответил судье в США школьный учитель Джон Скоупс. Его обвиняли в том, что на уроках биологии он рассказывал, что люди произошли от других животных путём эволюции. А закон в штате Теннесси, где происходило дело, запрещал такому учить, потому что эволюционное происхождение человека противоречило Библии.

Судебный процесс был громким. И не мог не быть. Ещё бы, по мнению одних, учителя судили за то, что не могло быть преступлением в принципе. По мнению других, учитель был бунтарём, который специально нарушил закон, чтобы бросить вызов христианству. Суд, вошедший в историю как «обезьяний процесс», наделал много шума и оказал влияние на политику и культуру Америки. Его отзвуки и влияние заметны до сих пор. И как полагается всякому яркому событию, его история была упрощена, искажена и мифологизирована.

Сто лет — подходящая дата, чтобы вспомнить «обезьяний процесс», попытаться понять, проследить последствия и просто насладиться иронией и драмой истории. И того и другого в событиях, связанных с обезьяньим процессом, предостаточно.

Как нефть, уголь и пар породили фундаментализм

Вопреки распространённому мнению идея эволюционного происхождения форм жизни не вызвала непримиримую оппозицию со стороны христианских церквей и течений. И чтобы проследить возникновение движения против эволюции, нам придётся углубиться в историю, послеживая сложные процессы развития протестантизма.

Американский протестантизм можно проследить до знаменитого плавания Мейфлауэра в Новый свет в 1620 году. Сесть на корабль и пересечь Атлантику переселенцев побуждала их религия. Разочарованные протестанты (пуритане) отплыли в Новый свет с тем, чтобы создать там чистую церковь. Они утратили надежды на то, что Англиканская церковь будет очищена (английское to pure) от остатков католицизма. С собой они везли понимание мира, в котором они были новыми израильтянами, бегущими из Египта в обетованную землю. В XVII—XIX веках христиане продолжали пребывать в Новый свет, принося с собой другие формы вероисповедания. Но если взглянуть на религиозный пейзаж США в XIX веке, легко заметить, что стране были представлены главным образом англо-шотландские течения протестантизма: пресвитериане, методисты, баптисты, епископальная церковь и прочие. Из-за культурного и языкового фона переселенцев американский протестантизм существовал в существенной изоляции от континентальных ветвей Реформации. Не имея нужды реагировать на исторические обстоятельства европейских стран, в отрыве от старых богословских школ и сосредотачиваясь на жизни небольших замкнутых общин, американские протестанты приспосабливали богословия к условиям своей страны.

В XVII—XVIII веках среди европейской интеллигенции получил широкое распространение деизм. Деисты не были единодушны во мнениях, однако, общие тенденции этого течения очевидны, как и то, что они направлены против католицизма и кальвинизма одновременно. Прежде всего, деисты полагали, что Бог создал мир. Само мироздание они видели как сложный механизм, который функционирует по установленным Богом законам.

По вопросу вмешательства Бога в дела мира среди деистов единства не было. Некоторые полагали, что Бог после акта творения не притрагивается к миру. Более того, действия Творца по отношению к столь несовершенному предмету были бы недостойными Абсолюта. Другие деисты допускали некоторое вмешательство Бога в ход дел на земле и/или предопределение развития мира, в том числе истории человечества. Однако в целом деисты минимизировали участие Бога в делах мира. Отсюда и их трактовка чуда. Наиболее радикальные всецело отрицали реальность чуда и чудес. Чудеса никогда не происходят и никогда не происходили. Однако были и те, которые допускали некоторые чудеса, как в прошлом, так и в настоящем. В частности они могли признавать воскресение Иисуса. Тем не менее, для деистов чудеса были чем-то исключительным, а не привычным. Наилучшим способом постижения религиозных истин деисты считали разум. Здесь они явно дистанцировались от религии откровения. Деисты не были едины и в вопросе посмертного существования. Некоторые сомневались в бессмертии души. Другие сближались с христианским учением о посмертном существовании и посмертном наказании душ, либо их блаженстве. Тем не менее, идея посмертного воздаяния не была для них центральной.

Разные историки называют разные причины появления и распространения деизма. Одни указывают на распространение картины мира, в которой мир осмысливался в концепциях причинно-следственных связей.

Вторые видят причину в желании протестантов дистанцироваться от кальвинизма. Отвержение католической церкви неизбежно поставило перед протестантами вопросы о том, во что теперь они верят. Кальвин был одним из первых, кто создал свой свод догматики. Отрицание чего-либо из перечня принятых идей кальвинисты сурово преследовали по закону, как только им удавалось получить достаточную власть. Для части протестантов это было слишком. Они вставали перед очевидным риторическим вопросом: какой смысл порывать с догматикой католической церкви и её преследованием еретиков, чтобы создать свою догматику и преследовать своих еретиков? Для них кальвинизм слишком напоминал католицизм и поэтому был неприемлемым. Поэтому деизм был попыткой создать максимально не догматичный протестантизм.

Третьи историки считают, что деизм возник как реакция на вражду католиков и протестантов, включая религиозные войны, особенно Тридцатилетнюю войну (1618—1648). Более ста лет от имени правильного понимания воли Бога и Христа люди истребляли друг друга. Протестанты объявляли папу римского врагом Бога и антихристом, а его последователей — проклятыми Христом. С другой стороны, католики объявляли протестантов еретиками, слугами Сатаны и врагами Бога. И те, и другие основывали свои провозглашения на авторитете откровения — в их единственно правильном его понимании, конечно. В этих обстоятельствах религия, основанная на откровении, воспринималась в штыки частью интеллигенции. Они видели, что откровение толкало людей к фанатизму и войне. Таким образом, деизм был призван исправить этот изъян религии.

Трудно сказать, какая из трёх точек зрения заслуживает большего внимания. Они не исключают друг друга, и можно отдать предпочтение любой из них в зависимости от вкуса. Тем не менее, деисты, устраняя чудо и откровение, порождали серьёзную проблему для протестантского богословия, которое сохраняло Библию. Решением этого противоречия активно занялись прежде всего немецкие богословы-рационалисты.

Находясь под влиянием деизма, они не могли принять реальность чудес, в то же время они не были склонны подвергать сомнению достоверность Библии. Таким образом, по их убеждению, Библия должна быть интерпретирована рационалистически. Первые рационалистические и исторические анализы Библии были предприняты ещё в XVI веке.

Иоганн Эйхгорн.

Но в протестантское богословие их ввёл Иоганн Эйхгорн (1752—1827). В свете вышесказанного идеи Эйхгорна легко понять. Он считал, что Библейские чудеса были естественными (то есть природными) событиями, которые были переосмыслены как чудеса суеверным сознанием. Кроме того, Эйхгорн исследовал библейские тексты в историческом ключе — их формирование, время и обстоятельства написания. Возможно, самый радикальный вывод Эйхгорна состоял в отрицании апостольского авторства евангелий.

Наиболее влиятельным богословом-рационалистом стал Генрих Паулус (1761—1851), отрицавший возможность чудес в принципе. Среди прочего он утверждал, что Иисус никогда не воскресал. Он потерял сознание на кресте, его сочли мёртвым и похоронили. Но Иисус пришёл в себя в холодной гробнице, выбрался наружу и явился своим ученикам. Так появилось заблуждение о его воскресении.

Со временем анализ Библии становился всё более и более сложным. В Северной Америке эта традиция фактически не была известна. Однако относительная изоляция американского протестантизма в XIX веке не могла сохраниться.

Генрих Паулус.

В XIX веке Соединённые штаты переживали рост населения и рост городов, который неизбежно породил изменение в религиозной сфере. Для организации религиозной жизни больших групп людей, живущих вместе, требовались новые организации. Отвечая на вызовы времени, церкви создавали новые городские семинарии, миссии, конференции по изучению христианства и церковные школы. Часть лидеров новых организаций не была связана со старыми богословскими школами в университетах и колледжах. Именно в этой среде в начале XX века родится фундаментализм, когда Атлантический океан больше не сможет поддерживать изоляцию американского протестантизма.

С появлением в середине XIX века пароходов, способных пересекать Атлантику, и увеличением их числа связи между континентами стали теснее. Всё больше людей приезжало в Северную Америку. Они везли с собой новые идеи и новые книги. Первые издания «Происхождения видов» Дарвина прибыли в Новый свет в конце 1859 года, но энтиэволюционное движение возникло в США только через 60 лет.

Почему потребовалось больше половины столетия, прежде чем американские протестанты увидели угрозу христианству в идеях о происхождении всех форм жизни от единого общего предка? Стандартное объяснение состоит в том, что в начале XX века появилась система всеобщего школьного образования, и эволюционные идеи начали преподавать всем детям. Религиозное население узнало, чему на уроках учат детей, и восстало. Это объяснение имеет разумное зерно в своей основе, но оно размером с горчичное.

Первым испытанием для образованной публики стало осознание древности Земли и существование в её прошлом радикально отличных фаун. Возникшие затруднения во многом разрешил Жорж Кювье (1769—1832) на стыке науки и богословия. Прослеживая вымирания в геологической летописи, Кювье заключил, что планета стара, в прошлом Бог населял её различными существами. Затем в результате катастроф твари гибли, и Бог создавал новые виды. Так повторялось несколько раз, вплоть до времён Кювье. Он также отверг возможность эволюции и настаивал на неизменности видов.

С другой стороны, богословское решение было найдено в толковании «дней сотворения» Библии как «дней—эпох», которые продолжались тысячи, миллионы или много миллионов лет. Эволюционную биологию в середине столетия ждал более прохладный приём. И всё же критические голоса были единичными. Так с критикой выступили такие последователи Кювье как Эдвард Хичкок (1793—1864), Джеймс Дана (1813—1895) и Луи Агассис (1807—1873).

Первый представляет особый интерес. Пастор, геолог и профессор богословия Хичкок много писал о том, как современная ему геология совместима с современным ему христианством. Тем не менее, в своей критике он ограничивался несколькими замечаниями в адрес Дарвина.

Чарльз Ходж.

Со стороны богословов с самой резкой критикой выступил глава Принстонской теологической семинарии пресвитерианец Чарльз Ходж (1797—1878). Во внутренне противоречивом эссе «Что такое дарвинизм?» (1874) Ходж рассматривал дарвинизм как философскую систему об устройстве мира и его природе. Сравнивая дарвинизм с современными философиями и философские взгляды последователей Дарвина, Ходж заключает, что дарвинизм фактически — атеизм. Однако Ходж определяет дарвинизм как такую теорию, которая принципиально исключает сверхъестественное вмешательство в мире. Это дало возможность современникам Ходжа отметить, что он проигнорировал тех сторонников эволюции, которые допускали божественное вмешательство в её процесс ещё до того, как Дарвин взялся за перо.

Так богослов и философ, президент колледжа (позднее Принстонский университет) Джеймс Маккош (1811—1894)) возражал Ходжу, указывая, что эволюция, по его мнению, была методом сотворения для Бога и, следовательно, совместима с христианством.

Джеймс Маккош.

Однако сама проблема была интересна узкому кругу образованных богословов. И причина их интереса лежит на поверхности. Джемс Маккош родился и получил образование в Шотландии. Для него британская интеллектуальная традиция была родной. Биография Чарльза Ходжа ещё интереснее для нас. Американец по рождению Ходж годами изучал богословие и заинтересовался трудами европейских эгзигетов. В 1820-ых он посетил Францию и Германию с целью близкого знакомства с европейским богословием. Отсюда интерес Ходжа к европейской интеллектуальной традиции, включая работы Дарвина и других эволюционистов. Однако наибольшее внимание Ходжа привлекали отнюдь не идеи биологов, а уже упомянутая библейская критика, с которой он познакомился в Германии и которую категорически отверг. Вместе с рядом соавторов в семинарии он в течение десятилетий опубликовал множество критических статей в адрес тех, кто пытался читать Библию исторически и рационалистически. И всё же для большинства его единоверцев в Америке это была критика не знакомых имён и идей, которые не разделяли друзья, знакомые и коллеги. Но рано или поздно библейская критика должна была стать более известной.

Чарльз Бриггс (1841—1913) тоже учился в Германии в 1860-ых и тоже познакомился с библейской критикой. Однако в отличие от Ходжа воспринял её с энтузиазмом. И даже популяризировал в Новом свете при участии сына Чарльзя Ходжа в 1880-ых. В 1891 году Бриггс получил приглашение занять должность профессора библейской теологии в Нью-Йоркской объединённой теологической семинарии. По случаю своего назначения он произнёс речь, которая весьма впечатлила его единоверцев. В ней он определил три «великих источника божественного авторитета» — Библия, церковь и разум. Они находятся в гармонии. Бриггс также говорил о барьерах на пути понимания Писания. К ним он отнёс веру в буквальное вдохновение текста, подлинность авторства, доктрину безошибочности, теории чудес и веру в точность библейских пророчеств. Бриггс настаивал, что вопреки вере традиционалистов библейские тексты содержат ошибки. Он признал, что это неприятная работа указывать на такие ошибки, но их признание необходимо и не опасно, так как, по его словам, ошибки разрушают только заблуждения и концепции богословов. В отношении авторства он настаивал, что библейская критика доказала, что Моисей не писал Пятикнижие, Соломон не писал Книгу Эклесиаста, Иеремия — Плач Иеремии, Давид — большинство псалмов, а половина книги Исайи написана кем-то ещё и так далее. Тем не менее, утверждает Бриггс, анонимность многих частей Библии не подвергает сомнению её божественное вдохновение. Бриггс высмеял веру в безошибочность, назвав её «призраком доктрин евангелической церкви, который нужен, чтобы пугать детей». Он настаивал, что отстаивание богословами сверхъестественной природы чудес Библии не имеет смысла. Прежде всего, по мнению Бриггса, чудеса не столь важны и ограничены в Библии несколькими существенными фигурами вроде Иисуса. С другой стороны, если бы все чудеса можно было бы объяснить естественными причинами, это ничего бы не изменило для веры, так как они всё равно были бы свидетельствами милости Бога. Он допускал, что Иисус мог исцелять гипнозом или неким другим психологическим воздействием. Наконец, он отметил, что вера в точность библейских пророчеств неправильна. Многие пророчества не исполнились, а ряд мессианских пророчеств уже не могут исполниться, так как время для их исполнения истекло. Тем не менее, несбывшиеся пророчества тоже вдохновлены. Они не были выполнены, потому что Бог изменил своё намерение.

Чарльз Бриггс.

Бриггс подчёркивал, что неправильные представления о Библии (барьеры) не позволяют образованным людям принять Писание как источник божественного откровения и уводят их от христианства. Более того, он отверг принятую пресвитерианской церковью кальвинистскую доктрину предопределённого спасения.

Бриггс, конечно, не пытался поставить Библию под сомнение. Напротив, он настаивал на священности христианского канона. Вместе с тем собственное истолкование Библии у Бриггса было интуитивным и расплывчатым. Так цитируя книгу Иова, он заявил, что божественное вдохновение её текста очевидно. В пользу божественного вдохновения Библии Бриггс ссылался на несколько соображений. Теофании (явления Бога) в Библии носят строго монотеистический характер. В них нет человеческих страстей, напротив они являются чистыми и святыми. Божественные установления в Библии в отличие от установлений других религий не имеют недостатков. Они полны милости, достоинства и красоты. Профессор богословия настаивал, что Библия показывает моральный прогресс человечества. Ной, Авраам, Давид и Соломон — излюбленные примеры богословской набожности — находились на низкой стадии морального развития. Сегодня их сочли бы аморальными. Кульминация морального прогресса — учение Христа.

К сожалению для Бриггса, откровения об источниках и барьерах так сильно воодушевили часть его единоверцев, что они потребовали не просто отставки новоиспечённого профессора, но исключения его из церкви. И действительно Генеральная ассамблея Пресвитерианской церкви, которой подчинялась семинария, постановила Бриггса уволить. Но дальнейшие события показали, что новое богословие уже не такое новое и имеет множество сторонников. Правление семинарии отказалось разжаловать Бриггса, ссылаясь на академическую свободу, которая не может управляться начальством. Возник конфликт семинарии и её церкви. Понимая это, правление разрешило затруднение выходом из лона пресвитерианской церкви. Впоследствии Нью-Йоркская объединённая теологическая семинария будет оплотом модернизма. Противникам Бриггса удалось избавить церковь от его присутствия, но произошло это только после нескольких попыток, что само по себе указывает на частичное принятие идей Бриггса среди его единоверцев. Замечу, что Бриггс в итоге нашёл пристанище в другой деноминации и с коллегами основал «Международный критический комментарий Библии» — одна из лучших серий книг с историческим анализом текстов Библии, издающаяся по сей день.

Таким образом, к началу XX века среди американских протестантов возникли новые споры о том, как правильно читать и интерпретировать Библию. За теми, кто подобно Бриггсу предпочитал более рационалистический подход, примиряющий богословие с современной философией и наукой, постепенно закрепилось название модернистов. Их противники, выступавшие против новых интерпретаций, своего имени не получили.

Более того, было бы ошибкой описывать вовлечённых в эти споры как два лагеря. Ни сторонники модернизма, ни его противники не могли чётко разграничить, что к нему относится, а что нет. Разные взгляды одни богословы считали модернистскими, а другие нет. На фоне горячих споров в середине 1900-ых Пресвитерианская церковь приняла пять «основ», которые должны были признаваться всеми членами церкви.

• Вдохновение Библии святым духом и её безошибочность.
• Непорочное рождение Христа.
• Вера в то, что смерть Христа была искуплением грехов.
• Физическое воскресение Христа.
• Историческая достоверность чудес Христа.

Компромиссность этого решения можно заметить в последнем пункте, который настаивает на подлинности чудес только Иисуса, а не всех чудес в Библии. Уже это одно показывает, что решение церкви не могло устроить всех. Были те, кому оно казалось недостаточным, и те, для кого оно было чрезмерным. Однако мало кто мог объяснить, что приемлемо, а что нет. Больше других преуспел в критике модернизма Амзи Диксон (1854—1925), горячо обличавший угрозу неправильного богословия. Его проповедь в Лос-Анджелесе в 1909 году стала исторической. Когда Диксон закончил говорить, к нему с благодарностью за растолкование подошли слушатели, одним из которых был Лиман Стюарт (1840—1923). Разбогатевший на добыче калифорнийской нефти Стюарт был христианином и недолюбливал модернизм. Проповедь Диксона подала Стюарту идею. Он предложил Диксону собрать компетентных богословов, которые могли бы дать отпор модернизму, издать их работы в сборниках и разослать эти сборники бесплатно самому широкому кругу единоверцев — богословам, пасторам, миссионерам, семинариям, директорам воскресных школ и так далее. На себя Стюарт брал финансирование проекта. На Диксона ложилась задача поиска редакторов. Итогом этого сотрудничества стало издание серии брошюр под названием «Основы» (The Fundamentals).

Амзи Диксон.

Диксону и его коллегам удалось привлечь в общей сложности 64 автора, которые написали 90 статей. Стюарт и Диксон стремились обратиться к максимально широкому кругу протестантов, выходя за границы церквей. Оба понимали, что работы авторов, ограниченных приверженностью одной церкви или одного богословия, будут встречены читателями в штыки на догматических основаниях. С этой целью они убеждали богословов игнорировать догматические различия. И как не странно, «Основы» показывают, что авторы, собранные специально с целью критики модернизма, не имели общего понимания того, что такое модернизм и в чём он заключается. На тот момент всё ещё существовало частичное взаимное принятие единоверцев, невзирая на богословские противоречия.

Как и следовало ожидать, авторы «Основ» сосредоточили своё внимание на непогрешимости Библии, историчности описанных в ней событий, чудесах и правильном толковании священных книг. Словом это был не тот сборник, который обрадовал бы Чарльза Бриггса. Первые издания Основ были по большей части теоретическими. Библейская критика, безусловно, была отвергнута всеми авторами «Основ». Однако отношение к ней не было однозначным даже среди них. Если одни богословы отвергали её яростно, другие смогли найти нечто полезное в самом подходе. Они даже позволили себе высказать критику в адрес слишком одиозных традиционалистов. Их задача была непростой и противоречивой. С одной стороны, им было необходимо отвергнуть часть единоверцев, а с другой стороны, привлечь на свою сторону как можно большее их число.

Проблема библейской хронологии авторов Основ не беспокоила. Малоизвестная ирония в том, что критики модернизма предпочитали издание Библии Сколфилда. Оно представляло собой английский перевод Библии короля Якова с комментариями Сайруса Сколфилда (1843—1921) — одного из авторов «Основ». В этих комментариях он подчёркивал, что дни творения не были буквальными сутками, а само сотворение Земли продолжалось неопределённо долго.

Отношение авторов к науке было противоречивым. Они настаивали, что конфликт между наукой и правильным христианством невозможен в принципе, так как Библия не может содержать неправильных представлений о мире в силу своего вдохновения святым духом. В то же время они периодически отвергали отдельные научные идеи и критиковали учёных за увлечение не библейскими взглядами. Эволюционная биология была на периферии внимания богословов. Большинство работ в ранних изданиях не упоминают эволюцию.

Джеймс Орр.

Некоторые богословы интегрировали эволюционные идеи в их теологию. Но их представления не совпадали и были непоследовательными. Среди таких был Джордж Райт (1838—1921). Друг и соавтор биолога Эйса Грея (1810—1888), а также критик Чарльза Бриггса, когда-то сочувствовавший модернистам. Райт по существу принял идеи Грея, утверждая, что развитие жизни происходило и путём эволюции, и божественным вмешательством одновременно. Но что касается человека, в его создании эволюция не участвовала.

Выпускник Университета Глазго Джеймс Орр (1844—1913) заключил, что эволюционное учение совместимо с Библией, включая то, что Писание говорит о сотворении.

Он даже заметил, что «эволюция» — это новое слово для «сотворения». Однако он настаивал, что и с богословской, и с научной точек зрения, душа и тело человека были отдельным созданием творца.

По мере выхода новых частей «Основ» их содержание и тон менялись. Начиная с седьмого сборника, «Основы» включали больше статей, написанных проповедниками и прихожанами, а не профессиональными богословами.

Эссе становились менее теоретическими и сосредотачивались на жизни церквей. Тон авторов становился более резким и антагонистическим.

Там, где раньше видели заблуждавшихся, начали видеть врагов. Разделение вовлечённых сторон на два лагеря по принципу «мы и они» началось.

Это нашло отражение и в редакционном подходе. Если первые шесть книг заканчивались личными историями об обращении в христианство, то последующие публикации завершались статьями о его врагах. Под христианством авторы понимали, конечно, свою версию протестантизма. Модернисты, безусловно, заняли почётное первое место среди врагов. За ними последовали сторонники «культов»: адвентисты, свидетели Иеговы, сторонники христианской науки Мэри Бейкер-Эдди, мормоны, спиритуализм и… Католическая церковь. Более того, враги нашлись и в собственных церквях. Англиканский епископ Джон Райли (1816—1900) в переизданной проповеди красноречиво предупредил тех, кто называет себя баптистами, пресвитерианцами, англиканцами и так далее, но не принадлежат к истинной церкви, что им «лучше было бы не родиться». Враги засели и в светском мире. Современная культура виделась безбожной и пустой. Светская философия рассматривалась как праздное мудрствование. И они угрожали христианству. Наука признавалась, но её светский характер и нерелигиозность части учёных осуждались. Эволюционная биология всё ещё оставалась на периферии внимания авторов, но теперь рассматривалась и как несовместимая с христианством, и как угроза.

В седьмом издании уже упомянутый Джордж Райт пересмотрел свои идеи. Стремясь приблизиться ближе к креационизму и в то же время сохранить теистическую версию эволюции, он настаивал, что сам Дарвин никогда не исключал проект в природе. Это сделали его последователи, желавшие материалистического взгляда на Вселенную, и тем самым превратившие эволюционную науку в богословие.

Райт игнорировал то обстоятельство, что Дарвин заменял естественным отбором то, что в естественном богословии могло быть сделано только божественным вмешательством. Райт, удобно забывая о «Происхождении человека» Дарвина, даже предполагал, что сам британец верил, будто люди появились на Земле в результате сотворения мужчины и женщины, как описано в Библии. Таким образом, Райт, пытаясь совместить христианство и эволюционную биологию, по существу превращал Дарвина в креациониста. Другие оценки в последних «Основах» были полностью отрицательными. Сторонники эволюционных идей, даже теистической эволюции, попали в разряд врагов. В восьмой книге была переиздана из пресвитерианской печати статья, автора которой представили только как «прихожанина». В ней автор утверждал, что дарвинизм уже мёртв. В подтверждение этому он приводил список учёных, отвергавших дарвинизм. Мирянин не обращал внимания, что некоторые в списке принимали теистическую эволюцию, а другие уже умерли сами. Другой автор — проповедник Генри Бич — опережая время, писал о том, что эволюционная биология является неотъемлемо антихристианской и аморальной. Он заметил, что доктрина Дарвина уже преподавалась в школах, отравляя умы молодежи. Не будучи оригинальными в своём содержании, статьи в поздних «Основах» стали источниками многих аргументов против эволюционной биологии вплоть до сегодняшнего дня.

Джордж Фредерик Райт.

Последние три книги Основ вышли в 1915 году и отразили дух времени. Тон статей стал более пессимистичным и сместился на потребности спасения душ и ожидание скорого второго пришествия. Посвящённых критики эволюции статей больше не было, вероятно, в связи со сменой редактора. Автор и последний редактор «Основ» Рубен Тори (1856—1928) придерживался идеи теистической эволюции.

Легко заметить, что зарождающийся фундаментализм был реакцией на эволюцию богословских представлений. Новые корабли, движимые углём и паром, принесли в Америку незнакомые идеи. А деньги нефтяного магната Лимана Стюарта помогли организовать оппозицию новым идеям.

И всё же публикация «Основ», общий тираж которых составил почти три миллиона изданий, не вызвала рождения фундаменталистского движения. «Основы» стали главным идейным базисом будущего религиозного движения. Они помогли определить для сторонников, что хорошо, а что плохо; против чего и кого следует выступать. И возможно самое важное — подчёркивали необходимость оппозиции, как и оправдывали её непримиримый характер. Движение нуждается в мобилизации, организации и действии.

Рождение движения

Никто не сделал больше для рождения фундаменталистского движения, чем баптистский пастор Уильям Райли (1861—1947). Привлекая организационный опыт библейских конференций и кампаний за принятие сухого закона, Райли в 1918 году приглашал протестантов со всей страны и за её пределами на то, что он назвал «Всемирной конференцией по основам веры». К его удивлению и восхищению, более 6 000 человек съехались в Филадельфию в мае 1919 года. Райли вынашивал далеко идущие планы. Он приложил немало усилий, чтобы добиться представительства различных церквей, понимая, что новое религиозное движение, которое он видел, будет обречено, если оно будет создано баптистами. Он организовал исполнительный комитет из представителей разных церквей, а комитет постарался тщательно выбрать выступавших, чтобы представить всех и в то же время никого не обидеть. Выступавшие заклеймили модернизм и восхваляли «основы веры».

Уильям Райли.

Но Райли хотел большего. Под его руководством на конференции была учреждена «Всемирная христианская фундаменталистская ассоциация» (ВХФА). Кроме того, Райли стремился мобилизовать как можно больше участников в новое движение. Конференция наметила лекционные туры по стране, участники которых должны были побудить сочувствующих присоединиться к движению и создать местные организации.

Райли также обратился к собравшимся с призывом, вернувшись домой, организовать возвращение своих церквей к основам веры. Участники зарождающегося движения действительно попытались это сделать, но столкнулись с различными трудностями.

Южные баптисты и южные пресвитерианцы не смогли дать отпор модернистам, так как таковые в их церквах были слишком малочисленными, основы веры в этих церквах не вызывали споров. Северные методисты и члены епископальной церкви не смогли организовать революцию, так как модернизм доминировал в их церквах и их попытки не нашли отклика. Совсем иначе обстояло дело в северной пресвитерианской церкви и среди северных баптистов. Ни одна сторона не имела решающего преимущества, что привело к длительным и едким конфликтам. Фундаменталистов на севере возглавил сам Райли. Он со сторонниками призвал дать отставку всем богословам-модернистам. Под давлением съезд баптистов создал комиссию, которая должна была проверить колледжи. Через год комиссия отчиталась, что крамола не выявлена. Недовольные фундаменталисты начали лоббировать принятие такого кредо веры, которое заведомо делало бы модернизм неприемлемым для баптистов. Последовали бурные дебаты, завершившиеся ничем. Именно в ходе конфликта баптистов на севере сторонник Райли Куртис Ли впервые в 1920 году назвал своих единомышленников «фундаменталистами».

Фундаменталисты с восторгом обнаружили, что их призывы находят широкий отклик. Им легко удавалось мобилизовывать сторонников и создавать организации на местах. Но они столкнулись с проблемами при попытке определить цель и методы её достижения. Все они были согласны с тем, что модернизм должен быть повержен. Но трудно было определить, как этого добиться. Несмотря на призывы и кампании против модернизма, модернисты продолжали оставаться в церквах, особенно среди преподавателей богословия. И что особенно важно для нас, эволюционная биология в те дни не занимала умы фундаменталистов. Первая статья против эволюции появилась в газете ВХФА только в 1922 году. Эволюционная биология стала первостепенной проблемой для фундаменталистов усилиями политика — Уильяма Брайана, который сыграет видную роль в Обезьяньем процессе.

Уильям Брайан и крестовый поход против эволюции

Биография Уильяма Брайана (1860—1925) проливает немало света на то, как и почему фундаменталисты ополчились на эволюционную биологию, которая изначально находилась на периферии их интересов.

Брайан вырос в набожной семье на ферме в Иллинойсе. Его отец был юристом, участвовал в редактировании Конституции штата, позднее занимал пост судьи. Брайан отучился в двух колледжах в Иллинойсе, получил диплом юриста и занялся юридической практикой в 1883 году. Четыре года спустя он перебрался в столицу штата Небраска, стремясь сделать юридическую карьеру на новом месте. Однако вскоре увлёкся политикой и баллотировался в конгресс США. Брайан рано привлёк к себе внимание и прославился как блестящий оратор. Даже противники отмечали его способность зачаровывать слушателей своими выступлениями. В своих речах он всегда смешивал политическую и религиозную риторику, подчёркивая религиозную мотивацию своей деятельности. Кроме того, он обладал весьма сильным и громким голосом, что было крайне важно в эпоху, когда звукоусиливающего оборудования не существовало. Когда оно впервые использовалось на съезде Демократической партии в 1920 году, Брайан отказался им пользоваться.

В 1890 году политический климат благоприятствовал демократам, и Брайан стал конгрессменом, а затем успешно переизбрался на следующий срок через два года. В 1894 году он решил уже стать сенатором, но политические условия серьёзно изменились. В 1892 году демократы во второй раз, начиная с гражданской войны, смогли занять Белый дом. Однако второй администрации Гровера Кливленда (1837—1908) и демократам в целом крупно не повезло. Вскоре после вступления Кливленда в должность начался тяжёлый экономический кризис. Сегодня он в значительной мере забыт, так как его в исторической памяти вытеснила Великая депрессия 1930-ых. Однако кризис 1893 года определял мышление американцев и внутреннюю политику вплоть до Первой мировой войны. 15 000 компаний прекратили своё существование, около 500 банков разорились, безработица в отдельных штатах превысила 20%, население быстро познакомилось с бедностью и голодом, рабочие бастовали, фермеры протестовали. В этих условиях демократы, управлявшие правительством, стали непопулярными и потерпели поражение на выборах 1894 года. Вместо того чтобы занять кресло сенатора, Брайан стал отставным политиком.

Однако в 1896 году он прибыл на партийный съезд демократов, предлагая себя в качестве кандидата в президенты. Брайан призвал партию порвать с политикой Кливленда, прекратить обогащать богатых и выступить на стороне простого человека. Он включил в свою программу большую часть идей популистов, чем обеспечил их поддержку себе и своей партии. Свежий подход Брайана привлёк к нему новых сторонников, среди которых был чикагский юрист Кларенс Дарроу, также баллотировавшийся в конгресс и агитировавший за Брайана. В обезьяньем процессе он сыграет видную роль.

Заручившись благодаря своей энергии и харизме назначением партии, Брайан предпринял нечто такое, что сегодня считается обязательным для кандидата в президенты, но тогда было новшеством — он отправился в тур по стране. Путешествуя поездом, Брайан собирал толпы слушателей, громил политику позолоченного века и призывал к политике в пользу народа. По контрасту его противник Уильям Мак-Кинли принимал делегации на пороге своего дома и объяснял, что он собирается делать. Несмотря на энтузиазм, активность и страсть Брайана, осенью он потерпел поражение. Историки спорят о том, почему призывы поддержать простого человека не принесли Брайану голоса простого человека. Называются разные причины, в частности то обстоятельство, что разные элементы программы Брайана не затрагивали достаточно широкие группы избирателей. Однако наибольшего внимания заслуживает точка зрения историка Аллана Ликтмана, который указывает, что для избирателей Брайан представлял партию, которую они связывали с экономическим кризисом и собственным бедственным положением. Таким образом, избиратели отвергли Брайана не из-за его программы, а потому что он был демократом, они голосовали не за Мак-Кинли или его программу, а против Брайана, но не против его программы. Не только Брайан проиграл. Демократы терпели поражение по всей стране.

Будучи противником империализма, Брайан поддержал войну США с Испанией. В 1898 году он возглавил полк добровольцев, который должен был вступить в бой с испанцами на Кубе. Однако военная карьера Брайана закончилась, не начавшись, в связи с завершением войны. В 1900 году Брайан продемонстрировал, что стал лидером своей партии. Съезд избрал его кандидатом в президенты подавляющим числом голосов в первом туре. Брайан повторил свою избирательную кампанию, на сей раз с акцентом на внешней политике и снова проиграл выборы. И всё же, терпя поражения, Брайан добивался успеха. Он преобразовал Демократическую партию из партии Юга и крупных денег в партию, стремившуюся ограничить крупный капитал и защищающую фермеров и рабочих.

После второго поражения Брайан вновь разъезжал по стране, произнося речи и призывая к различным реформам. Эта деятельность стала для него основной. Речами он зарабатывал больше, чем в юридической фирме или в конгрессе. Он также выпускал газету The Commoner, имевшую национальное обращение. В 1904 году он предпринял путешествие по миру, в ходе которого посетил и Россию. Брайан встретился с Николаем II и Львом Толстым, который произвёл на него большее впечатление, чем такой противник модернизма, как папа Пий X. У Толстого он позаимствовал некоторые идеи о мире во всём мире.

Уильям Брайан (справа) и Лев Толстой в Ясной поляне.

В 1904 году Брайан произнёс одну из самых известных своих проповедей, которую он впоследствии пересказывал многократно, и которая проливает свет на его представления о религии, науке и эволюционной биологии. Конечно, Брайан был публичным политиком, поэтому нельзя принимать его общественные выступления за чистую монету. Тем не менее, его высказывания позволяют проследить, что он считал необходимым сказать публично, и как менялись его предпочтения. Название этой проповеди «Принц мира» или, возможно, лучше «Князь мира» отсылает к Библии, а точнее к книге Исайи. В ней есть панегирик, написанный по случаю рождения наследника у кого-то из иудейских царей. В синодальном переводе текст гласит: «Ибо младенец родился нам… и нарекут имя ему… князь мира…» (Ис. 9:6). Христиане считают эти слова пророчеством о рождении Иисуса Христа. Брайан также под принцем мира подразумевает в виду Иисуса.

В «Принце мира» Брайан начинает с того, что религия важнее политики, важнее всего на свете. Он провозглашает, что человек — неотъемлемо религиозное существо. После чего упоминает, что время от времени встречает молодых людей, которые думают, что скептическое отношение к религии разумнее. С обидой и упрёком он говорит, что они считают признаком высокого ума насмехаться над религиозными кредо и отказываются присоединяться к церквам. По мнению Брайана, они подразумевают, что христианство для узколобых. А некоторые так и вовсе думают, что передовые идеи отвергли саму концепцию Бога. К ним Брайан хочет обратиться с проповедью. Правда, следом он включает в число адресатов и некоторых старших людей, которые считают религию недостойной образованных, и подходящей только для невежественных. Им он возражает, ссылаясь на взгляды Толстого.

Далее Брайан признаёт, что во время учёбы в колледже он сам прошёл период скептицизма. Он замечает, что учёба в колледже — это опасное время для молодого человека. Брайан говорит, что в колледже его смущали разные «теории о сотворении». Он называет только две — небулярную гипотезу и дарвинизм. Говоря о первой, он приравнивает её с теорией о происхождении Вселенной и объявляет недостаточной. По его словам, она не даёт ответа на вопрос о том, что было началом всех начал. В отношении «доктрины эволюции» он заявляет, что не готов принять её в той же мере, в которой её принимают другие. С обидой и сарказмом он подчёркивает то, что пытается отрицать:

«Я пока не убеждён, что человек — линейный потомок низших животных. Я не хочу придираться к вам, если вы хотите принять теорию. Если вы хотите проследить свою родословную к обезьяне и находите удовольствие или гордость в этом, вы не должны связывать меня со своей генеалогией без большего количества свидетельств, чем существует на данный момент».

Брайан говорит, что у него есть несколько возражений против теории эволюции и весьма путано излагает эти возражения. Во-первых, дарвинистская теория опасна. В человеке есть тело, разум и душа. А эволюционная биология рассматривает человека только с точки зрения тела — низшей трети человека. Во-вторых, дарвинизм не объясняет происхождение жизни. В-третьих, теория Дарвина предполагает, что человек достиг нынешнего совершенства в результате действия закона ненависти — безжалостного закона, по которому сильный побеждает и убивает слабого. Брайан говорит, что он предпочитает считать законом развития любовь, а не ненависть. Он риторически спрашивает: как ненависть может быть законом развития, если нации достигают прогресса в той мере, в которой они отвергли закон ненависти и приняли закон любви? Брайан подводит итог своим возражениям в довольно противоречивом объяснении:

«Я возражаю против теории Дарвина пока не найдено больше неоспоримых её доказательств, потому что я боюсь, что мы потеряли бы осознание присутствия Бога в нашей повседневной жизни, если мы должны принять теорию, согласно которой на протяжении эпох никакая духовная сила не касалась жизни человека и не формировала судьбу наций».

Можно заметить, что понимание дарвинизма у Брайана близко взглядам Чарльза Ходжа. Как и Ходж, Брайан видит в дарвинизме некую теорию мира. Не зря он называет её «теорией сотворения».

Завершая говорить о дарвинизме, Брайан настаивает:

«Но я повторяю, хотя я не принимаю теорию Дарвина, я не буду ссориться с вами по её поводу. Я только говорю о ней, чтобы подчеркнуть, что она не раскрывает тайну происхождения жизни и не объясняет прогресс человечества».

Затем Брайан переходит к проблеме чуда и признаёт, что для христианина это, возможно, самая существенная проблема. Он настаивает, что вера в чудеса необходима:

«Христа нельзя отделить от чуда… устраните чудеса, и Христос становится всего лишь человеком, а его евангелие лишится божественного авторитета».

Брайан выделяет две отдельные проблемы касательно чудес: «может ли бог творить чудеса» и «хочет ли он это делать». На первый он отвечает положительно. Отвечая на второй, он пускается в пространные и сумбурные рассуждения о том, что если люди не знают, почему бог творит те чудеса, которые творит, это ещё не подразумевает невозможность чудес: «Кто я, чтобы пытаться измерить руку Всемогущего моей маленькой рукой? Кто я, чтобы пытаться измерить мозг (?!) Бесконечного моим конечным разумом?» — восклицает Брайан с удивительным антропоморфизмом. Между прочим, рассуждая о чуде, Брайан замечает:

«Если вы спросите меня, понимаю ли я всё в Библии, я отвечу «нет». Но если мы будем жить, согласно тому, что мы понимаем, мы будем слишком заняты, творя добро, чтобы беспокоиться о тех местах в Библии, которые мы не понимаем».

Затем Брайан возражает модернистам, которые подвергали сомнению доктрину искупительной жертвы Христа. Снова пускаясь в путанные рассуждения, Брайан утверждает, что люди жертвуют собой за других постоянно, поэтому ничего невозможного в доктрине нет.

Наконец, Брайан переходит к изложению своего видения будущего. По его словам, человечество ждёт значительный прогресс по мере распространения христианства. Когда отдельные люди со своей стороны и целые нации со своей стороны начнут жить по евангелию принца мира, то есть жить ради другого, а не для себя, настанет время невиданного благоденствия. В частности разум должен заменить силу в урегулировании международных конфликтов:

«Евангелие Принца мира — единственная надежда, которая есть у мира… Я рад, что тот, кого называют Принцем мира … принесёт мир между человеком и человеком, обществом и обществом, государством и государством, нацией и нацией всего мира… Он даст храбрость и мир тем, кто следует за ним, чтобы они могли бороться и сделать то, что позволит приблизить этот день».

Таким образом, в 1904 году Брайан усматривал некоторые угрозы религиозности, среди которых он выделял теорию Дарвина. Критикуя её, он мало что в ней понимал, основываясь на тех представлениях, которые вынес из учёбы в колледже. Как не странно, Брайан только в следующем году начал читать собственно Дарвина, но мало что почерпнул из его трудов. Брайану не хватало свободного времени. Он как-то отметил в личном письме: «У меня нет времени читать толстые книги. Я вынужден пробежать текст, отмечая то тут, то там интересные мысли».

В третий раз Брайан бросил вызов республиканскому кандидату на выборах президента в 1908 году и снова потерпел поражение. Это поражение не обескуражило Брайана. Он обладал идеальным типом личности для публичного политика. Во-первых, Брайан обладал неистощимым энтузиазмом и харизмой. Во-вторых, он имел неколебимую веру в свои убеждения и правильность своих действий. Он не раздумывал над ними и не пытался оправдать их. Он просто знал, что они истинны. Обратной стороной этого свойства было то, что Брайан был некритичен к тому, что делал. Как отмечает его биограф Лоренс Левин, в частных письмах Брайана очень мало размышлений о его мотивах. В-третьих, он обладал удивительной способностью убедить себя в том, что поражение на самом деле победа. Брайан называл себя оптимистом до своей смерти.

В 1912 году он поддержал на выборах кандидатуру Вудро Вильсона (1856—1924) и снова отправился в агитационный тур по стране. Вильсон победил и по существовавшей тогда традиции — отдавать пост государственного секретаря тому, кто оказал существенную помощь на выборах — сделал своим главным дипломатом Брайана. Получив пост, Брайан развил бурную деятельность, пытаясь претворить в жизнь свои представления о построении нового мира без войны, а также стремясь не допустить начала новых войн. Брайан предлагал всем странам подписать двусторонние договоры о взаимном ненападении и о согласии на разрешение конфликтов путём международного арбитража. Ему удалось добиться заключения 29 подобных договоров. Среди них были крупные европейские державы, за исключением Германии и Австро-Венгрии. Демонстрируя религиозную мотивацию своей политики, Брайан дарил подписантам сувенирные плуги, на которых значилась цитата из книги Исайи: «И перекуют мечи свои на орала, и копья свои — на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать» (Ис. 2:4).

Уильям Брайан подписывает договор о деэскалации с представителями Франции, Великобритании, Испании и Китая. 1914 год.

Однако с июля 1914 года мировые державы начали вступать в войну. Начало мировой войны не разочаровало Брайана, а даже парадоксально воодушевило его. Он утверждал, что война сделала мир ещё ближе. Брайан рассуждал, что скоро нации решат, что мир и отказ от войны — единственно возможный путь. И Соединённые штаты, по его мнению, лучше, чем любая другая страна, могли быть мирным посредником. Он снова развил бурную активность, предлагая варианты перемирия, соглашений, консультаций и договоров, но война продолжалась. Потопление Лузитании в 1915 году потребовало реакции от администрации Вильсона, который склонялся к ультиматуму в отношении Германии. Брайан предлагал осудить и действия Германии, и действия союзников, и даже действия американских граждан, которые плавают на кораблях в военное время. Он утверждал, что ультиматум подорвёт нейтралитет США и сделает невозможной роль посредника. Брайан угрожал, что он покинет администрацию, если США отклонятся от нейтралитета. В конечном счёте, Вильсон выбрал жёсткую линию, и Брайан ушёл в отставку в июне 1915 года.

Став снова общественным деятелем, будучи не в состоянии добиться успеха в международной политике и в определении дипломатического курса страны, Брайан снова смог убедить себя в том, что происходящее только к лучшему. Он заявил, что теперь, не будучи связанным официальными обязанностями, он сможет добиться большего. Брайан вновь начал путешествовать по стране, лоббируя конгресс и убеждая всех и каждого, что США не должны вступать в мировую войну. Он утверждал, что большинство американцев этого не хотели. Брайан написал письмо Вильсону, в котором указывал, что войну поддерживают только элиты северо-востока страны, а Вильсон был избран теми, кто живёт к западу от Вашингтона. Тем временем сторонники войны ошибочно заклеймили Брайана как пацифиста. Он пацифистом не был, никогда себя так не называл и никогда не поддерживал пацифистов. Вопреки мнению современников, Брайан не видел в жертвах непреодолимого препятствия к войне. Напротив, он считал и говорил об этом ещё в «Принце мира», что самопожертвование во имя правильной цели — добродетель. Брайан пытался не допустить вступления страны в войну, чтобы она могла осуществлять роль нейтрального посредника. Его антивоенная кампания завершилась в апреле 1917 года с объявлением войны Германии. Брайан продолжил бурную общественную деятельность, но теперь призывал всех поддержать военные усилия Вильсона и быть со страной. Теперь он выступал за уголовное преследование тех, кто выступал против войны и отказывался участвовать в ней.

После отставки Брайан направил свою энергию на осуществление такого количества реформ, которое даже его биографы затрудняются подсчитать. Наиболее важными из них были четыре поправки к Конституции: выборы сенаторов гражданами, избирательное право для женщин, подоходный налог и сухой закон. Несмотря на огромную ценность трёх первых, авторитет Брайана серьёзно пострадал в глазах части демократов из-за его как всегда шумной и непримиримой кампании против алкоголя. 1920 год стал поворотным для Брайана.

Он прибыл на партийный съезд демократов с обширным списком реформ, включавшим 14 пунктов для внутренней политики (отсылка к 14 пунктам Вильсона). Делегаты приветствовали Брайана, но отказались включать его предложения в программу. Впервые Брайан не мог определять курс своей партии. Особенно многим не нравились его ярые призывы включить сухой закон в демократическую платформу. Не получив поддержку демократов, Брайан снова обратился к публичной политике. Он призвал Пресвитерианскую церковь поддержать реформы. У него были серьёзные основания ожидать поддержки. В конце концов, Пресвитерианская церковь только что требовала покончить с алкоголем. Но на сей раз Брайан встретил холодный приём. Он также обратился к молодежи в колледжах и университетах, и снова не нашёл поддержки. Толпы слушателей стали меньше, энтузиазм посетителей спал, студенты не вдохновлялись речами Брайана. Что-то точно было не так.

У нас есть отзыв очевидца тех событий. Согласно его воспоминаниям, Брайан выступал перед учениками в школе своего родного города. К ученикам вышел лысый, старый мужчина, который начал говорить о каких-то важных вещах. Школьники рассмеялись, услышав, что он шепелявит. Брайан удивлённо и недобро взглянул на смеявшихся, но продолжал. Он явно не привык к такому приёму. Звали этого свидетеля Джон Скоупс. Через пять лет, став учителем, он встретится с Брайаном в Дейтоне.

И современники, и историки были склонны считать, что постоянные поражения привели Брайана к отчаянию и превратили его в реакционера. Однако биограф Брайана Лоренс Левин утверждает, что это ошибка. Брайан был старше, но по существу всё тот же, что и во время первой президентской кампании. Что касается разочарования, то сам он не показывал (по крайней мере, до последних лет жизни) никаких признаков депрессии. И почему он должен был быть разочарован? Брайан видел, как множество преобразований, за некоторые из которых он выступал с XIX века, стали законами, включая четыре конституционные поправки. У него были все основания праздновать победы. Левин отмечает, что изменился не Брайан, изменился мир. Брайан в 1920-ых по-прежнему предлагал набор внутренних и международных реформ. Он также выступал на стороне обездоленных. Но для него обездоленными были, прежде всего, белые сельские янки. А реформа требовала аграрного радикализма. Однако к 1920 году большинство населения уже жило в городах. Экономический рост продолжался более двух десятилетий. Фермеры теперь не страдали от экономической депрессии. Социальная база для поддержки его реформ больше не существовала, сколько бы он её не искал. Брайан также не мог понять, почему столь дорогой его сердцу сельский этический кодекс отвергается в городах. Знакомым ему с детства идеалом был фермер, который работает в поле, живёт плодами рук своих, а главное его развлечение — чтение Библии по вечерам и посещение церкви по воскресеньям. Причину нежелания городских жителей придерживаться этого идеала (особенно принять сухой закон) Брайан видел в их аморальности. Непривычный холодный приём речей о евангелии Принца мира требовал аналогичного объяснения.

В 1920 году Брайан впервые выступил с яростной речью против эволюционной биологии, которую вскоре он переработал в брошюру под названием «Угроза Дарвинизма». Брайан заявлял, что из-за знакомства с эволюцией студенты отвергают христианство. Для него христианство всегда было главной мотивацией всего, что он делал в жизни. Не могло быть ничего хуже, чем упадок христианства. Перемена в настроении Брайана была стремительной. В 1918 году он написал длинное письмо единоверцу о том, что необходимо делать в Пресвитерианской церкви. И оно не содержало упоминаний о необходимости побороть модернистов. Однако два года спустя Брайан начал то, что современники назовут его «крестовым походом против эволюции». Причину быстрого изменения его взглядов понять не сложно. В «Угрозе Дарвинизма» Брайан перечисляет ряд случаев, о которых он узнал в Йельском университете, в Мичиганском университете, в Колумбийском университете, в Университете Висконсина и так далее. Либо преподаватели, либо студенты не верили так, как это считал правильным Брайан, или они не верили вообще. Даже в религиозных колледжах обнаружились неверующие. Брайан подытоживает: «Это только несколько примеров, о которых я узнал лично — почти все из них в течение года». Таким образом, год поездок по студгородкам шокировал Брайана уровнем падения религиозности. Сложнее понять, почему он решил, что причиной неверия является эволюционная биология. Ведь большинство его примеров «вреда христианству» касается Библии, чудес — богословских вопросов. В них нет связи с теорией эволюции.

Историки предложили разные объяснения того, как Брайан пришёл к выводу, что идеи Дарвина заставляют молодежь отказываться от «принца мира». Брайан считал, что наука и эволюционная биология ответственны за Первую мировую войну. Брайан считал эволюционную биологию основой евгеники. Брайан был уверен, что дарвинизм подрывает веру в демократию. На Брайана оказало влияние изучение взглядов германских генералов, которые оправдывали милитаризм борьбой за существование и так далее. Все эти объяснения основаны на том, что говорил и писал сам Брайан. Но в конечном итоге, как свидетельствует эпиграф, Брайан обвинял эволюцию во всех бедах вообще. Он аргументировал как публичный политик и юрист. Если он мог найти аргумент против эволюции, который казался ему эффективным, он использовал его. Эти аргументы для Брайана были способом убеждения, а не причинами. Сам он никогда не объяснял, как пришёл к выводу, что именно эволюционная биология заставляет молодежь отказываться от христианства. Но в его выступлениях всё же можно обнаружить причину. Брайан говорил о студентах так же, как он ранее в «Принце мира» описывал свой юношеский опыт. Студенческие годы — опасное время для молодого человека, так как он ещё не опытен и может быть соблазнён скептицизмом. Он сам через это прошёл. Но смог избежать личной катастрофы. Он повторял те же тезисы в 1911 году в интервью «New York Times». Там же Брайан говорил об учёных как о тех, кто хотят поставить религию под сомнение. Но у них, естественно, ничего не получается. Он также отмечал, что молодежь становится более религиозной. А скептическое отношение к религии — удел прошлого поколения. И в своём духе заявлял, что в скором будущем мир станет более религиозным. Общение со студентами в 1919-20 годах показало Брайану то, чего он не мог даже предположить — сомнение в религии. И Брайан обнаружил, что у учёных получалось то, что не могло получиться. Молодежь 1920-ых подвергалась той же опасности, но в отличие от Брайана, она делала неправильный, по его мнению, выбор. И Брайан был преисполнен желания спасти молодежь от той опасности, которой сам смог избежать. А что больше всего смущало Брайана в колледже — дарвинизм. Таким образом, Брайан проецировал собственный юношеский мировоззренческий кризис на новое поколение.

Критическая иллюстрация, опубликованная Брайаном в 1922 году. Показывает предполагаемую фундаменталистами угрозу модернизма для христианства ― отказ от «основ» неизбежно ведёт к атеизму. Первой в списке стоит непогрешимость Библии. Затем следуют сотворение человека по образу и подобию, отрицание чудес, девственного рождения, божества, доктрины искупления, воскресения и агностицизм с атеизмом. Удивительно присутствие отрицания Бога, поскольку модернисты настаивали на прямо противоположном. Также удивительно, что за отказом от Бога модернисты отбрасывают искупление и воскресение, которые подразумевают существование Бога.

Брайан не был единственным, кто был недоволен светскостью образования. Организатор фундаменталистского движения Уильям Райли ещё в 1917 году отмечал, что тысячи родителей-христиан с трудом могут найти для своих детей колледж, в котором Библию не дискредитировали бы, божественность Христа не отрицалась бы, а духовная жизнь детей не была бы подорвана. Кентуккийский проповедник Альфред Фейрхест выпустил в 1923 году книгу под названием «Атеизм в наших университетах». Но именно после Брайана фундаменталисты обратились к нападкам на эволюцию. Брайан сделал для них то, в чём новое движение нуждалось: определил конкретного врага, обосновал его опасность и предложил спектр действий против него. С этого момента фундаментализм вышел за рамки церковных реформ и пошёл в наступление на светские институты. Светскому обществу постепенно пришлось обратить на это внимание. В конечном счёте обезьяний процесс станет тем событием, которое заставит всех и каждого обратить внимание на фундаментализм.

Фундаменталисты против университетов

Согласно распространённому мнению, в фокусе внимания фундаменталистов были школы. Такое понимание сложилось в силу того, что фундаменталисты смогли повлиять на среднее образование. Но оно ошибочно. Фундаменталисты начали с борьбы против преподавания эволюции в колледжах и университетах.

Американские университеты и колледжи в XIX веке предлагали «классическое» образование Викторианской эпохи, включавшее изучение греческого, латинского, древних авторов, различных авторитетов, а также наставления в религиозных и моральных вопросах. Но в начале XX века высшее образование в США подверглось фундаментальным преобразованиям. ВУЗы внедряли германские модели обучения, предполагавшие подготовку специалистов по академическим стандартам. Преподавание строилось на принципах академической свободы. А моральные или религиозные вопросы становились личным делом студентов. Даже церковные колледжи начали нанимать преподавателей, основываясь на их компетенции, не требуя, чтобы при этом они принадлежали к нужной церкви. Фундаменталисты заметили это, пусть и с некоторым опозданием, и забили тревогу. В университетах было подозрительно много светских профессоров, а те, которые были религиозны, были также модернистами. Трудно было найти фундаменталиста в высшей школе.

«Братья мои», — заметил один из лидеров движения Томас Шилдц (1873—1955), — «Некоторые колледжи — инструменты дьявола для развращения душ. Колледжи и университеты — место Сатаны».

Фундаменталисты вскоре обнаружили, что побороть эволюцию и модернизм в лице профессоров не так просто, как это могло показаться. Зоолог и президент колледжа Уэйк-Форест Уильям Поте (1856—1938) представлялся очевидной целью. Баптист, возглавлявший баптистскую школу, публично высказывавшийся в пользу совместимости эволюции и христианства, Поте олицетворял модернизм на консервативном юге. Единоверцы из Техаса Франк Норрис (1877—1952) и Томас Мартин (1862—1939) возглавили общественную кампанию за отставку Поте. Норрис также пролоббировал создание специального церковного комитета в Техасе, который должен был проверить преподавателей во всех баптистских учебных заведениях. Однако, когда баптистская конвенция Северной Каролины под давлением от фундаменталистов потребовала от Поте ответить на обвинения, он представил столь страстную речь в свою защиту, что был оставлен на посту президента подавляющим большинством голосов.

Но не все усилия фундаменталистов были провальными. Кроме того, они привлекали широкое внимание к конфликту, не в последнюю очередь с помощью газет. Норрис призывал очистить от эволюционистов баптистский Университет Бэйлора, публикуя в своей газете обвинения в адрес президента и ряда преподавателей. Профессор социологии Гроув До, написавший о том, что общество развивалось от примитивных форм до высших, был вынужден уйти в отставку. Норрису этого было недостаточно, но назначенный комитет не спешил увольнять или нанимать преподавателей только на основании идеологической чистоты. Норрис обвинял баптистских лидеров в бездействии, пока им это не надоело, и они решили проблему, исключив Норриса из ассоциации в 1924 году.

Под давлением со стороны баптистской конвенции с работой попрощался профессор биологии в Университете Мерсера. А баптисты в Теннесси вынудили Университет Юнион выпустить осуждение всех теорий, отвергающих библейский рассказ о сотворении. Кроме того, правление университета Техаса объявило, что никогда не будет нанимать неверующих, атеистов или агностиков.

Ещё одной целью для нападок для фундаменталистов стал Музей естественной истории. Его директор палеонтолог Генри Осборн (1857—1935) создал в музее зал, посвящённый эволюции человека, в котором излагались актуальные представления о происхождении людей, и были представлены реконструкции известных на тот момент ископаемых гоминидов. Выставка представляла некоторые материальные свидетельства эволюции, да ещё в самом существенном и возмутительном для них аспекте — родство человека с обезьянами. Для фундаменталистов она была особенно тревожным подтверждением невозможного. Поэтому фактически все лидеры анти-эволюционного движения стремились её ниспровергнуть. Год за годом они проповедовали, что выставка является и ложной, и антихристианской.

Но наиболее серьёзное возражение состояло в том, что музей тратил на отрицание Библии деньги налогоплательщиков. Эти обвинения вовлекли Осборна в споры с лидерами анти-эволюционного движения на страницах «The New York Times». В печати Брайан повторил свои любимые аргументы против эволюционной биологии и выдвинул моральные обвинения против музея, сопровождая их юридическими обвинениями. «The New York Times» опубликовал критические ответы от зоолога Эдвина Конклина (1863—1952), генетика Чарльза Девенпорта (1866—1944) и самого Осборна, который утверждал, что зал эволюции человека создан на частные средства и настаивал на том, что эволюция доказана, а также на том, что она не противоречит христианству. Брайан отреагировал на критику учёных ответом о том, что эти «мужи с дерева» даже не представляют, как сильно ошибаются.

Но наиболее едкий конфликт возник между Брайаном и ректором Университета Висконсина Эдвардом Берджем (1851—1950). Выступая перед студентами в 1921 году, Брайан по своему обыкновению сообщил, что эволюционная теория разрушает христианство, и упомянул некоего профессора, который учит студентов не верить в Бога. Ученик Эйса Грея и сторонник теистической эволюции Бердж раскритиковал Брайана в его присутствии. Он утверждал, что слова Брайана о профессоре-атеисте не соответствуют действительности. И объяснил, что он сам принимает эволюционную биологию и остаётся христианином. Возражения Берджа перед аудиторией, от которой Брайан привык ожидать восхищения и согласия, задели его лично. В дальнейшем он нападал на Берджа при каждом удобном случае, в том числе в The Commoner и других газетах. Осенью того же года он сообщил резидентам штата, что Бердж — атеист, который стремится уничтожить церковь и подорвать христианское воспитание родителей. Брайан хватил через край. Преподаватель воскресной школы и активный прихожанин Бердж никак не подходил на роль воинствующего атеиста. Брайан также потребовал, чтобы Бердж опубликовал заявление, в котором бы подтвердил веру в библейский рассказ о сотворении, непорочное зачатие, воскресение Иисуса и другие библейские чудеса. А также обязался бы отправить в отставку всех профессоров, которые дискредитировали Библию. Бердж ответил, утверждая, что он всегда был преданным христианином, и что он не обнаруживает конфликта между верой и наукой. Снова уязвленный Брайан предложил в печати Берджу сто долларов, если тот подпишет утверждение, что он произошёл от обезьяны. Ректор ответил объяснением принципов академической свободы и того, почему Брайан не мог указывать преподавателям, что им делать. Замечая, что Бердж получает больше поддержки, чем он, Брайан в 1922 году раскритиковал учёного в собственной газете, не упоминая даже его имени и называя только «сыном обезьяны».

Эдвард Бердж.

Брайан взял на вооружение тактику требовать от преподавателей заявить личную позицию по вопросам чудес и различных доктрин. В то же время он пытался добиться от Пресвитерианской церкви запрета на преподавание для тех, кто не подтвердил свою веру в пять основ. В случае принятия такой политики церковь должна была отправить в отставку всех модернистов. При этом Брайан всегда подразумевал, что попытки согласовать книгу Бытия и эволюционную биологию были анти-христианскими в любом случае. Когда Chicago Daily Tribune в 1923 году сообщила о его усилиях и высмеяла их, основываясь на проповедях других христиан, Брайан написал вскоре опубликованное газетой письмо, в котором утверждал, что редакторы исказили его взгляды. Письмо Брайана привлекло внимание его старого (и теперь бывшего) друга Кларенса Дарроу (1857—1938). В Июле 1923 Дарроу попросил редактора опубликовать его перечень вопросов к Брайану о том, как он понимает Библию. В письме Дарроу спрашивал, считает ли Брайан, что историю сотворения в Библии нужно интерпретировать буквально или аллегорически. Он вопрошал Брайана о том, были ли дни сотворения буквальными сутками, как змей передвигался, пока не был проклят, действительно ли Бог из-за поступка Евы уделил всем женщинам подчинённое положение, как Ной собрал в ковчег животных со всех континентов, действительно ли Бог остановил солнце по молитве Иисуса Навина и так далее. Я привожу полный перечень его вопросов в приложении[1]. Когда репортёры спросили Брайана, что он имеет сказать, тот отказался отвечать, заявив лишь, что Дарроу атеист, и он не видит смысла отвечать на вопросы противников религии. Но история получит продолжение.

По мере того, как движение против эволюции ширилось, образованная публика всё больше вовлекалась в конфликт с его сторонниками. Противники выступали с лекциями, проповедями, письмами в газеты и официальным лицам, а также вовлекались в дебаты с фундаменталистами. Наибольшее внимание современников привлёк ряд дебатов, проходивших в Карнеги Холле между одним из лидеров фундаменталистов, баптистским проповедником Джоном Стратоном (1875—1929) и проповедником-модернистом Чарльзом Поттером (1885—1962). Эти дебаты отразили дух времени и постепенную эволюцию фундаментализма от догматики к социальной критике и моральной панике. Стратон среди прочего утверждал, что эволюция была главной причиной таких явлений как: «деградации современного танца, сенсуализма современного театра, прославления плоти, сексуализации современной литературы, замены младенцев собаками и ужасного зла разводов». Позднее он издал книгу под заголовком «Знаменитые дебаты», которая содержала только его выступления.

Джон Стратон и Франк Норрис (известный под прозвищем «Торнадо из Техаса»).

Возражения и критика учёных способствовали дополнительному антагонизму между модернистами и научным сообществом с одной стороны и фундаменталистами с другой. Постепенно фундаменталисты начали высказываться не против отдельных неблагонадёжных профессоров, а против заговора научной элиты, направленного на подрыв христианства. Это влекло их к неизбежным выводам. Так в 1924 году Брайан описывал веру и образование как взаимно исключающие вещи, отдавая вере безусловное предпочтение. Личная неприязнь также росла. Брайан и другие фундаменталисты сыпали обвинениями и оскорблениями в адрес профессоров и модернистов. С другой стороны, знаменитый ботаник Лютер Бербанк (1849—1926) на вопрос журналиста заметил, что череп его друга Уильяма Брайана обнаруживает сходство с черепом неандертальца.

Давление на профессоров, преподавателей и учёных, а также связанные с ним публичные скандалы не приносили фундаменталистам чаемых результатов, но они в то же время не были безвредными. Президенты ВУЗов и педагоги реагировали на давление самоцензурой, стремясь избежать конфликта с маленьким, но шумным и организованным движением. Организованное давление принимало разные формы. Так в 1923 году ВХФА организовала в Техасе импровизированный суд над преподавателями штата. В церкви Франка Норриса шесть студентов-методистов читали свои конспекты с целью показать, как преподаватели учили их верить в эволюцию, а не Библию. Историк Майкл Ленеш видит в этом постановочном суде прообраз будущих бесконечных общественных слушаний о том, является ли эволюционная биология антихристианской или нет. В то же время кампания против колледжей способствовала дополнительной мобилизации сторонников для фундаменталистов. И довольно быстро они обнаружили более привлекательную, чем профессура, цель для политической активности — школы и учителя.

Спасите души школьников или на пути к Дейтону

Идея спасения студентов от эволюционной биологии неизбежно должна была распространиться и на тех, кто был ещё моложе. Фактически призывы не преподавать эволюцию в школах предшествуют организованному фундаменталистскому движению. Призывы запретить от имени религии можно проследить ещё до 1917 года в штате Кентукки. Но именно движение фундаменталистов преобразовало точки зрения «я считаю, что не надо» в политическую цель — «мы требуем запретить». Базой для действий стали те самые местные группы ВХФА, которые призывал создавать Райли. Не удивительно, что наиболее инициативными оказались баптисты именно в Кентукки, которые с 1921 года призвали к запрету на изучение эволюции, лоббируя законодателей. Они пригласили Райли и Брайана для мотивации сторонников и убеждения конгрессменов. Брайану предоставили возможность выступить перед законодателями в 1922 году. Запретительные законопроекты были предложены, но движение получило неожиданно сильный отпор. Против запрета высказались некоторые газеты и религиозные лидеры. Совет епископальной церкви обратился к законодателям, утверждая, что теория эволюции не была атеистической, и что образовательную программу должны определять педагоги. Координатором оппозиции стал ректор Университета Кентукки Франк Маквей (1869—1953). Отставив в сторону другие дела, в 1922 году Маквей посветил свои усилия защите преподавания науки. Он также побуждал учёных всей страны убеждать законодателей. С той же просьбой он обращался к выпускникам университета. Он даже привлёк на свою сторону некоторых баптистов. Против высказался даже Эдгар Маллинс (1860—1928) — лидер южных баптистов и один из авторов «Основ». Столкнувшись с сопротивлением интеллигенции и религиозных фигур, законодатели отступили. Маквей позднее благодарил своих сторонников за помощь, утверждая, что без их усилий результат был бы совершенно другим. Скорее всего, он был прав, если учесть, что один из двух законопроектов был отвергнут с перевесом в один голос!

Франк Маквей.

Имея большой опыт по части переживания поражений и стремясь ободрить своих сторонников, Брайан объявил поражение моральной победой, за которой последует вся страна. Кентуккийские фундаменталисты были согласны, и в 1924 году совместно создали «Антиэволюционную лигу Америки», стремясь таким образом сделать движение общенациональным. «Антиэволюционная лига» просуществовала недолго и не добилась каких-либо заметных успехов. Её голосом стал уже упоминавшийся одиозный проповедник Томас Мартин. В 1923 году он опубликовал книгу под названием «Ад и школы», в которой утверждал, что преподаватели эволюционной биологии хуже детоубийц. Он объяснял, что убийца только лишает жизни ребёнка, но учитель-эволюционист лишает ребёнка надежды на вечную жизнь и обрекает на вечные мучения в аду. Сравнения Мартина поистине поразительны. Так, он утверждал, что немецкие солдаты, раздававшие детям в Бельгии отравленные конфеты, были ангелами по сравнению с эволюционистами. Он писал, что немецкий врач, ослепивший новорождённого ребёнка француженки, был ангелом по сравнению с эволюционистами. В сознании Мартина моральная паника явно граничила с безумием.

Возможность запрета на преподавание эволюции у школьников воодушевляла многих фундаменталистов. Они считали, что поскольку большинство населения и, вероятно, большинство избираемых законодателей неукоснительно религиозны, принятие соответствующих законов будет лёгкой задачей.

Кроме того, политический климат способствовал охранительному и моральному законодательству. 1920-ые были удивительно противоречивой эпохой в истории США. С одной стороны, это время перемен и реформ, а с другой — время популярности консерватизма и попыток установления моральных нормативов. Мировая война, быстрые политические перемены в стране и за границей, продолжительная миграция, подъём рабочего движения и появление нового образа жизни, который по стандартам викторианской морали был предосудительным, вызвали поток ограничительного законодательства. За сухим законом последовали ограничения на трудовые протесты, требования к учителям и профессорам подписать присягу лояльности правительству США, попытки запретить католические школы, запреты на использование иностранных языков в школах, внедрение патриотических действий в обучение школьников и цензуру учебников на предмет любого неблагонадёжного материала. Не менее шести штатов приняли законы, требовавшие обязательного, ежедневного чтения нескольких стихов Библии на уроках. А помимо правовых мер существовали бесчисленные способы общественного давления со стороны различных патриотических организаций вроде Американского легиона и Ку-клукс-клана, направленные, прежде всего, на неугодных. Такова была политическая атмосфера, в которой фундаменталисты предложили не допускать эволюционную биологию в школу. Но несмотря на серьёзные основания для оптимизма, их усилия натолкнулись на неожиданное сопротивление.

Политические системы склонны сопротивляться давлению извне. В течение 1920-ых около 45 ограничительных инициатив, связанных с преподаванием эволюционной биологии, в 21 штате было предложено. Только в четырёх штатах они были приняты. Более того, только в двух (Теннесси и Миссисипи) это были законы, в двух других (Флорида и Оклахома) это были некоторые условия. Плюс в штате Арканзас запрет эволюции был принят на референдуме. Скромный успех антиэволюционного движения связан с тем, что политики использовали различные тактики, чтобы избежать принятия мер, которые они рассматривали как нежелательные, скандальные или препятствующие их приоритетам. Обычно законопроекты просто не ставили на голосование, чтобы отведённый на их рассмотрение срок истёк. В этих условиях самым ценным активом фундаменталистов был Брайан. Его обширные личные связи с политиками по всей стране, его опыт в проталкивании различных мер, в построении коалиций и знание политических процедур оказались неоценимыми. В 1923 году Брайан выступал перед законодателями восьми штатов, призывая их ограничить изучение ненавистного ему дарвинизма. Но политическая карьера Брайана угасала, и его возможности были ограничены. В том же году он посетил Теннесси и Северную Каролину, рассчитывая на приглашение выступить с речью перед законодателями. В Теннесси антиэволюционный закон был предложен, а в Северной Каролине губернатор был сторонником запрета. Однако местные политики Брайана проигнорировали. Он также не смог добиться принятия какого-либо законодательства в Небраске, которую долго представлял, и в которой его брат на тот момент был губернатором.

Первого и весьма странного успеха фундаменталисты добились в штате Оклахома. В 1922 году Ассоциация баптистских церквей штата призвала законодателей исключить из школ учебники, упоминавшие дарвинизм. Акцент на учебниках не был случайным. Губернатор Джон Уолтон (1881—1949) призывал принять закон, по которому учебники предоставлялись бы школьникам бесплатно. Сочувствовавшие фундаменталистам законодатели в 1923 году предложили поправку, запрещавшую закупку учебников, если в них упоминалась эволюция. Несмотря на консерватизм штата и несущественность поправки, её принятие не было лёгким. Дебаты по её поводу сопровождались даже предложениями «выйти и разобраться».

Прописанное в законопроекте требование выделялось своей бессмысленностью. Учебники приобретались только для младших школьников, а эволюция не изучалась в начальных классах. Таким образом, не существовало учебника, который положение закона мог ограничить. Губернатору такое дополнение к закону не понравилось. Он счёл его интригой против себя со стороны Ку-клукс-клана, но закон подписал. Таким образом, по стране разлетелись вводящие в заблуждения новости — в Оклахоме приняли закон, запрещающий преподавание эволюции в школах. Надо сказать, закон вскоре был аннулирован в целом, и любые ограничения в штате на дарвинизм ушли вместе с ним. Однако победа, пусть и символическая, вдохновляла фундаменталистов.

Сталкиваясь с сопротивлением, Брайан попытался взять дело в свои руки. Перебравшись во Флориду, он наладил связи с местными политиками и, используя свой опыт, разработал такую инициативу, которая имела максимальные шансы на успех. Брайан призвал законодательный орган проголосовать за резолюцию против преподавания дарвинизма. В то же время он позаботился о том, чтобы организованная оппозиция не подорвала его усилия. Ректор Университета Флориды Альберт Мёрфи (1870—1927) был его другом, и Брайан убедил Мёрфи не возражать против резолюции. В результате законодатели легко одобрили текст, гласивший:

«… неправильно и пагубно … для любого профессора, учителя или преподавателя колледжей или общественных школ этого штата … преподавать или допускать преподавание атеизма или агностицизма, или дарвинизма как истинного, или любую другую гипотезу, которая связывает человека родством по крови к любой другой форме жизни».

Когда резолюция прошла, Брайан начал рекламировать результат как образец для других штатов в надежде, что единомышленники возьмут его проект за основу, и будут добиваться одобрения таких же резолюций. Успех Брайана был символическим, но более существенным, чем могло бы показаться. С одной стороны, «резолюция» не была юридически обязывающей, она не устанавливала требований и ограничений или наказаний за неисполнение. Брайан всегда это подчёркивал. Кроме того, она не требовала подписи губернатора. И её нельзя было оспорить в суде. Более того, она запрещала преподавание дарвинизма как истины. Это Брайан тоже подчёркивал. Но она была началом дальновидной стратегии, вдохновлённой опытом принятия сухого закона. Одобрение множества таких мер создавало бы растущее общественное давление, и открывало бы дорогу к более ограничительным мерам. Кроме того, она была лукаво сформулирована в фундаменталистском ключе. Резолюция подразумевала, что эволюционная биология была антирелигиозной. Она уравнивала дарвинизм с атеизмом. И по мнению историков она содержала расистский подтекст. Выражение «родство по крови» часто использовалось в начале XX века в контексте защиты белой расы, и Брайан не мог этого не знать.

Однако для других фундаменталистов, менее искушённых в политике, принять резолюцию — было слишком мало и слишком медленно. Общественное порицание не соответствовало собственным призывам Брайана, согласно которым цивилизация, церковь, Библия и христианство находились на краю гибели.

Фундаменталисты рассматривали провал запретительных усилий в Теннесси и Северной Каролине как досадную неудачу. Поэтому они сосредоточили на них свои усилия в ожидании законодательных сессий 1925 года. В 1924—1925 году ВХФА организовала национальные конференции в обоих штатах. Фактически все лидеры движения — Райли, Норрис, Стратон, Мартин и Брайан — активно гастролировали и там, и там, выступая с проповедями о необходимости объединения ради того, чтобы изгнать дарвинизм из школ. Агитаторы стремились завлечь на свои проповеди как можно больше политиков. Как будто этого было недостаточно, 500 экземпляров разгромной речи, данной Брайаном в столице Теннесси, были отправлены законодателям. Эти усилия дали плоды. В январе 1925 года сенатор Джон Шелтон и конгрессмен Джон Батлер предложили сделать преподавание эволюции в Теннесси уголовно наказуемым. Повторяя тезисы фундаменталистов, Батлер заметил:

«Если мы хотим существовать как нация, принципы, на которых основано наше правительство, не должны быть подорваны. Это, конечно, произойдёт, если мы отвергнем Библию как неуместную и заменим её эволюцией».

Именно Батлер написал закон, ставший позднее камнем преткновения:

«Будет нарушением закона, если любой преподаватель любого университета, педагогического колледжа или школы, содержащихся полностью или частично за счёт штата, будет преподавать любую теорию, отрицающую историю Божественного Творения человека, как тому учит Библия, и вместо этого преподавать, что человек произошёл от низших животных».

Криминализация теории эволюции в Теннесси представляет собой яркий контраст более ранним событиям в Кентукки. И подчёркивает важность организованной оппозиции. Закон Батлера был быстро принят нижней палатой и передан в Сенат штата. Когда суд над Скоупсом начался, журналисты со всей страны пытались понять, почему никто в штате не пытался остановить инициативных законодателей. Но некоторая оппозиция закону действительно возникла после того, как законопроект попал в Сенат. Газеты штата опубликовали письма от резидентов, порицающих и высмеивающих запрет. Ссылки на обезьян были банальными. Даже некоторые проповедники высказались против. Тринадцать методистских и пресвитерианских служителей направили коллективное письмо в Сенат. Методисты в целом положительно воспринимали эволюционную биологию. Некоторые даже утверждали, что основатель методизма Джон Уэсли (1703—1791) высказывался в пользу эволюции. Это ошибка, Уэйсли, повторяя аргументы естественного богословия, говорил об аристотелевской прогрессии форм жизни, что методисты истолковывали как идею об эволюции. Тем не менее, такой тезис позволял им использовать авторитет Уэсли для защиты эволюционной биологии. И даже такого сопротивления со стороны отдельных резидентов Теннесси оказалось достаточно. Признаком того, что законодатели заметили давление, было редкое явление — осуждение нижней палатой газетной критики некоего проповедника. Сенатский комитет отверг проект Шелтона. Но в феврале законодатели отправили обе инициативы обратно в комитет, возможно, чтобы провалить их обычным путём — оставив без рассмотрения. Это промедление оказалось критическим.

Уильям Сандей у Белого дома.

Узнав о колебаниях законодателей, фундаменталисты вновь мобилизовали своих сторонников. Два лидера движения — Сандей и Норрис — вновь посетили штат. Уильям Сандей (1862—1935) был, несомненно, самым одиозным лидером среди фундаменталистов и обладал самым причудливым темпераментом. Профессиональный бейсболист в какой-то момент Сандей испытал духовное перерождение и стал странствующим проповедником со своим уникальным «стилем». Он говорил речитативами, а во время проповедей прыгал по сцене и принимал причудливые позы. В то время, когда Интернет и телевидение не существовали, а радио только распространялось, проповеди Сандея посещали для развлечения даже те, кто не искал духовного возрождения (сохранились видеозаписи фрагментов выступлений Сандея)[3]. Действительно, Теннессийский журналист, посетивший «крестовый поход» Сандея, с удивлением отметил: «Это было самое обвинительное, напущенное, ироническое и безудержное ниспровержение идеи, которое я когда-либо слышал в своей жизни, будь то в залах конгресса или пьяных драках». Даже сочувствующий историк Эдвард Ларсон язвительно комментирует: «По сравнению с выступлениями Сандея слова Норриса о том, что руки преподавателей эволюции обагрены кровью невинных, звучали примирительно. По крайне мере, Норрис использовал в речи полные предложения».

Усилия фундаменталистов принесли плоды. 12 марта Сенат Теннесси вернулся к рассмотрению законопроекта Батлера. Последовали бурные дебаты, в ходе которых была отклонена поправка, запрещающая преподавать концепцию шарообразной Земли. Спикер Сената поддержал инициативу, заметив, что если учить детей тому, что они произошли от протоплазмы, они никогда не будут верить Библии. Противники утверждали, что закон ограничивает свободу мысли и свободу религии. Однако логика моральной паники была сильнее. С 24 голосами «за» и 6 «против» закон ушёл на подпись губернатору Остину Пи (1876—1927).

К этому моменту события начали привлекать внимание за пределами штата. Пи некоторое время обдумывал решение, изучая потенциальную реакцию, но изначально склонялся к тому, чтобы закон подписать. Он называл себя «старомодным баптистом» и предостерегал студентов от увлечения идеями, подрывающими веру. Губернатор сопроводил свою подпись 23 марта пояснительным письмом, которое, по-видимому, составил его клерк. Это письмо вошло в историю. Оно изобилует упоминаниями Бога, веры, Библии, позволяет понять дух времени. И заслуживает пристального внимания:

Серьёзная и интересная корреспонденция была получена касательно этого законопроекта. Как можно было ожидать, многие письма поддерживали его и многие не поддерживали.
Свобода религии и строгое отделение церкви от государства — незыблемые принципы в этой стране. Этот законопроект должен быть отклонён, если он нарушает один из этих принципов. По моему мнению, он их не нарушает.

Вера наших людей в Бога и жизнь будущего века отражена в Конституции штата Теннесси: «Никакой человек, который отрицает существование Бога или будущие вознаграждение или возмездие не должен занимать пост в каком-либо гражданском департаменте штата». Статья 9, секция 3.

В соответствие с какими законами нам будут вознаграждение или возмездие в будущей жизни? Очевидно, ответ должен гласить: по тем законам, которые Бог дал нам. И далее ответ должен сказать, что его законы были даны нам в Святой Библии, и не иначе, Именно Библия диктует наше поведение, по которому нас будут судить для определения вознаграждения или возмездия в будущей жизни. Поэтому наши гражданские институты в соответствие с нашей конституцией и вся система правительства неразрывно связаны с этим положением в нашем органическом законе.

Наша система общественных школ стала важной и существенной функцией нашего правительства. Сознание наших детей формируется в этих школах.

Поскольку наша конституция признаёт Бога, и если Библия — его священное слово, прямо определяющее наше отношение к будущему вознаграждению или возмездию, как наша школьная система может не уделять Библии никакого внимания и полностью игнорировать её? Очевидно, это невозможно. Это было отражено в нашем законодательстве.

«По крайней мере десять стихов из Библии должны быть прочитаны учителем без комментариев в начале каждого учебного дня в каждой общественной школе…»

Никто не станет отрицать, что Святая Библия учит, что человек был сотворён Богом по его образу и подобию. Этот законопроект основывается на понимании того, что сама достоверность Библии в её учении о божественном создании человека отрицается любой теорией, согласно которой человек произошёл от или вышел из любого класса низших животных…

Остин Пи.

Необходимо отметить, что этот законопроект не требует преподавания в общественных школах любой определённой теории или интерпретации Библии касательно сотворения человека. Мы знаем, что кредо и религии обычно основаны на различных пониманиях и интерпретациях Библии. Достоверность нашей Библии была признана в наших законах, требованием читать её в наших школах, и этот законопроект делает не что иное, как гарантирует, что достоверность Библии не будет скомпрометирована в умах наших детей в фундаментальном вопросе божественного сотворения человека. Закон требует, чтобы чтение Библии не сопровождалось комментариями, чтобы гарантировать, что никакое религиозное кредо или доктрина наших людей поддерживалась бы пониманием или интерпретацией преподавателя. Совершенно ясно, что любое кредо или интерпретация Библии, затрагивающие сотворение человека, не отрицающие его божественность и не гласящие, что человек эволюционировал от низших животных, допустимы в соответствие с данным законопроектом. Действительно, насколько я понимаю, что те, кто признают теорию эволюции, отвергают эту идею. Конечно, она никогда не доказывалась как факт.

Ничего подобного нет ни в одной из признанных научных книг. Таковы верования наших людей, и они говорят этим законопроектом, что любая теория происхождения человека от низшего животного явно и фундаментально противоречит учению Библии относительно сотворения человека. И что такая теория, поскольку она отрицает Библию, не должна преподаваться в наших общественных школах, в которых чтение Библии установлено законом. Комментарии Библии запрещены, следовательно, любая теория, которая оспаривает достоверность Библии, также запрещается. Мне кажется, что эти два закона полностью последовательны. Широта интерпретации относительно времени и способа сотворения человека Богом не затронута.

Гарантия свободы совести во всех религиозных вопросах установлена в нашей конституции, секция 3, статья 1:
«Все люди имеют естественное и неоспоримое право поклоняться всемогущему Богу в соответствие с их совестью; никто не может быть принуждён посещать, воздвигать или поддерживать любой храм или поддерживать любого служителя религии против его воли; никакая человеческая власть в любой ситуации не может контролировать или вмешиваться в права свободы совести; и никакое предпочтение не может быть дано любой религиозной власти или способу поклонения».

Отсутствие нарушений

Очевидно, не может быть нарушения этого положения, если данный законопроект не контролирует право свободы совести учителя, преподающего о сотворении человека в наших общественных школах, или не вмешивается в это право. Данный законопроект не делает чего-либо подобного в значении положений конституции. Учитель имеет несомненное право верить или думать относительно вопроса, что угодно, без ограничений со стороны любой власти. Однако конституция не предоставляет учителю права преподавать в наших школах то, что он предпочитает. Люди имеют право и должны иметь право регулировать то, чему учат в их школах. В противном случае они не могли бы выбирать учебники и требовать их преподавания в школах. Предписание, которое в настоящий момент требуется законом, затрагивает жизненно важный предмет и политику — веру человека в божественное сотворение и бессмертие его души.

На этой вере, безусловно, основана моральная и духовная жизнь нашей нации. Обоснованно или нет, есть глубокое и широко распространённое убеждение в том, что нечто колеблет фундаментальные основы страны, и в отношение религии, и в отношение морали. По мнению многих людей, отказ от традиционной веры и веры в Библии в большой степени — причина наших бед. Такова и моя точка зрения.

После тщательного изучения я не смог найти ничего в книгах, которые используются в наших школах, что вступило бы в конфликт с этим законопроектом в малейшей степени. Поэтому он не подвергнет наших учителей какому-либо риску уголовного преследования. Вероятно, закон никогда не будет применяться. Возможно, положения закона недостаточно определены, чтобы позволить его конкретное применение или исполнение. Никто не думает, что закон будет задействован.

Но этот законопроект — недвусмысленный протест против нерелигиозной тенденции некоторых школ и частей света — возвеличивать так называемую науку и отрицать Библию — тенденция, которая имеет фундаментально пагубный и фатально вредный эффект на наших детей, наши институты и нашу страну.

Учитывая данные представления и данные пояснения, после тщательного раздумья, я без колебаний одобряю этот законопроект».

Несколько типичных тезисов фундаменталистов заметны в письме Пи.

• Теория эволюции отвергает христианство. Христианство не совместимо с эволюционной биологией.
• Факт эволюции никогда не был доказан.
• Эволюционная биология подрывает веру, особенно детей.
• Сомнение в сотворении человека Богом лишает человека надежды на вечную жизнь.
• Большинство может запретить преподавать в школах то, что ему не нравится.
• Жизнь страны основана на религиозной вере.

Очевидно, гастроли фундаменталистов в Теннесси не прошли даром для антиэволюционного движения. Кроме того, можно заметить характерную для времени идею о том, что культурные перемены представляют угрозу самому существованию государства и общества. Стоит также обратить внимание на то, что Пи явно попытался нивелировать критику закона в отношении свободы совести и возможности представить сотворение человека как эволюцию. В самом деле, именно об этом писали некоторые богословы в «Основах». Об этом же говорили модернисты в Теннесси. На этом же будет настаивать защита в ходе суда. Однако наибольшее внимание привлекли слова Пи о том, что закон никогда не будет применяться. Каждый историк не преминул заметить, что через два месяца жизнь показала Пи, как сильно он заблуждался. Более того, Пи или составитель текста, вопреки глубокой озабоченности умами школьников и уверениям о «тщательном исследовании», явно не имел малейшего понятия, что содержится в школьных учебниках. Поверхностное чтение показало бы, что эволюционная биология в них присутствует. Комиссия Теннесси озаботится поиском «правильных» учебников биологии только в мае, когда обезьяний процесс привлечёт внимание страны и мира.

И всё же, почему оппозиция закону в штате оказалась столь слабой? Ни Университет Теннесси, ни Академия наук Теннесси, ни какой-либо колледж не высказались против. Исключением, как не странно, стал Университет Вандербилда — ВУЗ, учреждённый методистской церковью, который закон даже не затрагивал. Его канцлер даже обещал продолжать преподавать эволюционную биологию, после того, как закон Батлера вступил в силу. Почему научные элиты штата промолчали?

Было предложено несколько объяснений. Согласно одному из них, руководство Университета Теннесси уволило семерых профессоров, которые выступали против ограничений на преподавание эволюционной биологии. Об этом заявил один из уволенных Джесси Спроулз. Кроме того, университет нанимал профессоров по годичным контрактам, что в теории давало возможность руководству избавиться в течение неполного года от любого неугодного профессора без объяснения причин. Поэтому учёные просто боялись. Однако данное объяснение несостоятельно. «Американская ассоциация университетских профессоров», созданная для защиты академической свободы, исследовала увольнения семерых преподавателей и пришла к выводу, что нет свидетельств того, что причиной увольнения была позиция преподавателей по эволюции. Современные историки сходятся в том, что настоящей причиной отсутствия оппозиции был другой закон, который рассматривался законодателями — закон, который должен был расширить финансирование университета Теннесси. Его президент энтомолог Харкорт Морган (1867—1950) был против запрета эволюции, но не хотел ссориться с законодателями, что могло поставить крест на новых ассигнованиях. Морган предупредил Пи, что университет не будет протестовать против закона Батлера. Он убеждал профессоров университета, вместе с которыми входил в Академию наук Теннесси, поступать аналогично. Таким образом, Морган пошёл по пути, противоположному тому, который избрал Маквей. Мнение о законе пришлось выражать студентам, которые высмеяли его в феврале на ежегодном параде университета. Но их мнение не имело веса.

И закон, который станет камнем преткновения в суде, вступил в силу. Не хватало только того, кто согласится нарушить закон, и тех, кто готов представлять его в суде. Чтобы понять, как обезьяний процесс начался, нам необходимо обратиться к ещё одному участнику событий, на этот раз организации.

На страже свободы

Выше уже шла речь о внешней политике США во время Первой мировой войны. Президенту Вильсону пришлось осознать вероятность большой войны в начале своего первого срока. Он заметил:

«Это будет большой иронией судьбы, если моей администрации придётся иметь дело с международной войной, так как моя компетенция ограничена преимущественно вопросами внутренней политики».

Осенью 1914 года Вильсон провозгласил нейтралитет США. По ещё большей иронии судьбы именно этот неподготовленный человек станет архитектором окончания войны и послевоенного устройства мира. Будучи не в состоянии жить без реформирования чего-либо, Вильсон на посту президента за несколько лет провёл множество реформ, о которых сторонники прогрессивного движения только мечтали. С поразительной скоростью он демонтировал экономическую систему, которую республиканцы создавали и поддерживали 60 лет. Не удивительно, что интеллектуала, академика, идеалиста и реформатора Вильсона носили на руках многие представители образованных элит.

Их отношение к Вильсону начало меняться после вступления США в войну.

Осознавая опасность, ещё в январе 1915 года американские пацифисты из Нью-Йорка создали «Антимилитаристский комитет», который занимался агитацией и проводил шествия с целью предотвратить участие Соединённых штатов в мировой войне. Его дочерней организацией в 1917 году стало «Национальное бюро гражданских свобод», стремившееся защищать право не участвовать в войне и открыто выступать против неё. Понимая, что его действия столкнутся с оппозицией и могут затруднить, а то и вовсе подорвать военные усилия, Вильсон принял репрессивные меры против нелояльных. В 1917 году прошёл закон о шпионаже, крайне широкие формулировки которого позволяли при достаточной гибкости считать антигосударственной деятельностью почти всё что угодно. Формулировки пришлось даже расширить, чтобы критика формы американского правительства считалась препятствием для военных усилий. Пацифистские собрания запрещались, тысячи активистов были арестованы и осуждены, многим власти на разных уровнях угрожали преследованиями. Пересылка антивоенных материалов была запрещена. Это фактически лишило пацифистов возможности издавать какую-либо критику внешней политики Вильсона. Можно легко представить отношение этих пацифистов к Брайану, вчерашнему яростному противнику войны, который призывал сажать антивоенных активистов. Разочарование Вильсоном и всей системой было огромным. Пацифисты пришли к выводу, что реформистское правительство может быть в той же мере репрессивным, как реакционная. Одного наличия правильных людей во власти недостаточно, чтобы гарантировать свободу. Свобода гражданина должна быть защищена. Будет преуменьшением сказать, что в атмосфере военной мобилизации и послевоенного охранительства задача была не из лёгких.

Лидеры «Бюро» во время войны пытались сотрудничать с администрацией Вильсона. Попытка закончилась в 1918 году, когда министерство юстиции организовало рейд на штаб-квартиру организации с конфискацией документов. Лидеры организации оказались под арестом, а её глава Роджер Болдуин (1884—1981) получил год тюрьмы за отказ проходить освидетельствование на предмет годности к военной службе. В 1920-ом, когда война была уже в прошлом, «Бюро» было переименовано в «Американский союз гражданских свобод» (АСГС). Организация видела свою миссию в защите прав гражданина, особенно прав на свободу слова, независимо от того, насколько непопулярным и нежелательным это слово могло быть. Естественно, организация встречала критику со всех сторон. Консерваторы и крупный бизнес осуждали АСГС за защиту свободы слова для социалистов и коммунистов. Коммунистам не нравилась защита прав бизнеса. Ку-клукс-клан выступал против АСГС из-за того, что организация защищала права чернокожих, евреев и католиков, несмотря на то, что она также защищала права членов клана.

Роджер Болдуин.

В первые годы своей деятельности АСГС посвятил много усилий защите свободы слова для рабочего движения. И рабочее движение включало школьных учителей. АСГС также боролся против использования школ для насаждения милитаристических настроений и американизма. В результате члены организации оказались под запретом выступать в какой-либо школе Нью-Йорка. АСГС оспорил этот запрет в суде. Союз отслеживал дискриминацию школьных учителей в национальном масштабе. Не удивительно, если учесть, что глава профсоюза учителей Нью-Йорка Генри Литвилль (1866—1941) был членом исполнительного комитета АСГС. В 1924 году АСГС выпустил заявление в поддержку свободы слова учителей, как на рабочем месте, так и в частной жизни. Среди усилий пропагандистов подорвать образование АСГС называл законы лояльности, законы, ограничивающие содержание учебников истории и законы, запрещающие преподавать эволюцию. АСГС обещал помощь педагогам в тех случаях, когда возникали посягательства на образование.

Таким образом, к 1924 году АСГС определил для себя тактику по защите образования и создал представительный комитет по академической свободе. Комитет следил за новостями из Теннесси, когда закон Батлера обсуждался в законодательном органе, ожидая результата. Наличие уголовного наказания в законе сделало его приоритетным для АСГС. И когда газеты сообщили о принятии закона, который никогда не будет применяться, союз был готов действовать.

4 мая газеты Теннесси напечатали оплаченное АСГС объявление: «Мы ищем учителя штата Теннесси, который готов принять наши услуги в оспаривании закона в судах». Авторы отмечали, что, по их мнению, процесс не стоил бы учителю его или её работы и указывали, что видные адвокаты готовы представлять интересы ответчика.

Дейтон хватается за возможность

Не трудно пообещать школьному учителю юридическую помощь, гораздо сложнее найти того, кто согласился бы втянуть себя и попутно школу в уголовный процесс. Школьные учителя обычно лояльно воспринимают ограничения и исполняют их. В самом деле, именно на этом настаивал Брайан — учителя будут следовать закону. Во время суда в Дейтоне горожане раздавали буклет под названием «Почему не Дейтон», который рекламировал город. И в самом деле, почему?

Дейтон часто описывался до, во время и после суда как типичный провинциальный, сельский городок юга США. И описывался неправильно. Дейтон не был типичным. По выражению Эдварда Ларсона, город не имел связи ни с прошлым, ни с будущим. Определяющим событием для Теннесси как южного штата была гражданская война. Но только отдельные дома существовали в области «Перекрёстка Смита» во время войны. Только позднее почтальон решит переименовать «Перекрёсток» в Дейтон, обнаружив, что города с таким названием не было в Теннесси. Выросший после гражданской войны Дейтон, ставший центром графства Риа, не переживал травму поражения в гражданской войне и реконструкции. Более того, население графства сочувствовало северу в войне. Дейтон развивался за счет инвестиций севера. Железная дорога способствовала в конце XIX века развитию сельского хозяйства вокруг города и в конечном счете добывающей промышленности. Доменная печь была построена рядом с Дейтоном. Население города превысило 3000 человек. Будущее казалось многообещающим. Власти графства одобрили строительство большого здания суда в Дейтоне. Во время обезьяньего процесса некоторые посетители удивлялись, зачем такому небольшому городу такой большой суд. Дело в том, что в 1880-ых власти предполагали, что город продолжит расти. Вместо этого население сократилось почти наполовину. Нужно вспомнить экономическую депрессию 1893 года, которая уничтожила планы Брайана на президентство, и 15 000 разорившихся предприятий. Одним из них была горнодобывающая компания Дейтона. Доменная печь закрылась, и потерявшие работу начали разъезжаться. К 1920-ым местные бизнесмены, организовавшие «прогрессивный клуб», искали способы вернуть процветание городу.

Часто комментаторы отмечали, что в Дейтоне Брайана приветствовали его избиратели, голосовавшие за него трижды. Это ошибка, возникающая из-за распространения общего настроения Теннесси на Дейтон. Брайан трижды получал голоса выборщиков штата, но он ни разу не побеждал в графстве Риа, которое оставалось республиканским анклавом. В религиозном отношении Дейтон также отличался. В Теннесси доминировали баптисты, но в Дейтоне большинство прихожан были методистами, а пастор северной методистской церкви и вовсе был модернистом, тогда как в «южной» церкви пастор сочувствовал фундаменталистам. Одним словом, Дейтон был необычным.

Объявление АСГС не привлекло внимания ни одного учителя в Теннесси, но оно заинтересовало управляющего Камберлендской угольной компании, уроженца Нью-Йорка Джорджа Рапплейя (1894—1966). Рапплейя олицетворял то, чего опасался Брайан. Сын католички и баптиста в колледже он стал безразличным к религии и принял научные представления о мире. Однако в Дейтоне он завёл дружбу с методистским пастором и начал сочувствовать христианскому модернизму. Увидев предложение АСГС, он решил, что такую возможность нельзя упустить. Для этого у него было два резона. Во-первых, Рапплейя резко негативно относился к закону Батлера. Он был одним из тех, кто писал критические письма в газеты, когда закон Батлера принимали. Во-вторых, Рапплейя считал, что национальное внимание привлечёт интерес к Дейтону, что поможет в развитии экономики города. Дальнейшие события известны из тех рассказов, которые их участники многократно излагали журналистам. Эти истории явно частично приукрашены и опускают неудобные детали.

Рапплейя с объявлением отправился к Франку Робинсону — одному из участников прогрессивного клуба, аптека которого служила местом деловых встреч. Рапплейя предложил предпринимателю устроить судебный процесс в Дейтоне. Робинсону идея понравилась, но нужен был учитель. Рапплейя и Робинсон нуждались в человеке, который знал школьные дела. Поэтому следующим организатором стал глава комитета по образованию графства Уолтер Уайт. Ему затея сначала пришлась не по вкусу. Уайт одобрял закон Батлера и не хотел его отмены. Но желание привлечь людей в Дейтон пересилило. Позднее Уайт ещё проявит свой прагматизм. Биологию в Дейтоне преподавал Джон Фергусон. Однако вряд ли бы он согласился стать нарушителем. Семейный человек, директор школы и житель Дейтона, он мог бы пострадать от скандала. Кандидатуру Джона Скоупса наверняка предложил Уайт.

Джон Скоупс и Джордж Рапплейя.

Джон Скоупс попал в Дейтон случайно. Его наняли сразу после окончания университета на замену ушедшему учителю. В Дейтоне его величали профессором, правда, он был спортивным тренером и преподавал математику. Но, к счастью для возможностей суда, подменял Фергусона, пока тот болел. Или же это выдумали для удобства. Скоупс жил в Дейтоне меньше года, у него не было семьи или собственности в городе и в любом случае он собирался уехать и продолжить образование. Он вроде бы ничего не терял от скандала. Его позвали в аптеку Робинсона и попросили стать нарушителем, борцом за академическую свободу и просто героем. Через сорок лет он напишет, что с трудом может объяснить, почему он согласился. Тому было несколько причин. Во-первых, его, молодого человека просили сразу несколько авторитетных мужчин, среди которых был друг Джордж Рапплейя. И, во-вторых, он учился в Университете Кентукки, когда его ректор Маквей вёл успешную кампанию против фундаменталистов. Скоупс восхищался Маквеем.

Чтобы прояснить судебные перспективы, организаторы проконсультировались с юристами Дейтона братьями Гербертом и Сью Хикс. Сью к идее отнёсся холодно. Трудно сказать, почему. С одной стороны, он придерживался строгих религиозных убеждений. Другой его брат Ира был проповедником-фундаменталистом. С другой стороны, он и Скоупс были друзьями, несмотря на различия в религиозных убеждениях. Но после уговоров, братья согласились представлять штат против Джона Скоупса. После того, как все роли были распределены, Рапплейя отправил телеграмму в АСГС, спрашивая, готовы ли там участвовать в процессе. Когда утвердительный ответ был получен, Робинсон оповестил газеты.

Вскоре информационная бомба взорвалась в масштабах страны.

Организаторы процесса позируют репортёрам в аптеке Робинсона. Впереди слева направо: Герберт Хикс, Джон Скоупс, Уолтер Уайт, Гордон Макензи. Сзади: констебль Бёрт Уилбор, Уоллас Хаггард, Уилл Морган, Джордж Рапплейя, Сью Хикс и Франк Робинсон.

Конечно, мотивация организаторов была очевидна всем. Отношение к их действиям в Теннесси было негативным. Как заметил редактор одной из газет: дейтонцы руководствуются сомнительной теорией, что не бывает плохой рекламы. Старые раны гражданской войны давали о себе знать, и даже не были старыми, по мнению южан. Судебный спор о том, кто в праве устанавливать правила с участием людей из Нью-Йорка не вызывал энтузиазма на юге.

9 мая Джон Скоупс предстал перед тремя мировыми судьями, Рапплейя выдвинул формальные обвинения и подозреваемый был формально арестован. Его статус не подразумевал заключение под стражу, а лишь обязательство в августе предстать перед гранд-жюри для решения о необходимости предъявления обвинения. Тем временем, лидеры фундаменталистов получили возможность обсудить будущий судебный процесс на конференции ВХФА, проходившей как раз в Теннесси.

Выступавший на съезде Брайан особо досадовал на студентов, которые высмеяли закон Батлера. И на то, что не многие поддержали «благородное решение губернатора» закон подписать. Очевидно, события показывали Брайану, что его кампания по спасению студентов от эволюции не столь успешна, как ему бы хотелось. Он упомянул и новый судебный процесс. Лидеры ВХФА организовывали ежегодные съезды в тех же городах, где проходили большие церковные конференции и в тоже время. Они делали это с целью завербовать в своё движение как можно больше представителей. В 1925 году для съезда ВХФА выбрали Мемфис, так как в город съезжались представители баптистских церквей. Съезд ВХФА ещё раз призвал законодателей запретить «ненаучную, антихристианскую, атеистическую, агностическую, языческую, рационалистическую теорию эволюции». В 1925 году баптисты решили сформулировать своё кредо веры. Пользуясь возможностью, фундаменталисты предложили баптистам внести осуждение эволюции в перечень доктрин. Но баптисты проголосовали против. Они сделали это не потому, что симпатизировали эволюционной биологии. Напротив, баптисты да ещё на юге больше чем кто-либо были настроены к ней враждебно. Но они не хотели смешивать доктринальные вопросы с политическими и не связанными напрямую с традицией.

Эта неудача не добавила оптимизма фундаменталистам. Кроме того, чем больше они узнавали о деле Скоупса, тем больше оно вызывало у них беспокойство. Всё выглядело так, словно модернисты собираются аннулировать самое впечатляющее их достижение. АСГС выступал против фундаментализма. Формальный обвинитель Рапплейя возможно даже не был религиозен. Прогрессивный клуб интересовался лишь рекламой города. Судебное преследование работало, потому что попросили. Политики сожалели, что процесс вообще начался. Казалось, никому не было никакого дела до закона, никто не собирался отстаивать его насмерть. Обеспокоенные таким поворотом дела, фундаменталисты при участии Райли 13 мая отправили уже отбывшему Брайану телеграмму с вопросом, не согласится ли он участвовать в суде на стороне обвинения. Они отметили, что местным обвинителям нельзя доверять, а фундаменталистам нужна победа. Они также направили телеграмму местным обвинителям, спрашивая, согласятся ли они на участие Брайана. Возможность привлечь в город фигуру национального масштаба была встречена в Дейтоне с воодушевлением. И Сью Хикс отослал Брайану приглашение.

Брайан со съезда ВХФА отправился на ежегодную ассамблею пресвитерианской церкви, которую он не первый год пытался обратить в фундаментализм. В 1923 году Брайан умудрился снова проиграть выборы, теперь церковные. Он выдвинул свою кандидатуру на пост модератора ассамблеи. Главным соперником Брайана стал Чарльз Вишарт (1870—1960) — глава пресвитерианского колледжа Вустера. Среди пресвитериан Вишарта Брайан недолюбливал больше других. Вишарт защищал совместимость эволюции и христианства, а также упорно отказывался прекратить преподавание эволюционной биологии в колледже. Вишарт победил Брайана с небольшим перевесом. Однако Брайан взял на вооружение свой политический подход, предлагая различные резолюции. Ему удалось обеспечить голосование в поддержку залогов против алкоголя. И за подтверждение пяти основ веры. Призывая делегатов снова объявить обязательными пять доктрин, Брайан провозгласил:

«Эволюционная гипотеза — единственное, что подвергает серьёзной опасности религии с момента рождения Христа. И она угрожает всем другим религиям, также как христианской религии, и цивилизации, и религии».

Но проект Брайана — лишить финансирования все пресвитерианские колледжи, в которых изучали эволюцию, вызвал длительные дебаты и был отклонён. Согласно очевидцу событий, после очередного поражения Брайан опустился на стул бледный и подавленный. Но он снова смог убедить себя в том, что судьба на его стороне. Он написал своей дочери:

«Я думаю, что моё поражение на выборах на пост модератора было божественно предопределено. Я добился большего, выступая с трибуны, чем я бы мог добиться, сидя в кресле модератора… Я обеспечил принятие четырёх резолюций, не считая подтверждения позиции церкви о пяти важных доктринах. Это была огромная победа для ортодоксального христианства. Другие церкви последуют за нами. Это будет новое пробуждение церкви. Это было намного лучше, чем стать модератором».

В следующем 1924 году пресвитерианские фундаменталисты добились большего успеха. При поддержке Брайана модератором выбрали Кларенса Макартни (1879—1957). Верный критик модернистов, считавший эволюционную доктрину причиной социальных проблем, Макартни сделал Брайана заместителем. Однако получив ограниченную власть, фундаменталисты опасались предпринимать резкие действия и утонули в спорах о доктринальной чистоте. В 1925 году предсказание Брайана о скорой победе фундаментализма вновь не сбылось. К этому моменту пресвитерианцы устали от конфликтов и сплотились вокруг богослова Чарльза Эрдмана. Чувствуя угрозу потери власти, фундаменталисты заклеймили Эрдмана как модерниста. Однако пресвитерианцы выбрали правильного человека. Консервативный богослов, написавший две статьи для «Основ», Эрдман был вне подозрений. Он выиграл выборы и призвал не ссориться по несущественным вопросам. Предложение Брайана запретить преподавание эволюционной биологии вновь не прошло. После этого поражения Брайан получил телеграмму Сью Хикса. Он немедленно ответил согласием. В считанные дни вся страна узнала, что Уильям Брайан присоединился к суду над Скоупсом. Все понимали, что процесс будет громким.

В то же время Джон Скоупс не искал себе защитников. Они нашли его. Выше шла речь о семи профессорах, которых уволили из Университета Теннесси. Одним из них был юрист Джон Нейл (1876—1959) — бывший судья и выпускник университета Вандербилда. Он лично приехал в Дейтон, разыскал Скоупса и предложил адвокатскую помощь со словами: «Хотите вы или нет, я буду здесь». Скоупс принял столь щедрое предложение. Но более звёздные защитники прибыли с севера. Кларенс Дарроу узнал о деле Скоупса на конференции Американской психологической ассоциации и на вопрос журналиста, не хотел бы он защищать учителя, ответил отрицательно. Тому было сразу несколько причин. Для начала Дарроу в возрасте 68 лет только что объявил о завершении карьеры. С другой стороны, его агностицизм был широко известен. И его участие в суде было бы неизбежно изображено фундаменталистами как свидетельство заговора безбожников против христианства. С этой точки зрения Дарроу был бы подарком для фундаменталистов. Кроме того, репутация Дарроу была, мягко говоря, неоднозначной. Он был известен на всю страну и выигрывал безнадёжные дела. Но это в то же время настраивало часть общества против него, тех, кто хотел бы видеть обвиняемых за решёткой или в петле. Дарроу очень часто защищал ответчиков, против которых было общественное мнение. Самое знаменитое из таких дел завершилось в предыдущем 1924 году. Оно было шумным и заслужило название «суд столетия». Дарроу защищал двух студентов, которые убили сверстника просто из желания совершить идеальное убийство. Дарроу убедил их признать вину, чтобы избежать суда присяжных и попытаться добиться пожизненного заключения взамен смертной казни. Ему удалось это сделать. Однако многие в стране из-за чудовищной мотивации преступления хотели видеть ответчиков на электрическом стуле и считали, что Дарроу не дал свершиться правосудию. И Брайан использовал ссылки на Дарроу и этот процесс в аргументации против эволюции. В общем, Дарроу считал, что он был неподходящим кандидатом. Но он быстро передумал.

Джон Нейл и Джон Скоупс.

Прибыв в Нью-Йорк по делам, Дарроу узнал из газет о том, что Брайан будет участвовать в суде над Скоупсом. Он описал свою реакцию на новость в мемуарах:

«Сразу же я хотел участвовать… Мне было совершенно ясно, что процесс будет мало похож на судебное разбирательство, но я понимал, что если не пробудить внимание страны к надвигающейся угрозе, вред мог бы быть невообразимым».

Иными словами, Дарроу воспринимал ситуацию в логике моральной паники, но с противоположной стороны. В Нью-Йорке он консультировался с другим юристом — Дадли Малоуном (1882—1950), который специализировался на бракоразводных процессах в эпоху, когда развод по желанию был либо невозможным, либо затруднённым. Малоун тоже знал Брайана, он работал в государственном департаменте под руководством последнего. Дарроу и Малоун обсудили предстоящий судебный процесс и решили вместе предложить свои услуги АСГС и Скоупсу. Оба хорошо знали, как использовать СМИ и сообщили о своём предложении журналистам, предоставив для печати адресованную Нейлу телеграмму, которая несколько напоминала пресс-релиз и содержала личные выпады в сторону Брайана. В ней в частности говорилось:

«Мы узнали, что Уильям Брайан вызвался добровольно помогать судебному преследованию. В виду того факта, что учёные настолько заинтересованы получением нового знания, и поэтому не могут зарабатывать столько, сколько зарабатывают лекторы и представители флоридских риэлторов, если вам нужна наша помощь, мы готовы помочь защите профессора Скоупса бесплатно и без возмещения расходов».

Дарроу и Малоун ещё не присоединились к защите, но уже пытались формировать общественное восприятие процесса, которое, как они правильно считали, будет иметь огромное значение. В данном случае они противопоставили учёных, добывающих знание для человечества, и оратора-дельца. Хотя противопоставления было явно рассчитано на публику, оно всё-таки соответствовало видению конфликта со стороны двух юристов. Их упоминание флоридской недвижимости было связано с тем, что Брайан активно рекламировал покупку земли во Флориде во время земельного бума. Сам Брайан разбогател на покупке участков и их рекламе.

Дадли Малоун, Джон Скоупс и Кларенс Дарроу в Дейтоне.

В АСГС к участию Дарроу и Малоуна отнеслись очень холодно. Замдиректора организации Форест Бейли пытался убедить Малоуна уговорить Дарроу отозвать своё предложение. Причины были те же, которые Дарроу видел с самого начала. В июне для обсуждения организации процесса и для организации общественной кампании в Нью-Йорк прибыли Скоупс и Нейл. Джон Скоупс был представлен публике. АСГС провёл небольшую PR-кампанию, включавшую посещение знаковых мест. О визите Скоупса в Вашингтон газеты сообщали: «Вчера Джон Скоупс смотрел на подлинник конституции США в Библиотеке конгресса. На те самые строки, с помощью которых он надеется защитить свои права в суде». Его сфотографировали рядом со статуей Свободы, чтобы подчеркнуть контраст. Скоупс также посетил Музей естественной истории в Нью-Йорке, где был радушно принят Генри Осборном, который выразил ему полную поддержку, но предупредил не связываться с радикалами. По просьбе Осборна Леонард Дарвин, сын Чарльза, прислал Скоупсу письмо, в котором выражал поддержку.

В честь Скоупса АСГС организовал званый ужин, привлекший существенное внимание. Наверняка встреча была запоминающейся. Согласно репортёру New York World: «Чествовать учителя из Теннесси собрались: феминистки, сторонники контроля рождаемости, агностики, атеисты, свободомыслящие, адепты свободной любви, социалисты, коммунисты, синдикалисты, биологи, психоаналитики, педагоги, проповедники, юристы, профессиональные либералы и многие другие, включая просто болтунов».

В АСГС не разделяли убеждение Дарроу о том, что хуже быть не может. Напротив, несмотря на то, что Дарроу был связан с организацией с первых лет её существования, многие считали его участие опасным. Они беспокоились, и вполне обосновано, что фундаменталисты смогут легко убедить публику в том, что попытка отменить закон Батлера — это нападение атеистов на христианство. На встрече с Дарроу и Малоуном члены правления АСГС пытались убедить их отозвать своё участие, но безуспешно. Они также предлагали Скоупсу отказать Дарроу и Малоуну, несмотря на то, что их услуги уже были приняты публично. В АСГС присматривались к целому пулу видных юристов, которые могли бы защищать Скоупса. Наконец, когда Скоупса спросили о предпочтениях, он выбрал Дарроу и Малоуна. В своих воспоминаниях Скоупс писал:

«мне было ясно, что игра будет грязной. И я хотел индейского воина, а не того, кто закончил военную академию».

Однако эти слова представляют собой рационализацию постфактум. На тот момент у Скоупса были вполне очевидные и в том числе личные резоны принять помощь двух именитых защитников. Во-первых, у АСГС не было никакой явной альтернативы. Отказываясь, Скоупс выбирал бы не конкретного специалиста, а кого-то неопределённого, кого союз нашёл бы для него в будущем. Во-вторых, вы обычно не отказываетесь, когда самый знаменитый адвокат страны предлагает вам свои услуги бесплатно и ради вас соглашается возобновить практику. Как заметил журналисту сам Скоупс:

«Я был бы имбецилом, если бы отказался от них».

В-третьих, нужно вспомнить всё тот же экономический кризис 1890-ых. Дарроу защищал участников рабочего движения и как следствие был популярен среди тех, кто в нём участвовал. Томас Скоупс, отец Джона, был железнодорожником и потерял работу во время кризиса 1890-ых из-за связей с самым известным забастовочным движением тех лет. Таким образом, Джон относился к Дарроу с большой симпатией не только из-за его славы успешного юриста. АСГС пришлось скрепя сердце согласиться на участие Дарроу. Но организаторы сделали робкую попытку избежать причастности Малоуна. Форест Бейли резонно считал, что разведённый ирландец-католик не будет принят благосклонно на консервативном протестантском юге. Однако Малоун отказался оставаться в Нью-Йорке.

Четвёртым защитником Скоупса стал ещё один выдающийся адвокат. Артур Хейз (1881—1954) был одним из лидеров АСГС и единственный приветствовал участие в процессе своего друга Кларенса Дарроу. Как и Дарроу Хейз сделал успешную карьеру корпоративного юриста, но решил посвятить свою жизнь защите гражданских свобод. В особенности он настаивал на свободе слова, как он определял это: «любого мнения, в любое время, где-либо и кого угодно». Он писал: «[мой опыт] познакомил меня с представителями разнообразных кругов, обычно бедных, беззащитных и непопулярных, всегда инакомыслящих и преследуемых». Тот же опыт говорил Хейзу, как трудно добиваться справедливости для подобных кругов в судах. Поэтому он всегда призывал к публичным действиям в защиту гражданских свобод. И активно прибегал к ним, демонстрируя решительность. Вместе с Генри Менкеном он лично продавал в Бостоне запрещённые книги, бросая вызов законам цензуры. Он защищал рабочих против владельцев угольных шахт после убийства лидеров профсоюза шахтёров. Когда мэр Джерси Сити запретил забастовки, Хейз произнёс речь в защиту свободы слова с крыши автомобиля. Он хорошо знал разницу между свободой и привилегией. С иронией он заметил:

«Свобода слова и свобода собраний предоставляются в Нью-Джерси, Западной Вирджинии и Пенсильвании. Только не для профсоюзов во время забастовки. Если вы будете говорить с профсоюзами, вы окажетесь в тюрьме. Я знаю это, потому что я пробовал. И оказался в тюрьме».

Позднее Хейз отправился в нацистскую Германию, чтобы защищать обвиняемых в поджоге рейхстага. Решительный шаг для еврея. Именно этот человек станет голосом АСГС на обезьяньем процессе.

Артур Хейз.

Тем временем Дейтон готовился встречать гостей и готовился пожинать выгоды их присутствия. Различные приготовления были сделаны для размещения гостей. Горожане вовсю развлекались, эксплуатируя тему ближайших биологических родственников человека. В лавке мясника красовался плакат: «Мы продаём любое мясо, кроме обезьяньего». На мотоцикле полицейского было написано «Манкивилль». А лимонад в аптеке Робинсона получил название «обезьяньей содовой». Не говоря уже о множестве изображений обезьян. Прогрессивный клуб Дейтона даже выпустил призыв к горожанам не быть столь легкомысленными и не эксплуатировать данную тему.

Часто название «Обезьяний процесс» приписывают журналисту Генри Менкену (1880—1956). Однако атрибуция не обоснована. Обезьяна как символ теории эволюции и как аргумент против неё была чрезвычайно популярна в те годы. Во времена, когда расизм был мейнстримом и когда викторианская мораль всё ещё довлела в обществе, идея происхождения человека от обезьяны представлялась чрезвычайно скандальной. И использовалась как непробиваемый аргумент в оспаривании эволюции. В самом деле, Джон Стратон использовал её в дебатах с Поттером. То же делал Франк Норрис, который, выступая перед законодателями, заявил: «Один мой предок болтался на дереве, повешенным за шею, но ни один из них не свисал с дерева, держать за него хвостом». И мы уже видели, как этот аргумент использовал Брайан в конфликте с профессорами. Сам аргумент мы можем проследить до знаменитых дебатов Томаса Хаксли (1825—1895) с епископом Сэмюэлом Уилберфорсом (1805—1873) в 1860 году. Согласно канонической версии, Уилберфорс спросил у Хаксли, происходил ли он от обезьяны по материнской или отцовской линии. На это Хаксли возразил, что он не стыдится иметь своим предком обезьяну, но он стыдился бы родственника, который использовал свои дарования, чтобы подавлять правду. Таким образом, название судебного процесса было частью атмосферы или общественного дискурса, если использовать современный жаргон.

В Дейтоне стремились поддерживать интерес к событию. Не слишком религиозный Рапплейя передал роль формального обвинителя бесспорно религиозному Уолтеру Уайту, чтобы процесс не выглядел постановочным. И теперь не имеющий официальной роли Рапплейя стал сторонником защиты, которым он был с самого первого дня. Во время одного из споров об эволюции, которые теперь проходили в городе постоянно, Рапплейя защищал сторону науки. С ним в конфликт по этому поводу вступил местный парикмахер Тёрлоу Рид. Жаркий спор перерос в небольшую потасовку, в ходе которой парикмахер укусил Рапплейя за руку. Последовало предложение выйти и разобраться. В другом случае некий горожанин предложил Рапплейя что-то вроде дуэли. Слухи об этих конфликтах, конечно, попали в газеты. Однако после своего возращения из Нью-Йорка Скоупс попросил Рапплейя больше не устраивать таких PR-акций.

Новости о команде защиты Скоупса не вызвали в Дейтоне энтузиазма. На юге чикагский защитник профсоюзных лидеров, агностик и противник смертной казни не был на хорошем счету. И некоторые зачинщики суда в Дейтоне просили Нейла отказаться от услуг Дарроу, несмотря на то, что первый уже принял его предложение. Рапплейя, хорошо знакомый с местными нравами, был против Дарроу из-за его агностицизма. И даже сообщил об этом газетчикам. Но местный защитник Нейл нравился горожанам ещё меньше, не только и не столько из-за сотрудничества с Дарроу. Дело было не в его репутации или отношении к религии. Нейл предложил горожанам перенести суд в Чаттанугу, мотивируя это тем, что более крупный город будет более представительным местом для столь значимого судебного процесса. Разумеется, такое предложение было встречено жителями в штыки, если учесть, что суд им был интересен исключительно как средство рекламы самого города. Кроме того, в Чаттануге уже раздавались голоса с призывом найти своего учителя биологии и устроить свой собственный суд, опередив соседей. В Дейтоне хотели гарантировать, что возможность не будет украдена кем-то ещё.

Не хотел упускать возможность и окружной судья Джон Ролстон (1868—1956). Он председательствовал на процессах в нескольких графствах и обычно разбирал споры о скоте или незаконном владении алкоголем. Перспектива возглавить процесс, вовлекающий конституционное право и привлекший внимание всей страны, была исключительно заманчивой и потенциально полезной для карьеры. С согласия прокуроров и Нейла он перенёс слушания по обвинению с осени на 25 мая. Ролстону пришлось созвать специальную сессию гранд-жюри, чтобы уладить вопрос судебного разбирательства. Он сделал это, несмотря на предупреждение юристов, что обвинение специальной сессией будет незаконным. Кроме того, Ролстон сделал всё, что было в его силах, чтобы присяжные выдвинули обвинение против Скоупса.

Джон Ролстон.

Ответственность представлять штат выпала молодому прокурору Тому Стюарту, который возглавил сторону обвинения. Присяжным он сообщил, что Скоупс нарушил недавно принятый закон, зачитал выдержки из учебника об эволюции и допросил перед присяжными трёх учеников. Хотя Скоупс обучал и мальчиков, и девочек, свидетелями выступали только мальчики. Как заметил один репортёр: «Не было ни одной женщины в зале суда». И язвительно прокомментировал: «Очевидно, о женском дне здесь ещё не слышали». Школьники естественно не помнили, что они изучали несколько месяцев назад. Поэтому Скоупсу пришлось учить их, что отвечать на вопросы прокурора. И даже после этой подготовки они были не в состоянии объяснить журналисту, что они знают об эволюционной биологии. В заключение судья Ролстон зачитал закон Батлера и первую главу книги Бытия, а затем сказал присяжным, что если они считают, что закон был нарушен, то должны без промедлений вынести соответствующее решение. А также, что они не должны учитывать вопросы оправданности или мудрости такого законодательства. Он добавил, что будет рассматривать нарушение закона как тяжкое, несмотря на его явное несоответствие такому стандарту. Он подчёркивал, что тяжесть определяется не вопросами конституционности или права, а «пагубным примером учителя, который игнорировал решение законной власти, имея дело с теми, чьи мышление и мораль он должен направлять». Ролстон фактически подталкивал присяжных к нужному ему решению, что, разумеется, было не законно, не этично и иронично в то же самое время. Ролстон упрекал учителя в нарушении закона, нарушая в то же время принцип беспристрастности. Несмотря на слабые свидетельства против Скоупса, присяжные выдали Ролстону столь желаемое решение. Нелепость происходящего была очевидна наблюдателям. Как заметил репортёр: «Преступление было изобретено в комнате присяжных». Комичная и абсурдная природа обезьяньего процесса сопровождала его с самого начала.

Многие комментаторы и историки вплоть до наших дней отмечали, что обезьяний процесс стал тем, чем стал из-за вовлечения СМИ. С одной стороны, журналисты в США и других странах смаковали связанные с судом конфликты. С другой стороны, некоторые участники изо всех сил стремились подогревать такие конфликты для СМИ, как это сделал Рапплейя, договорившийся с Ридом о показной драке. Учитывая эти обстоятельства, комментаторы часто приходили к выводу, что обезьяний процесс сводился в большей мере к шумихе, которую устроили скандальные фигуры своего времени. Однако как отмечает Майкл Линеш, историки упустили из внимания, что создание подобной шумихи или «стратегической драматургии» (как её назвал исследователь социальных движений Даг Макадам) является типичной стратегией таких движений. Их участники не имеют доступа к политической власти, чтобы претворить свои цели в жизнь. Они вынуждены действовать, чтобы преодолеть барьеры политических систем, оказывая давление извне. Для этого им приходится привлекать к себе внимание, чтобы как минимум сообщить о своих целях. А также перетянуть на свою сторону общественное мнение. Фактически это их единственная надежда. В 1920-ых и фундаменталисты, и их противники использовали «стратегическую драматургию» в своих целях. И это работало — мир заметил.

Определив для себя приближающийся суд как безусловный приоритет, фундаменталисты отправились в проповеднические туры по стране. В том числе новый тур в своём излюбленном стиле предпринял Брайан. Выступления фундаменталистов, как и прежде, подчёркивали опасность надвигающейся катастрофы. Они утверждали, что если закон Батлера будет отменён, модернисты победят, аналогичные законы не будут приниматься, эволюционная биология останется в школах, а далее Библия и христианство будут забыты. Как выразился Брайан, выступая в Бруклине: «Мы должны победить, если мы хотим спасти мир».

Судебный процесс пробудил дополнительный интерес публики. Фундаменталисты отметили, что желающих выслушать их, взять интервью или купить книгу стало намного больше. Брошюры Брайана раскупались лучше, чем когда-либо прежде. Он даже раздумывал над тем, чтобы сосредоточиться на издании книг вместо излюбленных лекционных туров. Общественный интерес воодушевлял фундаменталистов. Как отметил Норрис в письме к Брайану: «Это величайшая возможность обучить публику и она позволит добиться большего, чем десять лет общественных кампаний». Брайан был согласен. Он сам писал, что суд даёт прекрасную возможность объяснить стране опасность дарвинизма.

Суд привлёк внимание и другой части общества. Президент Колумбийского университета, президент Принстонского университета и президент Йельского университета осудили попытки запретить преподавание эволюции. Появление «крестового похода» против эволюции, лоббирование законов, нападки на профессоров, нападки на Музей естественной истории, нападки на учёных в печати, попытки принять запретительные законы и фактический запрет по закону Батлера они игнорировали. Только суд над школьным учителем побудил их использовать свой авторитет для защиты образования и науки. К сожалению, в значительной мере уже было поздно.

Не удивительно, публично защищать Скоупса, образование и науку взялись учёные, которые уже были втянуты фундаменталистами в конфликт — Конклин, Давенпорт и Осборн. Они побудили Американскую ассоциацию содействия развитию науки (AAAS) выступить в защиту Скоупса. Руководитель AAAS знаменитый психолог Джеймс Кеттелл (1860—1944) организовал публикацию множества материалов в поддержку эволюционной теории. Он также лично встретился со Скоупсом, демонстрируя ему поддержку. Давенпорт аналогично выступал в печати, приводя доводы в пользу теории эволюции. У него были дополнительные причины вовлекаться в события. Учебник Хантера, который теперь штат Теннесси отверг, излагал его идеи. Учёные и популяризаторы заметили, что суд над Скоупсом породил спрос публики на информацию об эволюционной биологии. Многие выражали уверенность в том, что интерес сделает общество хорошо информированным о том, в чём заключается теория эволюции. Эти ожидания, в конечном счёте, оказались завышенными.

Генри Осборн.

Генри Осборн также охотно заверял журналистов в истинности эволюционных идей, опираясь на свой авторитет палеонтолога.

Более того, перед судом он выпустил небольшую книгу под названием «Земля говорит с Брайаном», которую он посвятил Джону Скоупсу. Название для книги он позаимствовал из Библии: «поговори с землёю, и наставит тебя…» (Иов. 12:8). В этой книге он объясняет, что факт эволюционного происхождения жизни, включая человека, неоспорим. Об этом говорит сама земля. Но Брайан отказывается её слушать. Осборн перечисляет известные ему палеонтологические открытия, свидетельствующие о происхождении человека и заключает:

«Земля говорит нам и в форме, и в функциях наших тел и нашего разума, в каждом нерве, в каждой железе, в каждой мышце, которой управляют нервы, в низших и высших центрах нашего мозга, который есть царство нашего первенства; в костях, которые образуют каркас нашего тела, особенно в костях черепа и челюстей, ног и рук, что мы тоже происходим от низших предков, подобных, но не в коем случае не идентичных другим приматам, в отношении которых мы гордо чувствуем своё превосходство».

В то же время Осборн подчёркивает свою христианскую веру и отмечает, что не видит конфликта между христианством и эволюционной биологией. «Человек не исключение универсального закона — эволюция часть божьего замысла». Осборн настаивает:

«Ничто другое не следует учить молодёжи более явно или более решительно, как то, что Библия — история духовного и морального прогресса человека, и в меньшей степени его интеллектуального прогресса — в этом смысле она — вечный источник вдохновения, религиозного утешения и самого незыблемого основания поведения. Мы, натуралисты, можем принять божественное учение о том, что Вселенная ни в коем случае не результат стечения обстоятельства или случайности, а результат вездесущей красоты и устройства, которые приписаны в Ветхом завете Иегове, Богу на нашем языке. Эволюция никоим образом не удаляет Бога из Вселенной, как предполагает мистер Брайан».

Осборн отмечает, что придерживался этих идей со студенческих лет под влиянием своего замечательного учителя — Джеймса Макоша (см. выше). Не удивительно, что Брайан и другие фундаменталисты отказывались слушать Осборна. Он представлял то модернистское христианство, которое они считали не имеющим права на существование.

Суд в Дейтоне привлёк внимание и модернистов. Эволюция и Библия в начале лета 1925 года стали самыми популярными предметами для проповедей. Модернисты и фундаменталисты излагали аргументы в пользу того, почему противоположная сторона в корне заблуждается. Чернокожие же протестанты не присоединились ни к одному лагерю в конфликте. Для них это был спор белых между собой. В своём большинстве чернокожие проповедники не признавали эволюционную биологию, поскольку научные представления часто включали тезисы о высших и низших расах. Однако они с опаской относились и к фундаментализму, многие лидеры которого были связаны с идеями превосходства белой расы. Действительно, Амзи Диксон был членом Ку-клукс-клана. Брайан открыто выступал за сохранение власти в руках «высшей расы». Норрис использовал расистские аргументы в опровержениях теории эволюции. К концу 1920-ых фундаментализм стал всё более и более выражать расистские идеи, что привело к ещё большему размежеванию этого движения и чернокожих протестантов.

Аналогично остались в стороне от конфликта американские католики. С одной стороны, большинство католиков отвергали модернизм и принимали буквальное толкование Библии. Таким образом, доктринально они сочувствовали фундаменталистам. С другой стороны, они считали — и вполне обосновано — что антиэволюционная кампания представляет собой попытку протестантов взять под свой контроль систему образования. Этого они принять не могли. Поэтому католические издания осудили модернизм и в то же время яростно выступили против попыток протестантов ограничить религиозную свободу других христиан, то есть католиков.

Даже за границей реагировали на новости о суде против учителя. Драматург Джордж Бернард Шоу осудил то, что он назвал «чудовищной ерундой фундаментализма». Антрополог Артур Кит, когда его спросили, что он думает о событиях в Теннесси, иронично процитировал евангелие: «Господи, прости им, ибо они не знают, что делают». Со своей стороны Альберт Эйнштейн был краток: «Любое ограничение академической свободы осыпает горящими углями общество, которое терпит такое угнетение». Он тоже демонстрировал знание Библии, намекая на выражение «собирать горящие угли на голову» из книги Притч (25:22). Всегда сдержанный Эйнштейн подчеркнул, что не хочет диктовать американцам, как им жить. Французы были менее скромными. Пятнадцать видных учёных Франции, самым известным из которых была Мари Кюри, опубликовали коллективное письмо, протестуя против нарушения принципа свободы мысли, которое знаменует суд в Теннесси.

Американские политики стремились любыми способами дистанцироваться от событий. Губернатор Пи отказался участвовать в процессе и опубликовал письмо, в котором недвусмысленно рекомендовал прокурорам стратегию действий — закончить суд как можно быстрее. Авторы запретительного законодательства сенатор Шелтон и конгрессмен Батлер отказались приехать в Дейтон, но последний всё-таки наблюдал за процессом из первого ряда, приняв предложение стать внештатным журналистом. В этом качестве он чаще давал интервью, чем брал их.

Часть интеллигенции тоже сторонилась политического конфликта. Из двух национальных ассоциаций учителей только одна поддержала Скоупса из-за связей с АСГС. Большая ассоциация отказалась высказаться в чью-либо поддержку.

Пытаясь формировать общественное мнение, АСГС выпускал пресс-релизы в поддержку свободы слова. Союз охарактеризовал предстоящий суд как один из самых значительных прецедентов в истории страны. Подогревая интерес СМИ, адвокаты постоянно публиковали расплывчатые сообщения о том, что тот или иной известный учёный может выступить на стороне защиты. Однако наиболее авторитетные учёные своего времени отказались участвовать в процессе, даже несмотря на то, что поддерживали его публично и критиковали антиэволюционные законы. Осборн, Конклин, Девенпорт и Бербанк не пожелали выступать в суде. Они резонно опасались, что из-за репутации АСГС столкнутся с обвинениями или подозрениями в симпатиях к коммунистам, анархистам или в нелояльности правительству. В конечном счёте, в команду экспертов защиты вошли: зоологи Мейнард Меткалф (1868—1940), Хорцио Ньюмен (1875—1957) и Винтертон Куртис (1875—1969), антрополог Фей-Купер Коул (1881—1961), психолог Чарльз Джадд (1873—1946), агроном Якоб Липман (1874—1939), геолог Киртли Матер (1888—1978), а также геолог из Теннесси Хьюберт Нельсон. Насколько можно судить, они были модернистами. Богословия представляли: глава чикагской богословской школы и самый известный модернист своего дня Шейлер Мэтьюс, а также модернисты из Теннесси — методистский пастор Герберт Мёркитт и епископальный священник Уолтер Уитакер. Позднее к ним присоединился раввин из Сан-Франциско Герман Розенвассер. Последний прибыл в Дейтон по собственной инициативе и предложил свои услуги защите. Будучи полиглотом, он переводил Библию с еврейского на разные языки и указывал, как различные слова масоретского текста могут иметь различные значения, что расходилось с трактовками фундаменталистов, знакомых с Библией в английских переводах.

Эксперты защиты.

Защитники Скоупса предложили несколько оснований в пользу отмены закона. Во-первых, Нейл и АСГС настаивали на том, что законодатели не могут посягать на академическую свободу. Во-вторых, они настаивали и намеривались доказать, что эволюционная биология совместима с христианством. Артур Хейз уделял этому моменту особое внимание. Несмотря на свою непримиримую защиту свободы слова, он подчёркивал:

«Для победы либерализма и открытого мышления необходима поддержка миллионов интеллектуальных христиан, которые принимают Библию как книгу морали и вдохновения… Свидетельства того, что нет конфликта между религией и наукой, или даже между Библией, воспринимаемой как книга морали, и наукой, были бы более эффективны в ответе на заявления фундаменталистов, чем простое утверждение, что школы должны иметь право свободно преподавать то, что эти фундаменталисты расценивают как неверие».

В-третьих, Кларенс Дарроу представлял конфликт как попытку маленькой группы фанатиков ниспровергнуть интеллектуальный прогресс. Он заявил:

«Нерон пытался убить христианство с помощью закона и преследований. Брайан препятствовал бы просвещению с помощью закона… Если бы идеи мистера Брайана о том, что допустимо в отношении свободомыслия, существовали на протяжении истории, мы бы всё ещё вешали и жгли ведьм, а также наказывали тех, кто думает, что земля шарообразна».

Главным голосом обвинения неизбежно стал Брайан. Он выражал несколько позиций противоположной стороны. Во-первых, эволюция подрывает религиозную веру детей и поэтому должна быть запрещена. Хотя ранее он настаивал, что её можно преподавать только как предположение, условия закона Батлера требовали более жёсткой позиции. Во-вторых, Брайан отстаивал права штатов — крайне популярная юридическая доктрина на юге США. Брайан утверждал, что люди с севера (те самые элиты из Нью-Йорка, против которых он выступал всю свою карьеру) не должны диктовать свою волю в штате Теннесси. В-третьих, Брайан представлял процесс как заговор атеистов против христианства. В-четвёртых, он подчёркивал, что большинство должно определять, что может, а что не может преподаваться в школах. Особенно он настаивал на последнем пункте. Брайан использовал все указанные доводы с начала 1920-ых, ещё когда он не упоминал школы. Но тогда он подчёркивал именно необходимость спасения душ. И только когда стало понятно, что проповедями в колледжах остановить преподавание эволюции не получится, и когда защита закона потребовала юридическую, а не моральную аргументацию, Брайан сделал власть большинства основой юридической стратегии. Он был не одинок в понимании ценности этой позиции. Все обвинители были согласны с ней. Губернатор Пи и не вовлечённые юристы подчёркивали её. Было трудно в суде настаивать, что законодательная власть не может определить школьную программу. Брайан говорил, что суд должен учитывать только полномочия законодательной власти и ничто другое. Но он лукавил.

Братья Хикс и Брайан впервые встретились в начале июня для обсуждения стратегии судебного преследования, когда последний посещал Теннесси в ходе своего тура по стране. Письма Сью Хикса являются ценнейшим источником о действиях обвинителей. Хикс писал брату-фундаменталисту: «[Брайан] в восторге от процесса и не хочет говорить ни о чём другом». Обвинители договорились добиваться осуждения Скоупса, настаивая на том, что законодатели могут диктовать учителю, о чём он не может говорить на уроках. В то же время они хотели дискредитировать эволюционную биологию показаниями экспертов. Эти планы описал брату Хикс:

«Мы можем ограничить нашу позицию правом законодательной власти контролировать школы и добиться лёгкой победы. Однако мы хотим добиться и юридической, и моральной победы, если это возможно. После того как мы представим достаточное доказательство факта преподавания, штат предоставит возможность защите действовать. Они, вероятно, попытаются добиться моральной победы в отношении их научных взглядов и представят различных учёных, чтобы подтвердить теорию эволюции. Мы планируем противостоять им по каждому затронутому вопросу, и мы думаем, что сможем одержать верх над ними и в юридических, и в научных вопросах… Часть нашего плана в том, чтобы убедить защиту, что мы намерены ограничить стратегию правом законодательной власти. Но когда судебный процесс продолжится, мы можем добиться моральной победы, представляя наши свидетельства».

Хикс прояснял, что идея выставить экспертов против эволюции принадлежала Брайану. Он же обязался найти этих экспертов: «Мистер Брайан собирает свидетелей для нас и ожидает привлечь многих ведущих учёных и докторов богословия». Дальнейшие события показали Брайану, сколь узкой поддержкой пользовался фундаментализм. Ему не удалось найти сколько-нибудь статусных учёных, которые были готовы поддержать идеи фундаменталистов. Аналогично было трудно найти фундаменталистов среди богословов с академическими званиями. Брайан обратился к своим друзьям и соратникам среди пресвитериан Кларенсу Макартни и Джону Мэчену. Мэчен был Чарльзом Ходжем своего дня. Изучение богословия в Германии привело его к кризису веры. Однако в конечном счёте Мэчен отверг модернизм в пользу строгого кальвинизма. Он утверждал, что модернистское богословие не христианство вообще. Тем не менее, он отказался помогать Брайану в суде, мотивируя это тем, что не разбирается в научных вопросах. Мэчен с оговорками критически относился к эволюционной биологии, которую он подобно Ходжу рассматривал как философскую модель. Но для него фундаментализм ограничивался происходящим внутри церкви. Со своей стороны Макартни отказался, поскольку был занят на время суда. Брайан попытался привлечь в качестве свидетеля журналиста-католика Альфреда Маканна (1879—1931). Маканн за три года до суда выпустил книгу «Бог или горилла», в которой громил эволюционную биологию. Едкий автор Маканн ответил грубым отказом. В письме он язвительно заметил, что Брайан когда-то выступал за сухой закон, а теперь пытается «разливать в бутылки умы школьников». Возможно, Маканн не хотел помогать протестантам. Брайан обращался за помощью даже к адвентистскому проповеднику Джорджу Прайсу, но тот находился в Англии и резонно ответил, что его участие вряд ли имело бы смысл. У Прайса за плечами был год в педагогическом колледже. Иными словами, в качестве эксперта он серьёзно проигрывал даже Джону Скоупсу. Тем не менее, Прайс похвалил усилия Брайана и пожелал ему удачи. Самым именитым экспертом, который согласился помочь Брайану, был врач Говард Келли (1858—1943), ранее написавший статью для первого сборника «Основ». Однако он отметил, что вряд ли будет полезным, так как по его убеждениям, разные виды животных возникли в результате эволюции и только человек был создан Богом отдельно и не имеет животных предков. В качестве экспертов богословия Брайан мог предложить только единомышленников Стратона, Норриса и Райли. Все они были проповедниками и не могли подтвердить свою компетентность ничем, кроме своих слов. Читая постоянно о громких именах, которые упоминали адвокаты Скоупса, и будучи не в состоянии найти своих экспертов, Брайан постепенно разочаровался в перспективах дискредитировать эволюцию в суде. В конечном счёте, прокуроры решили отказаться от второй части плана и препятствовать защите в представлении показаний экспертов. Уже в формальном резюме суду братья Хикс написали, что сторона обвинения считает экспертные доказательства в суде ненужными. Но Брайан продолжал искать статусных свидетелей даже за неделю до начала процесса.

Стоит отдельно сказать несколько слов об усилиях и тактике Брайана. Начиная с первых шагов в политике и до последнего дня своей жизни, Брайан заявлял, что говорит от имени большинства. И противопоставлял интересы большинства интересам различных элит — политических, экономических, культурных, религиозных, научных и так далее. Поскольку он противопоставлял простого человека и элиту, его сторонники были склонны видеть в Брайане одного из них, того, кто не принадлежит к элитам. Брайан получил неофициальное прозвище «великий человек из народа» (great commoner). Он с удовольствием потакал этому восприятию. Однако конгрессмен, кандидат в президенты, лидер партии, государственный секретарь, составитель политических программ, лоббист конституционных поправок, автор законов и создатель законодательных коалиций Брайан был воплощением элитизма. Тот факт, что он представлял интересы одних элит, как правило, не обладавших властью, против интересов элит, наделённых властью, никак не аннулировал элитарного статуса его усилий. Кроме того, Брайан не выяснял у большинства, что оно хочет. В своих многочисленных турах он объяснял людям, чего они на самом деле хотят, а потом утверждал, что говорил от их имени. Иными словами, мнение большинства было мнением Брайана, он формировал то большинство, которое ему было нужно. Это осознавали многие современники. В частности даже некоторые сторонники запретительных законов, составлявшие то самое большинство, отмечали, что они ничего не слышали об эволюции, пока Брайан не начал выступать с речами. Конечно, нельзя поставить Брайану в вину то, что он формировал общественное мнение в свою пользу. В этом и заключается нормальная общественная политика. Несостоятельными были претензии Брайана на то, что сформированное им общественное мнение не было элитарным. К тому же Брайан выступал от имени большинства тогда, когда это его устраивало. Мы уже видели, как он утверждал, что большинство не хочет вступления США в Первую мировую войну. Но в 1917 году мнение большинства для Брайана перестало быть определяющим. Брайан добивался принятия сухого закона от имени большинства. Но когда Франклин Рузвельт предложил ему устроить национальный референдум по поводу сухого закона, утверждая, что большинство поддержит запрет алкоголя, Брайан не согласился. Он отказывался принять решение большинства в отношении фундаментализма в пресвитерианской церкви. В 1924 году на съезде демократической партии делегаты северных штатов предложили осудить Ку-клукс-клан. Брайану клан не нравился, но вместо того, чтобы искать решение большинства, Брайан выступил с речью против осуждения клана. Реагируя на преследования католиков и евреев со стороны ку-клукс-клана, Брайан заявил:

«Католическая церковь с кровью её мучеников, со свидетельствами её миссионеров, которые пришли во все уголки земли, не нуждается в великой партии, чтобы защитить её от миллиона человек. Евреям не нужна эта резолюция. У них есть Моисей. У них есть Илия. У них есть Елисей, который мог показать на вершине горы невидимое войско, большее, чем тысяча клановцев. И у католической церкви, и у иудаизма есть великие герои, которые сегодня взывают об их уважении. И их призывы не напрасны».

Брайан удобно игнорировал то обстоятельство, что герои, которых он упоминал, были и героями протестантов. Но он не утверждал, что они в состоянии защитить церковь от эволюционной биологии. Когда дело касалось католиков и евреев, Брайан считал, что нужно подождать, пока ККК сам собой потеряет популярность. Когда дело касалось эволюционной биологии, он считал, что только крестовый поход от имени большинства может спасти мир. Ещё в 1922 году, размышляя о том, как остановить клан, он писал:

«Я никогда не принимал доктрину о том, что с дьяволом необходимо бороться с помощью огня, и я не верю, что апелляция к предрассудкам окажется эффективной в борьбе с этой организацией. Предрассудки — это фактор, с которым приходится считаться, и он подразумевает невежество со стороны тех, кто подвержен предрассудкам. Единственным лекарством от невежества является просвещение, и я уверен, что просвещение будет лекарством в данном случае».

Однако в то же время Брайан вёл политическую кампанию против эволюционной биологии, в ходе которой пытался разжечь огонь как можно сильнее. Для него просвещение могло помочь в случае клана, но было недостаточным против эволюции.

Конечно, различная реакция Брайана была связана не с верой в силу библейских персонажей. Он видел в дарвинизме экзистенциальную угрозу, которая может подавить христианство. И действовал в логике моральной паники. С другой стороны, он знал, что ККК был популярен на юге. Действительно, часть делегатов съезда были его членами. Осудив клан, Брайан подорвал бы свой авторитет в глазах самых преданных своих избирателей. А этого он не хотел. Поэтому Брайан участвовал в кампании по созданию мнения большинства против эволюционной биологии, но не хотел формировать общественное мнение против ККК, хотя осуждал его.

Подспудно обезьяний процесс был конфликтом о том, кто должен определять содержание школьного образования. Фундаменталисты требовали от имени большинства, что у них должно быть право вычеркнуть из программы те части, которые их не устраивали. Это было элитарное требование, но замаскированное под эгалитарное.

Но самое поразительное касается отношения Брайана к эволюционным идеям. В ответном письме Говарду Келли Брайан написал, что он лично допускает эволюционное происхождение животных, но не человека. Брайан никогда не признавал этого публично! В том же письме он объяснил почему. Он писал, что такая уступка даст противникам возможность, которую они немедленно используют против фундаментализма, а Брайан этого не хотел. По воспоминаниям Сью Хикса, Брайан как-то сказал: «Вы, ребята, будете жить достаточно долго, чтобы узнать, верна эволюция или нет».

Комизм истории невозможно преувеличить. Лидер движения за запрет эволюционной биологии, утверждавший, что она не состоятельна целиком и полностью, фактически допускал её состоятельность. Очевидно, то, что Брайан узнал о теории эволюции ещё в студенческие годы, беспокоило его всю жизнь. По существу и Келли, и Брайан в отношении эволюции независимо придерживались того же богословия, которое сформулировал Джеймс Орр в «Основах».

Несмотря на неколебимую веру Брайана в светлое завтра, критика со стороны единоверцев, которые считали его крестовый поход проявлением невежества и в религиозных, и в научных вопросах, подтачивала старого политика. Даже его жена Мэри Брайан не видела смысла в борьбе против эволюционной биологии и не находила в ней тех угроз, о которых Брайан постоянно говорил. Тем не менее, Брайан называл себя оптимистом до конца своих дней. Он был уверен, что его мечты станут реальностью в скором будущем. Так в 1923 году он написал, что сухой закон станет популярным и вскоре весь мир последует за примером Соединённых штатов. И всё же Брайан постепенно мрачнел. Выступая перед законодателями в Небраске в 1920 году, он настаивал, что школы не должны преподавать религию. Но в 1924 году он уже писал о том, что простого чтения Библии на уроках недостаточно. Необходимо её пристальное изучение. А в 1925 году он утверждал, что в мире нет прогрессивных сил, а единственная действующая сила на планете — разрушение, распад и смерть. Поразительный тезис для политика, начавшего свою карьеру в «прогрессивном движении».

Со своей стороны Малоун и Дарроу стремились извлечь максимум пользы из общественного интереса к суду. Дарроу предпринял лекционный тур, в ходе которого он посетил Теннесси и в том числе Дейтон. Несмотря на весьма спорную репутацию Дарроу приняли радушно. Пусть он был скандальной фигурой, но в том числе и поэтому он был национальной знаменитостью. И в маленьком сельском городе были рады посмотреть и послушать одного из видных людей эпохи. Прогрессивный клуб организовал званый обед в честь Дарроу. Последний смог положительно представить себя. Его рассказ о детстве в сельской глуши и необходимости получать образование, занимаясь ручным трудом, резонировал с горожанами. Дарроу также хорошо умел использовать повседневный язык, что всегда нравилось аудитории. В своей речи Дарроу взывал к разнообразию мнений и осуждал фанатизм. И произвёл положительное впечатление. В своих выступлениях он говорил: «То, кем мы являемся, зависит от наследственности и среды. И мы не можем контролировать ни то, ни другое. Поэтому я никогда не осуждаю, никогда не сужу». Он действительно придерживался этого принципа в течение своей жизни, особенно в отношении тех, кого ему приходилось защищать в суде. Однако для многих, в том числе для фундаменталистов, он явно делал исключение.

Со своей стороны католик Малоун мог легко аргументировать в пользу совместимости эволюционной биологии и христианства. Выступая с речами в Теннесси, он утверждал: «Я не обнаруживаю никакой трудности в том, чтобы быть преданным христианином и принимать эволюцию. Богословие имеет дело с чаяниями людей и их верой в будущую жизнь. Наука имеет дело с процессами природы». А также в более красочной форме: «Должно быть не больше конфликта между религией и наукой, чем между любовью мужчины к матери и жене». Малоун выражал взгляды, которые во второй половине столетия станут доминирующими среди католических интеллектуалов.

Суд идёт

Брайан прибыл в Дейтон 7 июля. Большая толпа приветствовала знаменитого политика. Многие были рады послушать в живую великого оратора эпохи. И Брайан никого не разочаровал. Он произносил речь за речью, утверждая, что преподавание эволюции уничтожит цивилизацию. Дарроу, Малоун и Хейз приехали в Дейтон накануне суда. Джордж Рапплейя шутил, что он остался единственным модернистом в городе. Защитников сопровождал уже знакомый нам богослов Чарльз Поттер, участник дебатов со Стратоном.

Дейтон встречает Брайана.

Появление северян в городе просто не могло пройти тихо. Малоун зарегистрировался в гостинице с женщиной по имени Дорис Стевенс (1888—1963). Тут же начали распространяться слухи, что Малоун путешествует с любовницей. Серьёзный скандал для той эпохи и того общества. Правда, их быстро опровергли сами прибывшие. Дорис Стевенс была женой Малоуна. А ещё феминисткой. И поэтому предпочитала пользоваться девичьей фамилией. Для Дейтона женщина, которая не пользуется фамилией мужа и качает какие-то права, всё равно было слишком.

Суд начался в пятницу 10 июля. Здание суда было забито зрителями. Те, кому не удалось попасть вовнутрь, столпились у входа. Существенную часть зрителей составили местные фермеры, прибывшие в город на автомобилях или повозках, запряжённых лошадьми или мулами. Интересная примета времени и страны, переживающей трансформацию. Сельская беднота в бедном штате могла позволить себе автомобиль.

Толпа у здания суда.

Подсудимого, защитников, прокуроров и судью встречали журналисты и операторы. Судебный процесс был заснят. Кинохронику показывали в кинотеатрах в 1925 году. С тех пор она хранится в Смитсоновском музее, и только небольшие её фрагменты были опубликованы в старых документалках[1]. В начале суда противоборствующие стороны продемонстрировали формальную любезность. Дарроу и Малоун обменялись рукопожатиями и приветствиями с Брайаном. В прошлом они были союзниками. Судья Ролстон вошёл в зал в сопровождении семьи. Он нёс с собой Библию и сборник законов штата. Дарроу прокомментировал в своих мемуарах: «Я не мог понять, зачем ему были нужны законы».

По существовавшей традиции суд начался с молитвы, отличавшейся многословием. Однако перейти к рассмотрению дела сразу суд не мог. Прокуроры опасались, что процесс может быть признан несостоявшимся из-за незаконного обвинительного акта, который был одобрен специальной сессией гранджюри. Ролстону пришлось повторить процедуру обвинения. После того, как Скоупс вновь стал обвиняемым, Дарроу попросил судью принять решение о допуске свидетелей-экспертов. Он понимал, что прокуроры всячески хотели бы избежать выступления экспертов, и поэтому приводил различные доводы в пользу раннего решения суда в свою пользу. Однако Ролстон отказался рассматривать вопрос на раннем этапе, и суд перешёл к выбору присяжных.

Недостатка в желающих посмотреть громкий процесс из первого ряда не было. Со стороны защиты присяжных опрашивал Дарроу. Он всегда считал эту часть суда важнейшей. Проницательный психолог, Дарроу искал тех, кого он мог бы убедить в дальнейшем и отсеивал тех, кто был бы предубеждён против его клиентов. Однако в данном случае Дарроу не стремился к оправдательному решению. Задача защиты состояла в оспаривании закона, потенциально в апелляционных судах или в Верховном суде. Оправдательный приговор практически ничего не давал бы защите. Поэтому Дарроу ограничивался отклонением тех, кто выражал религиозную оппозицию эволюционной биологии. Как правило, Дарроу спрашивал, слышал ли потенциальный присяжный что-либо об эволюции, определился ли он с отношением к ней и будет ли непредвзято оценивать то, что он услышит. Проводя опрос кандидатов, Дарроу работал не для защиты, а для репортёров. Он прекрасно понимал, что события в зале суда в тот же день будут изложены в большинстве газет страны. И Дарроу пытался показать стране, что в маленьком городке на юге неосведомлённые обыватели будут решать сложные вопросы науки. Все двенадцать отобранных присяжных были мужчинами. Из них девять были фермерами, шестеро принадлежали к баптистам, четверо были методистами, один участвовал в движении реставрации первичного христианства и один не принадлежал к какой-либо церкви. Один присяжный был неграмотным.

Суд объявил перерыв до понедельника. На выходных прокуроры сосредоточили усилия на предотвращении выступления экспертов защиты. Брайан, хранивший молчание в суде, произнёс длинную речь, в которой доказывал неуместность экспертного доказательства. Среди его слушателей был судья Ролстон.

Несмотря на относительное затишье, воскресенье 12 июля стало судьбоносным днём для Дейтона. Прагматичный Уолтер Уайт выступил со свежей идеей. Почему бы не создать в Дейтоне христианский университет. Его даже можно было назвать в честь какого-нибудь видного защитника христианства. Например, в честь Брайана. Идея многим пришлась по вкусу. И заинтересовавшиеся начали её рекламировать.

К понедельнику в зале суда были установлены микрофоны, и суд в Дейтоне стал первым юридическим процессом, который американцы могли слушать по радио. Как заметил Ролстон: «Стук моего молоточка услышат во всём мире». Принимая во внимание опыт предыдущего заседания, Дарроу конфиденциально попросил Ролстона обойтись без молитв в суде, но последний отказался. Заседание вновь началось с молитвы. Следующим логичным шагом для защиты стало ходатайство к суду признать закон неконституционным. Джон Нейл перечислил 14 оснований, каждое из которых было достаточным, чтобы аннулировать закон. Они включали, в том числе, такие условия, как требование соответствия названий закона его содержанию, требование ясно сформулированных положений и свободы слова. Количество претензий Нейла не было раздутым. Хотя юристы понимали, что одни возражения более важны, чем другие, они хотели задействовать всё, что они могли бы использовать при оспаривании решений. Артур Хейз аналогично аргументировал за решение аннулировать закон. Он частично отвечал на аргумент о том, что большинство может принимать решение, что можно, а что нельзя преподавать. Признавая, что такое право существует, он тем не менее указывал, что законодатели не могут предписать или запретить всё, что только им заблагорассудится. Законодательный орган ограничен конституцией и может предписывать только то, что позволяет конституция. А по утверждению Хейза, законодатели Теннесси вышли за установленные пределы. Он настаивал, что закон Батлера был столь же неблагоразумным, как закон против гелиоцентризма. Хейз ссылался на положение конституции страны, которое гласило, что законодатели не могут принимать неблагоразумных законов.

Джон Нейл просит признать закон неконституционным. Слева от него Кларенс Дарроу. Слева — Дадли Малоун.

На доводы защиты ответили прокуроры Бен Маккинзи и Том Стюарт. Маккинзи настаивал на праве штата принимать законы без контроля со стороны посторонних с севера, эксплуатируя давнишние обиды южан. Стюарт представил свою юридическую трактовку. Он повторил аргумент Брайана о том, что большинство через законодателей имеет право определять учебный план. Он также настаивал, что свобода слова Скоупса не была нарушена, так как никто не запрещал ему пропагандировать его взгляды на улице до хрипоты. Более того, закон Батлера не налагал ограничений на религиозную свободу. Когда, Хейз спросил Стюарта, как преподавание точек зрения, основанных на Библии, при ограничении точек зрения, основанных, например, на Коране, совместимо с религиозной свободой, Стюарт ответил: «Мы не живём в стране язычников».

Защита имела возможность возразить аргументам прокуроров, и этой возможностью воспользовался Дарроу. Но цель защиты была сложнее. Адвокаты знали, что Брайан готовился к прениям, в ходе которых он рассчитывал представить всеобъемлющую речь против дарвинизма. Они стремились лишить его такой возможности. Для этого они планировали отказаться от прений и просить судью сразу перейти к вынесению решения. В этом случае обе стороны лишались бы возможности выступить с итоговыми заявлениями. Поэтому Дарроу хотел использовать представившуюся возможность, чтобы изложить своё видение всего процесса. По существу он в начале суда выступал с финальной речью. Те, кто хотел видеть в суде схватку профессиональных юристов, красноречие и драму, наконец-то получили желаемое. Дарроу говорил в течение двух часов.

Он заявил, что никто не слышал ничего о конфликте эволюции с христианством, пока Брайан не начал свой крестовый поход, что главным образом было верно. Поэтому Брайан был ответственен за принятие этого «глупого, вредного и злого закона». Дарроу настаивал, что ограничение на какие-либо идеи из-за их предполагаемой несовместимости с Библией или религией, незаконны, поскольку они, в сущности, приводят к узакониванию одной религиозной доктрины. По словам Дарроу, фундаменталисты превращали Библию в эквивалент дворовой палки, с помощью которой они измеряли интеллект и образования каждого человека. Он также подчёркивал, что фундаментализм сеет фанатизм, невежество и нетерпимость. Фундаментализм, по словам Дарроу, пытается вернуть цивилизацию в XVI век, когда преследование за неправильные религиозные воззрения были нормой.

Дарроу удостоился похвал за эту речь. Ведущие газеты напечатали стенограмму его выступления. Впрочем, журналист Генри Менкен подчёркивал, что настоящее впечатление мог бы получить только тот, кто мог слышать выступление. Но что действительно заслуживает пристального внимания это юридические аргументы Дарроу. Закон Батлера критиковался на множестве оснований. Многие из них были очевидно несостоятельными.

Согласно одной точки зрения, закон Батлера посягал на свободу слова. Однако невозможно защищать право учителя в рамках установленного курса выражать любые идеи. Аналогично обезьяньи законы критиковали за посягательство на академическую свободу. Однако принцип академической свободы используется в высшем образовании. Абсурдно было бы предоставить школьному учителю полное право как эксперту составлять свой собственный курс по той или иной дисциплине. Он явно не обладает достаточной компетенцией в отличие от университетского преподавателя. Трудно было бы утверждать, что антиэволюционные ограничения посягают на свободу вероисповедания учителя, то есть, утверждать, что он вынужден преподавать то, что входит в противоречие с его религиозными убеждениями. Во-первых, законы носили ограничительный характер. Они не требовали преподавать ошибочность каких-то взглядов. Во-вторых, подобная постановка вопроса открывала дверь для самых причудливых конфликтов. Любой мог утверждать, что нечто составляет его религию и, следовательно, он как учитель может отказаться преподавать всё, что входит в конфликт с этим нечто. С другой стороны, Дарроу верно замечал, что запрет преподавания любой идеи на религиозных основаниях представляет собой религиозную цензуру, и поэтому он незаконен. Впоследствии специалисты по конституционному праву в США приняли эту точку зрения. Поэтому дальновидность Дарроу невозможно переоценить. Конечно, он не был первым или единственным, кто защищал такую точку зрения. Он даже наверняка не был самым влиятельным её сторонником. Однако он был одним из первых и точно одним из самых известных. В то же время стоит сказать несколько слов о свободе религии в США в целом.

Считается, что Соединённые штаты — светская страна. И что принцип светского характера государства был установлен принятием конституции страны. Но на каком основании это считается? Ответ довольно прост: таково мнение специалистов по конституционному праву США. Однако не всё так однозначно, если углубиться в детали. Если мы спросим, являлась ли такая точка зрения единственной и общепринятой всегда, ответ будет — нет. Прежде всего, конституция США провозглашает, что конгресс не может предписывать законов, которые бы одобряли одну религию в противоположность другой. Формально она ничего не говорит о подобных ограничениях на уровне штатов. Это позволяло штатам предписывать законы, продвигающие религию, вроде обязательного чтения Библии в школах, клятвы на Библии или запрета нерелигиозным людям занимать выборные должности. С другой стороны, в основе свободы вероисповедания в США лежит довольно специфическое её понимание.

Конституции ряда штатов, в том числе Теннесси, устанавливали, что каждый имеет право, как ему лично велит совесть, поклоняться всемогущему Богу. Формулировка (God Almighty) явно предполагает христианскую теологию. Ничего не говорится о возможности поклоняться не всемогущему Богу, многим богам или не поклоняться вовсе. Исторически первыми сторонниками свободы поклонения были английские пуритане. Однако пуритане призывали к свободе поклонения не потому, что их интересовали вопросы создания свободного общества, не потому, что их беспокоили права других людей. Для пуритан призыв к свободе совести был способом выжить в политически враждебной среде. Под свободой вероисповедания они подразумевали возможность быть пуританином, а под всеми, кому нужно предоставить такую свободу, они подразумевали себя. Другими словами, они защищали свободу для себя. Стали бы они отстаивать право на свободу веры для католиков? Конечно, нет. Иначе от чего бы они тогда могли «очистить» англиканскую церковь? И как они могли бы призывать к свободе для пособников самого дьявола? Пуритане принесли своё понимание свободы веры в Новый свет. Они провозгласили, что каждый может верить, как хочет. Сделать это было не сложно, так как все вокруг разделяли одну и ту же веру. В самом деле, я легко могу создать клуб и объявить в нём полную свободу мысли, удостоверившись, что все участники согласны с моими идеями. Гораздо сложнее защищать свободы тех, кто с тобой не согласен. По мере того, как в Новый свет продолжали прибывать протестанты различных церквей и богословских течений, свобода вероисповедания была распространена на них. Протестанты в Европе, включая пуритан, в течение долгого времени признавали друг друга последователями Иисуса, поэтому право принадлежать к другой церкви не было камнем преткновения. Представители других религий были слишком незаметными, чтобы рассуждать об их свободе религии. Ситуация изменилась, когда стало невозможным игнорировать новые группы населения, не принадлежавшие к протестантизму.

Прежде всего, преследованиям на религиозной почве в США подверглись мормоны, несмотря на различные гарантии поклоняться согласно своей совести. Мормоны ответили на преследования миграцией в самые удалённые и пустынные районы, где они могли создать своё правящее большинство. Другой нежелательной религиозной группой, возникшей в результате миграции из Старого света, стали католики. С одной стороны, они были христианами, и права на свободу вероисповедания распространялись на них. С другой стороны, протестанты не хотели признания католицизма. В XIX веке вопрос о том, что подразумевается под свободой веры, приобрёл практическое значение. Заинтересованные круги стремились понять, что подразумевали отцы-основатели и авторы конституций штатов, когда декларировали свободу религии? Распространяли ли они её на католиков? На иудеев? На язычников? На нерелигиозных людей? Честный исторический ответ состоял бы в том, что основоположники конституционного права не рассматривали такие вопросы, поскольку не представляли, что они когда-либо будут иметь практическое значение. В этих условиях возникли две интерпретации принципов свободы веры. Согласно одной из них, законодательство США с самого начала предусматривало, что данная свобода предоставлена только христианам (входят ли в их число католики, оставалось делом тёмным). Так в частности в начале XX века, когда в Джорджии некий еврей оспорил школьное обучение основам христианства, судья постановил, что еврей может жаловаться на школьную программу, только если школа отдаёт предпочтение одной христианской церкви в противовес другой. Согласно другой точки зрения, свобода религии в конституционном праве распространяется на все религии вообще. Эту точку зрения в конечном счёте приняли в XX веке юридические школы и федеральные судьи, которые сформировали понимание конституционного права и юридических традиций до сегодняшнего дня.

Принятие этого принципа ретроспективно представляется неизбежным. Для профессиональных юристов были очевидны последствия выборочного применения свободы религии — дискриминация граждан по признаку вероисповедания и де-факто узаконивание одной религии. Однако приверженцы идеи того, что христианство — единственная религия, на которую распространяются гарантии свободы, не исчезли. Её сторонники отстаивают идею о том, что США — христианская нация с момента её создания, приверженцы других религий (а равно не религиозные люди) должны приспособиться к христианским нормам. Именно такое понимание законности лежало в основе обезьяньих законов и процесса Скоупса. И в свете сказанного замечание Тома Стюарта «мы не живём в стране язычников» становится понятным. Примечательно, что Стюарт использовал отрицательную формулировку — какой страной США, по его мнению, не являются, вместо утверждения того, какой страной они в действительности являются. В самом деле, Стюарт подразумевал, что ограничения, основанные на Библии, а не на Коране, должны быть признаны законными, поскольку Америка — христианская страна. Но сказать прямо Стюарт этого не мог. Он знал, что такая позиция будет потенциально уязвимой в федеральных судах. Того же понимания свободы религии придерживался губернатор Пи, писавший, что кредо и религии основаны на Библии. Для него религии, основанные не на Библии, просто не существовали. На обезьяньем процессе столкнулись два понимания принципа свободы религии. Адвокаты Скоупса защищали плюрализм, Брайан, другие прокуроры, фундаменталисты, губернатор Пи и элиты традиционно протестантских штатов защищали принцип христианской нации.

До настоящего дня большинство сторонников этой идеи являются выходцами из южных штатов. Сегодня в США оформилось целое движение «христианского национализма». Его сторонники утверждают, что принятая в XX веке конституционная доктрина о религиозном плюрализме противоречит принципам, на которых основатели США строили страну. Поэтому националисты требует признать, что США основаны на христианских принципах и закрепить это понимание в Конституции.

Обезьяний процесс возобновился во вторник 14 июля, но главным занятием собравшихся стало многочасовое ожидание судьи в душном здании. Ролстон не дописал своё решение по ходатайству аннулировать закон Батлера. Тем временем, заседание началось с того, что Дарроу формально возразил против начала суда с молитвы. Он аргументировал это тем, что поскольку в основе процесса конфликт на религиозной почве, практика молитв как части судебной процедуры может рассматриваться как предвзятое отношение к ответчику.

Предложение обойтись без молитв было скандальным и наделало много шума. Прокуроры яростно возражали, так что судья призывал сохранять спокойствие. Тактика Дарроу была более хитрой, чем могло показаться на первый взгляд. Его не интересовало предвзятое отношение к ответчику. Ещё до суда он говорил, что на сельском юге процесс будет однозначно предвзятым. Дарроу хотел постановления судьи о том, что судебный спор имеет религиозную мотивацию. Если бы суд косвенно признал это, приняв решение в отношении молитвы, адвокаты с удовольствием использовали это признание в ходе апелляции. Ролстон резко отказался обходиться без молитвы. Он заметил: я всегда начинал суд с молитвы и собираюсь поступать так и в дальнейшем. В данном случае Дарроу переиграл сам себя. Впоследствии многие, включая Брайана и Пи, использовали его ходатайство, чтобы обвинить защиту во враждебности к религии. Несмотря на отказ суда, после обеда адвокаты вновь вернулись к вопросу молитвы. На сей раз Хейз зачитал просьбу от нескольких модернистов о том, чтобы судья позволил произносить молитвы не только фундаменталистам. Ролстон согласился, но передал выбор служителей ассоциации местных пасторов. Многие посчитали это смехотворной уловкой. Ассоциация если не полностью, то почти полностью, состояла из фундаменталистов. Однако пасторы продемонстрировали нейтралитет и в дальнейшем чередовали модернистов с фундаменталистами.

Затем Ролстон наделил полномочиями ещё одно объединение. Пока все ждали в течение нескольких часов, когда Ролстон огласит своё решение, газеты по всей стране сообщили, что он постановил, что закон Батлера не противоречит конституции. Разгневанный Ролстон предположил, что кто-то из журналистов узнал о его решении от стенографистки. Он назначил пятерых видных журналистов в комитет, в чьи обязанности входило выяснить, кто и как получил доступ к внутренней информации. На этом заседание завершилось.

Вечером журналистский комитет, распечатав привезённый с севера алкоголь и захлебываясь от смеха, выяснил правду и подготовил ответ для суда. Как оказалось, во вторник утром репортёр Уильям Хатчинсон подошёл к Ролстону и сделал ему несколько комплиментов. Затем осведомился, не является ли стопка бумаг в его руке решением по ходатайству аннулировать закон Батлера. Судья сообщил, что решение перепечатывает стенографистка. И как только она закончит, он его огласит. После этого репортёр спросил, собирается ли судья затем перенести заседание на следующий день. Тот подтвердил. Это было всё, в чём нуждался Хатчинсон. Ведь если бы Ролстон счёл бы закон несостоятельным, суд завершился бы, и никакое перенесение процесса на следующий день не имело бы смысла. А раз суд продолжится, значит, Ролстон принял сторону прокуроров. Располагая этой информацией, Хатчинсон сообщил о решении всей стране до того, как Ролстон обнародовал его.

В среду суд начался с молитвы. Ассоциация пасторов ко всеобщему удивлению предоставила честь обратиться к Богу Чарльзу Поттеру. После молитвы Ролстон потребовал отчёта от журналистского комитета. Представитель репортёров зачитал утверждение. В нём говорилось о том, кто распространил информацию, что он получил её законным путём и что никакие дальнейшие действия не нужны. Нет сомнения, что заявление представляло собой ловушку для Ролстона с тем, чтобы он сам себя публично выставил дураком. Если бы журналисты хотели избежать этого, они могли бы конфиденциально предупредить Ролстона против дальнейших расспросов. Однако они не сделали этого. Конечно, Ролстон потребовал от журналистов ответить, как именно Хатчинсон получил информацию. Представитель комитета воспроизвёл диалог Хатчинсона и Ролстона и объяснил логику действий репортёра. Ролстон понял, в чём дело, но было поздно. Присутствующие смеялись над ним. Нельзя забывать и о том, что заседания транслировались по радио. Ролстону ничего не оставалось, как вызвать вперёд Хатчинсона, отчитать его и запретить впредь сообщать о действиях до того, как действия публично оглашены.

Чарльз Поттер.

Затем Ролстон перешёл к чтению своего решения, в котором он по существу воспроизводил доводы прокуроров. Решение было ожидаемым, не столько потому, что Уотсон уже сообщил о нём, а главным образом потому, что адвокаты понимали: если бы судья выступил против закона, он потерял бы симпатии своих избирателей и лишился бы должности. Поскольку судья отказался аннулировать закон Батлера, теперь прокуроры должны были доказать, что Скоупс нарушил закон.

Обе стороны представили своё видение действий ответчика. Стюарт заявил, что Скоупс преподавал происхождение человека от животных и тем самым нарушил закон. В качестве подтверждения этого он обязался представить свидетелей. Позицию защиты представил Малоун. Он утверждал, что не имеет значение, что преподавал Скоупс, поскольку он не противоречил Библии. Закон Батлера не просто запрещал преподавание эволюции. Он включал по существу два условия: отрицание того, что сказано в Библии о происхождении человека, и обучение происхождению от животных вместо этого. Защита настаивала, что несовместимость эволюции и Библии — это теологическая позиция, которая может быть принята или отклонена на основаниях личной совести. А поэтому она не может быть установлена законом. Утверждая это, адвокаты приводили серьёзное возражение. Как мы видели, даже некоторые ранние фундаменталисты считали, что вера в непогрешимость Библии совместима с принятием эволюционной биологии. Даже Брайан частично был с этим согласен, хотя он помалкивал об этом. Защита обязалась представить суду ряд экспертов в науке и богословии, чтобы подтвердить совместимость веры в Библию и признание эволюции человека.

Том Стюарт.

После этого Стюарт вызвал четырёх свидетелей. Уолтер Уайт и Фрэнк Робинсон подтвердили, что Скоупс признался в преподавании эволюционной биологии. Два ученика подтвердили, что Скоупс рассказывал о дарвинизме. Дарроу подверг свидетелей перекрёстному допросу, в котором главным образом подшучивал над законом и над страхами фундаменталистов по поводу эволюции. Он также получил подтверждение от Уайта и Робинсона, что учебник, содержавший сведения о происхождении человека, был одобрен комиссией штата. Стремясь закончить дело как можно быстрее, Стюарт отказался вызывать других свидетелей. Защита перешла к своим свидетелям, но Стюарт напомнил о процедуре: если ответчик не воспользуется своим правом свидетельствовать, он потеряет это право в дальнейшем. Дарроу сообщил суду, что Скоупс не хочет свидетельствовать в свою защиту. Позднее в мемуарах Скоупс назовёт две причины для такого решения. Во-первых, он опасался, что его компетентность в научных вопросах недостаточна. Во-вторых, он мог встать перед выбором — соврать под присягой или сделать продолжение процесса невозможным. Никто этого не хотел.

Первым свидетелем защиты был зоолог Бернард Меткалф, профессор в университете Джоунса Хопкинса, который объяснил, почему эволюционная биология принята научным сообществом. И подтвердил, что он сам является христианином. Более того, он был преподавателем в модернистской воскресной школе. Стюарт согласился слушать мнения Меткалфа об эволюции, но возражал против предоставления идей о совместимости Библии и эволюции. Он утверждал, что преподавание эволюционной биологии как таковой представляло нарушение закона независимо от трактовок того, чем являлась эволюция и как можно интерпретировать Библию. Судья перенёс рассмотрение вопроса на следующий день и позволил Меткальфу свидетельствовать.

Появление Меткалфа вызвало интерес Брайана. В суде появился тот, кто олицетворял для Брайана зло. Профессор, не разделявший его взглядов на Библию, уничтожавший веру невинных студентов и при этом выступавший от имени христианства. В самом деле, как богослов и учёный Меткалф формально превосходил Брайана. Великий человек из народа подошёл к зоологу и долго, пристально вглядывался в него, но ничего не сказал. В конце дня Брайан подарил Дарроу деревянную обезьяну, снова эксплуатируя ближайших родственников человека как аргумент.

Кларенс Дарроу и Уильям Брайан во время перерыва в суде.

Продолжающийся процесс обнажал не только религиозные противоречия. Как Дорис Стевенс, следившая за процессом в качестве журналиста, отметила: все присяжные в зале суда были мужчинами, все юристы были мужчинами, как и судья, и свидетели. Для женщин в системе существовал прочный стеклянный потолок.

Четверг 16 июля стал ярким и очень конфликтным днём в суде. Юристы спорили о необходимости выслушивать экспертов. Почти каждый хотел что-то сказать. Прокуроры просили судью отклонить показания свидетелей защиты. Первым взял слово сын Брайана, который детализировал стандарты для привлечения экспертов и заключил, что в данном случае допуск экспертов представлял бы собой замену решения присяжных решением свидетелей. Бен Макинзи и Герберт Хикс выступили с подобными аргументами. Наконец впервые с формальной речью к суду обратился Брайан. Несмотря на то, что речь шла о допустимости экспертов, Брайан не мог сдерживать себя и более часа рассуждал о том, что преподавание эволюционной биологии представляло экзистенциальную угрозу для христианства. Он стремился не только победить в суде, но и завербовать как можно больше сторонников. Для этого Брайан использовал любую возможность. В своей речи он повторял тезисы и риторические обороты, озвученные ещё в «Угрозе дарвинизма».

Брайан выступает в суде.

Используя натуралистическую ошибку как самоочевидную истину, Брайан утверждал, что если люди произошли от животных, то естественное заключение состоит в том, что люди должны жить по законам джунглей. Демонстрируя учебник Хантера и указывая на иллюстрации систематики животных, Брайан сокрушался, что авторы учебника обозначили человека маленьким неприметным кружком на фоне других животных. По мнению Брайана, это свидетельствовало о принижении величия человека. Он больше не был венцом творения, которым следовало восторгаться. Он стал неприметным видом среди других. Брайан настаивал, что выступление экспертов не имеет смысла. Между прочим, он сказал: «Мы можем вызвать сюда наших экспертов на стороне христиан. На каждого не верящего в христианство, кого они могут вызвать, мы можем вызвать более одного, верящего в Библию и отвергающего эволюцию. И наши свидетели по вопросам такого рода будут столь же хороши, как их свидетели». У Брайана не было таких свидетелей, и он об этом знал. Но желание дать бой модернистам было слишком сильным. Брайан также продолжал настаивать на общей для фундаменталистов идее, что всякий, кто не был с ними согласен, не был христианином, не взирая на любые свидетельства обратного. Брайан подытожил: «если эти господа намереваются организовать образование в суде, то суд по совести заслужит название инсценированного, если его цель состоит в том, чтобы изгнать из людских сердец господне слово, данное в откровении».

Присутствовавшие встретили великого оратора аплодисментами. Однако затем произошло то, что Скоупс в последствие назвал самым впечатляющим событием в ходе суда. Малоун встал, чтобы возразить Брайану. Он начал спокойно и даже тихо, призывая к справедливости и открытости. Его пафос был прост: если вы говорите, что всё очевидно, то вам нечего бояться. Давайте заслушаем экспертов, и сразу станет понятно, на чьей стороне правда. Малоун затронул священные для присутствовавших понятия. Он завладел вниманием всех и каждого. Когда Малоун закончил, зал суда взорвался, мнение собравшихся было на его стороне. Скоупс рассказывал, что ирландский полицейский, нанятый, чтобы следить за порядком, так сильно колотил дубинкой по столу, что сломал его. К ирландцу протиснулся другой полицейский и предложил помочь навести порядок. Но первый воскликнул: «Я не пытаюсь навести порядок. Чёрт, я выражаю одобрение». Возможно, его восторг подогревался тем фактом, что Малоун тоже был ирландцем. В конечном счёте, чтобы успокоить страсти, Ролстон объявил перерыв. В зале суда остались только Скоупс, Малоун и Брайан. Впервые великий оратор был побит в том, что было его гордостью. По словам Скоупса, Брайан сказал: «Дадли, это была самая потрясающая речь, что я слышал». На что Малоун ответил: «Я сожалею, что именно мне пришлось её произнести».

Последним выступал Стюарт, который до этого момента всячески стремился избегать вопросов религии и сосредотачивался только на формальном нарушении закона. Но в эмоциональной атмосфере четверга он выступил в защиту религии с ещё большей страстью, чем Брайан: «Мы имеем право участвовать в научном исследовании, но … когда наука подрывает вечную надежду человека, я говорю, что основы человеческой цивилизации рухнут».

Ролстон закрыл заседание, обещая представить решение о допустимости экспертов на следующий день. Четверг оказался самым захватывающим днём суда. Вновь внимание страны было привлечено к тем идеям, которые обсуждали в маленьком городе на юге. Это внимание не нравилось политикам и общественным лидерам в Теннесси. Они опасались, что дальнейшие хорошо обоснованные выступления экспертов защиты, которые получат освещение в печати, далее будут создавать образ штата как цитадели фанатизма и невежества. Официальные лица конфиденциально просили Ролстона поскорее завершать процесс и не позволять защите представлять свидетелей.

Раввин Герман Розенвассер объясняет сложности перевода еврейского текста Артуру Хейзу.

Заседание в пятницу 17 июля продлилось недолго. Ролстон сбивчиво прочитал постановление, в котором он соглашался с прокурорами по вопросу привлечения экспертов. Готовый к такому развитию событий, Хейз попросил добавить показания экспертов к стенограмме процесса для апелляционного суда. Это означало, что суд либо заслушает экспертов, либо включит письменные экспертные свидетельства. Очевидно, Хейз стремился не мытьём так катанием добиться выступления тех, кто мог поставить под сомнение и закон, и его мотивацию. Ролстон согласился, что апелляционный суд должен иметь доступ к экспертным мнениям, однако, сразу же встал вопрос о том, в какой форме оценки свидетелей будут представлены. Брайан заявил, что он хотел бы подвергнуть экспертов перекрёстному допросу. Хейз стремился избежать такого развития событий. Защита предложила остановиться на письменных показаниях, и Дарроу попросил отложить суд до понедельника, чтобы адвокаты и эксперты могли подготовить материалы. Однако Ролстон, от которого политики штата требовали как можно быстрее закончить процесс, сказал, что это займёт неоправданно много времени. И тогда Дарроу обвинил судью в предвзятости, утверждая, что тот поддерживает любые ходатайства прокуроров, но отклоняет даже малейшие просьбы защиты. Шокированный Ролстон заметил: «Я надеюсь, вы не собираетесь ставить под сомнение решения суда». Дарроу язвительно ответил: «Ваша честь имеет право надеяться». Ролстон пригрозил сделать «кое-что ещё», но всё же перенёс суд на понедельник.

По всеобщему мнению, суд фактически завершился. Оставались только заключительные аргументы сторон и решение присяжных, в котором никто не сомневался. Часть журналистов отослали последние сообщения и отбыли из Дейтона. Прокуроры начинали праздновать победу. Брайан младший поехал домой. Старший Брайан начал строить планы будущих кампаний против преподавания эволюции, которые включали принятие новых запретительных законов. Он также начал выпускать пресс-релизы, намекающие на скорую победу. Друг Брайана, флоридский магнат и фундаменталист Джордж Уошборн согласился пожертвовать 10 000 долларов на создание университета Брайана в Дейтоне. Однако защита не считала, что ей больше нечего предпринять.

В субботу Дарроу поделился с Чарльзом Поттером своим планом: «Я хочу вызвать в качестве свидетеля самого внушительного эксперта по Библии. Более внушительного, чем вы. Самого внушительного в мире — по его мнению». Поттер сразу понял, о ком идёт речь. Он был изумлён: «Это блестящий ход. Но как вы сможете это сделать?» «Предоставьте это мне», — ответил Дарроу. В воскресенье перед судом Дарроу и гарвардский геолог Киртлей Матэр репетировали опрос эксперта по Библии. Несмотря на атмосферу секретности, журналисты узнали, что защита готовит некий сюрприз в понедельник. Комментируя ход судебного процесса прессе, Дарроу бросил наживку: «Брайан желает выражать его суждения о науке и религии там, где их не подвергнут сомнению. Но он не осмелился отстаивать их в открытом суде под присягой».

В понедельник 20 июля после молитвы Ролстон зачитал постановление, в котором Дарроу обвинялся в презрении к суду. На выходных юристы штата убедили его, что выпад Дарроу нельзя игнорировать. Дарроу должен был явиться в суд во вторник для вынесения приговора. После этого защита попросила разрешить зачитать экспертные мнения в суде. Последовал спор между адвокатами и прокурорами. В конечном счёте Дарроу предложил компромисс. Мнения будут приложены к материалам суда, но Хейз зачитает выдержки. Ролстон согласился, и дал Хейзу один час. Чтение формальных утверждений в душном зале не произвело заметного впечатления на присутствовавших.

После перерыва Дарроу попросил разрешение сказать несколько слов. Как язвительно отметил Спрэг Де Камп, нельзя верить юристу, если он говорит, что его речь будет краткой. Дарроу выступил с длинным извинением, в котором одновременно выражал сожаление, оправдывал свои действия и хвалил Дейтон. Ролстон принял извинения адвоката от имени Христа и процитировал религиозное стихотворение о важности прощения. Таким образом, Дарроу избежал обвинения в призрении к суду. Затем Ролстон постановил, что слушания будут продолжены на открытом воздухе перед зданием суда. Высказывались разные догадки о том, почему он это сделал. Скоупс считал, что причиной была жара. Сам Ролстон говорил, что он опасался, как бы из-за скопления людей не обрушился пол второго этажа, на котором проходили заседания. Однако он говорил об этом ещё в четверг, но не переносил заседания. Возможно, Ролстон считал, что остались лишь формальности, и хотел завершить процесс на виду у как можно большего числа людей. Или быть может, он хотел дать возможность Брайану вступить со своей завершающей речью на свежем воздухе при максимальном скоплении людей. Брайан предпочитал такой формат. Мотивы судьи остались неясными. Как бы то ни было, суд переместился на улицу.

На газоне перед зданием суда неожиданно Хейз сообщил Ролстону, что защита хочет вызвать в качестве своего свидетеля эксперта Уильяма Брайана. Это было беспрецедентно и даже комично. Трудно представить, чтобы прокурор по делу был свидетелем защиты. Стенограмма суда сохранила возражение Бена Макензи. Но по словам Скоупса, все юристы вскочили одновременно и каждый пытался сказать что-то судье. Прокуроры были категорически против. Соглашался только Брайан. У Брайана были очевидные и весомые причины, которые он не скрывал. Во-первых, он знал, что отказ будет представлен защитой на всю страну как трусость. В самом деле, Дарроу заявил об этом накануне. Во-вторых, Брайан соглашался при условии, что он сможет опросить в суде адвокатов защиты. Он рассчитывал продемонстрировать, что они мотивированы желанием уничтожить христианство. Стенограмма сохранила диалог участников процесса:

Брайан: Если ваша честь позволит, я настаиваю, что мистер Дарроу может быть вызван в качестве свидетеля. И мистер Малоун. И мистер Хейз.
Судья: Вызывайте, кого вы хотите. Задавайте им любые вопросы.
Брайан: Тогда мы вызовем всех троих.
Дарроу: Всех сразу?

Таким образом, Брайн был приведён к присяге в качестве свидетеля. Дарроу был мастером перекрёстного допроса, в котором он искусно демонстрировал присяжным, что свидетелю нельзя доверять. Зря Брайан отказался даже прочитать те вопросы, которые Дарроу адресовал ему на страницах «Chicago Daily Tribune» за два года до этого. Теперь он был вынужден отвечать на них в суде по собственному согласию. В ходе этого опроса неприязнь друг к другу двух бывших друзей многократно давала о себе знать. Периодически Дарроу вместо вопроса отвечал Брайану возражениями, и оба постоянно теряли терпение. Стюарт просил остановить опрос всякий раз, когда замечал, что Брайан оказывался в тяжёлом положении. Но Брайан настаивал на продолжении, и Ролстон соглашался. Эта вошедшая в историю схватка между Дарроу и Брайаном проливает немало света на конфликт между фундаменталистами и светской интеллигенцией и поэтому стоит остановиться на ней подробно.

Брайан в роле свидетеля защиты. Дарроу справа.

Чикагский агностик против льва фундаментализма

Д.: Вы тщательно изучали Библию, не так ли, м. Брайан?
Б.: Да, сэр. Я стремился.
Д.: Хорошо, мы все знаем, что вы стремились. Мы не будем это оспаривать вообще. Но вы писали и издавали статьи почти еженедельно, а иногда предлагали интерпретации различных моментов.

Дарроу хотел добиться от Брайана признания того, что Библия требует интерпретации. И если различные интерпретации возможны, то рассказы о сотворении можно было интерпретировать как допускающие эволюцию. В самом деле, именно на этом настаивали модернисты. С этим были согласны некоторые фундаменталисты. На этом настаивала защита. Брайан заметил подвох и попытался его избежать.

Б.: Я бы не говорил об интерпретациях, м. Дарроу. А о комментариях к тексту.
Д.: Если вы комментируете, то в какой-то мере эти комментарии являются интерпретациями.
Б.: Я предполагаю, что мои объяснения до некоторой степени могли быть интерпретациями, но они не предполагались интерпретациями.
Д.: Но вы изучали эту проблему.
…
Б.: Да, сэр… Я изучал Библию около пятидесяти лет или дольше…
…
Д.: Вы утверждаете, что всё в Библии должно интерпретироваться буквально?
Б.: Я верю, что всё в Библии должно быть принято, как дано. Часть Библии даётся иллюстративно. Например, «Вы соль земли». Я бы не утверждал, что человек является солью, или что его плоть сделана из соли. Эти слова используются в смысле соли как спасения людей Бога.

Как интерпретировать приключения Ионы?

Д.: Но когда вы читаете, что Иона проглотил кита — извините меня — кит проглотил Иону, как вы это буквально интерпретируете?
Б.: Я читал, что большая рыба проглотила Иону. Там не говорится о ките.
Д.: Разве? Вы уверены?
Б.: Насколько я помню, там говорится о большой рыбе. И я верю в это. И я верю в Бога, который может создать кита и человека и устроить так, чтобы они делали то, что ему угодно.
Д.: М. Брайан, Новый завет упоминает кита, не так ли?
Б.: Возможно, это верно. Я не помню.
Д.: Хорошо, вы говорите, что большая рыба проглотила Иону. И он оставался в ней три дня. А затем рыба извергла его на землю. Вы верите, что большая рыба была создана, чтобы она проглотила Иону?
Б.: Я не готов это утверждать. Библия просто говорит, что это случилось.
Д.: Вы не знаете, была ли это обычная рыба или созданная специально для той цели?
Б.: Вы можете предположить. Вы, эволюционисты, предполагаете.
…
Д.: Вы не готовы сказать, была ли та рыба сотворена специально для того, чтобы проглотить человека или нет?
Б.: Библия не говорит, поэтому я не готов сказать.
…
Д.: Но вы верите, что он создал такую рыбу, и она была достаточно большой, чтобы проглотить Иону?
Б.: Да, сэр. Позвольте мне добавить. В одно чудо столь же легко верить, как в любое другое.

…

Вращается ли Солнце вокруг Земли?

Д.: Верите ли вы, что Иисус заставил Солнце остановиться?

Дарроу подразумевает эпизод из Книги Иисуса Навина, в котором последний для продолжения сражения молил Бога остановить Солнце, и Бог откликнулся (Нав. 10:12—14). В данном случае Брайан попытался всячески уклониться от ответа.

Б.: Я верю тому, что говорит Библия. Я предполагаю, что вы подразумеваете, что остановилась Земля.
Д.: Я не знаю. Я говорю о Библии.
Б.: Я абсолютно принимаю Библию.
Д.: Библия говорит, что Иисус приказал Солнцу остановиться, чтобы продлить день, не так ли? Вы верите в это?
Б.: Да.
Д.: Вы верите, что в те времена Солнце обращалось вокруг Земли?
Б.: Нет, я верю, что Земля вращается вокруг Солнца.
Д.: Вы считаете, что люди, которые написали это, думали, что день можно удлинить или что Солнце можно остановить?
Б.: Я не знаю, что они думали.
Д.: Вы не знаете?
Б.: Я думаю, что они написали о факте, не выражая их собственные мысли.

Замечая затруднение Брайана, Стюарт попросил судью прекратить опрос. Но Брайан настаивал на продолжении.

Д.: У вас есть мнение о том, считал ли тот, кто написал эту книгу, — я предполагаю Иисус, — что Солнце вращается вокруг Земли?
Б.: Я верю, что он был божественно вдохновлён.
Д.: Вы можете ответить на мой вопрос?
…
Б.: Я верю, что Библия божественно вдохновлена. Я не знаю, понимал ли вдохновлённый автор те вещи, о которых он писал.
Д.: Вы думаете, что кто бы не вдохновил это, считал, что Солнце вращается вокруг Земли?
Б.: Я верю, что текст был вдохновлён Всемогущим. И он использовал язык, который был понятен в те времена… Вместо того чтобы использовать язык, который не был понятен до рождения Дарроу.

Далее Дарроу и Брайан спорили о том, действительно ли в данном случае текст Библии подразумевает не то, что говорит. Брайан признал, что он принимает гелиоцентризм, и настаивал, что библейский текст написан так, чтобы его могли понять древние читатели. Тогда, наконец, Дарроу спросил:

Д: Это и называется интерпретацией?
Б.: Нет сэр, я не назвал бы это интерпретацией.

Отрицание очевидного со стороны Брайана несущественно. Его допущение о природе текста Библии в действительности было катастрофой. Десятилетиями модернисты утверждали, что Библия была написана на языке, который был бы понятен в древности. Следовательно, текст нельзя читать буквально. Его нужно интерпретировать в соответствие с тем, что мы знаем об окружающем мире. Соответственно, истории о сотворении можно было интерпретировать как допускающие эволюционное происхождение жизни, включая человека. В самом деле, один из экспертов защиты, богослов Шейлер Мэтьюс (1863—1941) утверждал: «те, кто написали Библию, использовали язык, концепции и науку своего времени. Мы доверяем их религиозному пониманию и следуем за ним, не имея необходимости принимать их взгляды относительно природы». И вот Брайан использовал то же оправдание, чтобы примирить Библию с астрономией. Но если такой подход к прочтению Библии был применим к идеям Коперника, то почему он не применим к идеям Дарвина? И на основании чего можно разграничить, что подчинено подобному прочтению, а что нет? Фундаменталисты во времена Брайана не были в состоянии ответить на этот вопрос. Более того, они не смогли дать сколько-нибудь внятного ответа до сегодняшнего дня. Реальная причина выборочного применения иносказательных толкований с обязательным исключением эволюции лежит в исторической традиции. Гелиоцентризм, в отличие от эволюционной биологии, к моменту формирования тех течений протестантизма, в которых фундаментализм нашёл отклик, был принят богословами. А в начале XX века фундаменталисты попытались отгородиться от всего нового как угрожающего существованию христианства. Непоследовательность применения принципов толкования их не беспокоила и не беспокоит.

Шейлер Мэтьюс.

Далее Дарроу начал спрашивать у Брайана, что случилось бы с Землёй, если бы планета внезапно остановилась. Брайан признал, что он не знал. Дарроу спросил, осознаёт ли Брайан, что Земля превратилась бы в массу расплавленного вещества. По-видимому, Дарроу подразумевал, что инерция в случае внезапной остановки привела бы к разрушению структуры планеты. Однако ничто в Библии не подразумевает, что Земля остановилась внезапно, не говоря уже о том, что ничего не говорится о движении «планеты». Но Брайан лишь подтвердил, что он никогда не думал об этом.

Дарроу спросил, верит ли Брайан, что история потопа должна интерпретироваться буквально. Брайан подтвердил. И адвокат спросил о дате потопа. Брайан отвечал уклончиво.

Б.: Я не стал бы устанавливать дату…
Д.: Около 4 004 года до Р. Х.?
Б.: Это была человеческая оценка, которая принята сегодня. Я бы не сказал, что она точна.
Д.: Эта оценка напечатана в Библиях?
Б.: Каждый знает… По крайней мере, я думаю, что большинство людей знают, что это оценка.
Д.: Но что, вы думаете, говорит Библия? Разве вы не знаете, как оценка была получена?
Б.: Я никогда не проводил вычислений.
Д.: Вычислений на основе чего?
Б.: Я не могу сказать.
Д.: На основании поколений?
Б.: Я бы не хотел этого утверждать.

Уклончивость Брайана не была случайной. Он придерживался стандартного для пресвитерианцев и фундаменталистов того времени мнения, что Земля была древней, и, следовательно, составление хронологии на основании сложения возрастов патриархов в Библии было ненадёжным. Но признав это, он поставил бы под сомнение те даты, которые печатались в стандартных изданиях Библии короля Якова. Кроме того, ему снова пришлось бы признать неоднозначность интерпретации Библии. Далее последовал обмен репликами, который вошёл в историю:

Д.: Что вы думаете?
Б.: Я не думаю о том, о чём я не думаю.
Д.: Думаете ли вы о том, о чём вы думаете?
Б.: Ну, иногда.

Дарроу продолжал настаивать:

Д.: Вы читали эти даты снова и снова?
Б.: Не очень внимательно.
Д.: Вы хотите сказать, что вы не представляете, как эти даты были вычислены?
Б.: Нет. Но я сказал вам, в чём состоит моё мнение. Я сказал, что не знаю, насколько они точны.

Видя, что Брайан вновь оказался в незавидном положении, Стюарт снова попросил судью прекратить опрос свидетеля. Последовала перепалка, в ходе которой раздражённый Брайан отказался от помощи Стюарта и заметил:

Б: У этих джентльменов было не так много шансов. Они прибыли сюда не для того, чтобы представлять подсудимого. Они прибыли сюда, чтобы разоблачить религию. Я здесь защищаю её. И они могут задавать мне любые вопросы, какие пожелают.

После этих слов Дарроу не остался в долгу, и оба юриста обменялись обвинениями. Вмешался судья, и Дарроу вернулся к вопросам. Брайану передали Библию, и Дарроу попросил его датировать потоп. Брайан признал, что издание указывает дату 2 348 лет до Р. Х., но подчеркнул, что не уверен в её точности.

Д.: Разве вы не знаете, что есть несколько цивилизаций, которые прослежены в прошлое вплоть до 5 000 лет?
Б.: Я знаю, что есть люди, которые прослеживают вещи в прошлое в соответствие с различными исчислениями.
Д.: Вы не удовлетворены, что есть цивилизации, которые старше 5 000 лет?
Б.: Я не хочу этого утверждать, потому что у меня нет никаких удовлетворительных свидетельств этому.
Д.: Вы бы сказали, что их нет?
Б.: Хорошо, насколько я знаю, их нет. Но учитывая, что учёные дают оценки времени появления жизни от 24 миллионов до 306 миллионов лет, я хочу, чтобы они больше соглашались, больше соглашались между собой, прежде чем они потребуют от меня отказаться от веры в Библию.

Брайан явно попытался сменить неудобную для себя тему. Но Дарроу вернулся к вопросу непрерывного существования цивилизаций. Он заставил Брайана признать, что он верит в происхождение всех людей и цивилизаций после Ноева потопа. И что тот датируется примерно 4 200 лет тому назад. Дарроу спросил, знает ли Брайан хотя бы одного учёного в мире, который был бы согласен с этим. Брайан не знал. Под давлением Брайан признал, что он никогда не интересовался такими вопросами. И обесценил саму необходимость искать подобное знание. Он подтвердил, что не знает, сколько тысяч лет просуществовали египетская и китайская цивилизации. Он заявил, что слышал о древних текстах, открытых археологами, которые упоминали потоп, но заметил, что не знал подробностей. Брайан утверждал, что он знаком с другими религиями, но не считает их сопоставимыми с христианством. Дарроу спросил, знаком ли Брайан с конфуцианством или буддизмом, и Брайан ответил, что немного интересовался ими. Они оба снова начали пререкаться, и Стюарт вмешался, прося суд прекратить опрос. Однако Дарроу и Брайан продолжили. Не ясно, с какой целью Дарроу спросил, знал ли Брайан, что зороастризм и дхармические религии старше христианства. Он сослался на историческое исследование протестантского служителя по этому вопросу. Брайан снова признал, что не знаком с этой информацией. Дарроу начал спрашивать о том, сколько людей было на Земле в разные эпохи, подразумевая, что население планеты должно было исчезнуть в результате потопа. И Брайан отреагировал вопросом на вопрос:

Б.: Пытаясь показать моё невежество, разве вы не можете сообщить мне факты, чтобы я не был невежественным? Вы можете сказать, сколько людей было на земле, когда родился Христос?
Д.: Знаете, некоторые из нас могут знать факты и всё равно быть невежественными.

Дарроу вместо того, чтобы продолжать опрос перешёл на спор с Брайаном, который был на руку последнему. В конечном счёте, Брайан процитировал притчу о Лазаре в подтверждение того, что нужно верить в христианство. Однако смысл притчи у Брайана изменился в фундаменталистском ключе. Высказывание в притче подчёркивает необходимость заботиться о бедных, в то время как Брайан подразумевал необходимость отвергнуть знание, которое не согласуется с фундаментализмом. На очередной вопрос, пытался ли Брайан узнать что-либо о древней истории, он ответил: «У меня есть вся информация для того, чтобы жить и умереть». Дарроу попытался перейти к возрасту Земли, однако, они продолжили говорить о конфуцианстве и буддизме. В этот момент теряющий самообладание Дарроу упустил из виду свою цель и бессмысленно с помощью тактики юридических вопросов попытался доказать, что источники информации Брайана были несостоятельными. В плане демонстрации неосведомлённости лидера фундаменталистов в вопросах науки и нелепости библейских интерпретаций это не имело смысла. В конечном счёте, Дарроу решил спросить Брайана о Вавилонской башне.

Брайан и Дарроу во время опроса.

Как появились разные языки?

Используя даты епископа Ашера в Библии, которую держал Брайан, Дарроу спросил эксперта, действительно ли 4 155 лет назад все люди на земле говорили на одном языке. Брайан подтвердил. Разумеется, Дарроу начал спрашивать Брайана о том, что он знал о происхождении языков, что он пытался узнать и читал ли он научные работы, включая книгу Макса Мюллера по этому вопросу. Человек из народа ответил отрицательно.

Дарроу продолжил спрашивать Брайана о возрасте Земли. Этот вопрос оказался особенно проблематичным для последнего. Брайан заявил, что он не знает возраст Земли и не хочет давать оценок, но рассчитывает, что учёные в какой-то момент смогут приблизиться к ответу. В качестве учёных он упоминал уже знакомых нам Джорджа Райта и Джорджа Прайса. Чувствуя уязвимость Брайана, Дарроу пошёл в наступление, спрашивая о компетенции Прайса:

Д.: Кто издаёт его книгу?
Б.: Не могу сказать.
Д.: Вы не знаете? Разве вы не знаете, что это Revell & Co?
Б.: Не могу сказать.
Д.: Они издают ваши книги, не так ли?

Чувствуя опасность, в этот момент вмешался Стюарт, утверждая, что вопрос неуместен, и Брайан не обязан знать. Судья поддержал его возражение. В строгом смысле они были правы. Брайан действительно мог взять книгу и не обратить внимание на издательство. Однако объяснение звучало слишком неправдоподобно. Брайан не заметил, что это было то же издательство, с которым он сотрудничал много лет, и которое издало несколько его брошюр. Уклончивость Брайана имела под собой основание. Предположительно «научные» труды Прайса печатало издательство христианской литературы.

Продолжение опроса оказалось ещё хуже. Брайан предпочёл уклониться от вопроса, что Прайс говорил о возрасте Земли. Прайс утверждал, что планета была сотворена 6 000 лет назад, но Брайан в это не верил, придерживаясь стандартного представления о старой Земле. Ещё тяжелее пришлось Брайану при обсуждении идей Райта:

Д.: Он приводит собственное мнение [о времени существования людей на Земле]?
Б.: Я думаю, да.
Д.: В чём оно заключается?
Б.: Я не уверен.

Брайан продолжил утверждать, что он ничего не может сказать о геологических оценках Райта. Это было весьма странно и нечестно со стороны Брайана. Христианские геологи приняли древние датировки ещё до того, как Брайан стал студентом. Он знал об этом. Но не хотел признать этого перед слушателями, которые верили в более простые интерпретации Библии. К тому же если бы он это признал, ему пришлось бы подтвердить, что даты в Библии, которую он держал в руках, были ошибочными. Этого допустить он не мог. В самом деле, Дарроу следом попытался поставить под сомнение даты Ашера.

Д.: У вас есть мнение о возрасте Земли?
Б.: Нет.
Д.: Книга, которую вы привлекли в качестве свидетельства, говорит вам, не так ли?
Б.: Не думаю, м. Дарроу.
Д.: Давайте посмотрим… Здесь сказано 4 004 до Р. Х.
Б.: Это вычисления епископа Ашера.

Здесь Брайан признал, что он знает, как были вычислены эти даты, хотя ранее, находясь под присягой, он утверждал, что не знал этого.

Д: Это напечатано в Библии, которую вы привлекли?
Б.: Да, сэр.
Д.: И других Библиях?
Б.: Да, сэр.
Д.: Напечатано в Библии, которая широко используется в штате Теннесси.
Б.: Не могу сказать.

Наконец Дарроу вынудил Брайана признать стандартную интерпретацию:

Д.: Вы бы сказали, что Земле всего 4 000 лет?
Б.: О нет, я думаю, она намного старше.
Д.: На сколько?
Б.: Не могу сказать.

Шесть дней или шесть эпох.

Дарроу спросил Брайана, верит ли тот, что Земля была создана за шесть дней. Брайан снова высказал стандартную интерпретацию, что дни не были сутками, а периодами времени. Понимая, куда движется опрос, Стюарт снова попытался возразить против его продолжения. Но Брайан настаивал:

Б.: Я хочу, чтобы газетчики знали, что я не боюсь отвечать на его вопросы и хочу позволить ему показать себя с худшей стороны.

После того как Брайан подтвердил, что он верит в сотворение Евы из ребра Адама, и что он не знал, как Каин мог жениться, если на Земле не было женщин кроме Евы, Дарроу вернулся к вопросу шести дней. Брайан использовал стандартную интерпретацию о том, что «день» в Библии не всегда подразумевает сутки. Он попытался уйти от трудностей интерпретации, утверждая, что это не важно, верим мы в сотворение Земли за шесть тысяч лет или 600 миллионов лет. Брайан подчеркнул, что он не имеет понятия, сколько продолжались эти шесть периодов сотворения. К сожалению, компетенции Дарроу в библеистике не хватило, чтобы указать Брайану, что шесть дней творения используются в Пятикнижии для обоснования заповеди о дне отдыха.

«Шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой — суббота Господу, Богу твоему: не делай в оный никакого дела… ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и всё, что в них, а в день седьмой почил; посему благословил Господь день субботний и освятил его» (Исх. 20: 9—11).

Было бы интересно узнать, считал ли Брайан, что день отдыха представляет собой эпоху для праздности. Однако история не знает сослагательного наклонения. Брайану и без того пришлось нелегко. Столкнувшись с трудностью интерпретации шести дней, Брайан перестал давать собственные ответы и вместо этого на очередной вопрос просил зачитать соответствующий текст, а потом говорил, что он признаёт то, что сказано. В конце концов, Брайан допустил, что творение могло продолжаться миллионы лет. Наконец, когда Дарроу задал вопрос о радуге после потопа, Брайан запросил передышку. Он обратился к судье, утверждая, что Дарроу использует суд, чтобы поносить Библию, но он готов отвечать на любые вопросы. К этому моменту Брайан и Дарроу кричали друг на друга, размахивая руками. И судья отложил слушания до утра.

Команда защиты поздравляла Дарроу, чувствуя моральную победу. Брайан оставил собравшихся в одиночестве. Даже сочувствовавшие горожане, аплодировавшие ему в ходе опроса, были обескуражены. Историки приписывают это тому, что они были удивлены «неортодоксальными» ответами Брайана о возрасте Земли и днях творения. Ответами, которых Брайан всячески пытался избежать. Как заметил Ларсон, не существовало хороших ответов, которые мог дать Брайан. Он пробовал настаивать на слепой вере, общепринятых интерпретациях или убегал в невежество. Ни одна тактика не помогла ему. Ларсон не совсем прав. У Брайана был хороший ответ, который он использовал до того, как стал фудаменталистом. В «Принце мира» он признавал, что мы не всё понимаем в Библии. Однако в 1920-ых такое признание открывало возможность совместимости Библии и эволюционной биологии, и, следовательно, подрывало усилия по спасению молодежи от Дарвина. И для Брайана упомянутый ответ больше не был приемлемым. Тем не менее, трудно было вообразить большее фиаско для лидера фундаменталистов. Несколько лет он на весь мир разглагольствовал о том, сколь абсурдной, нелепой и ошибочной является эволюционная биология. Он занимался личными нападками на учёных. Он вёл общественную и политическую кампанию против образования. Он вещал о том, как мудрость нахального научного меньшинства ничего не стоит по сравнению с мудростью, почерпнутой из Библии. Однако когда его фактически вынудили отвечать, что ему есть сказать по упомянутым вопросам, Брайан мог только признать своё невежество даже в богословских вопросах. Более того, он был нечестен.

Новости из Дейтона быстро разлетелись по стране. Газеты напечатали опрос Дарроу. Суд в Теннесси, как оказалось, ещё не закончился. И всё ещё был интересным… к огромному сожалению политиков штата. Они были в шоке от случившегося и ещё больше хотели, чтобы всё закончилось как можно быстрее. Вечером Стюарт сообщил Брайану, что тот не должен больше отвечать на вопросы защиты. Брайан не согласился. Он всё ещё хотел вызвать адвокатов и задать вопросы им. Однако Стюарт сообщил, что если Брайан будет настаивать, то штат (в его лице) снимет обвинения со Скоупса, и дело завершится. Нехотя Брайан согласился.

Во вторник 21 июля заседание проходило снова в здании суда. Ролстон постановил, что показания Брайана будут вычеркнуты из материалов дела. Тогда Дарроу предложил перейти сразу к решению присяжных. Брайан всё ещё сожалел об упущенной возможности. Он сказал, что ему придётся задать адвокатам свои вопросы через прессу. Обращаясь с последними словами к присяжным, Дарроу дал им понять, что он хотел бы обвинительное решение, не признавая в то же время, что его клиент виновен, так как в этом случае защита не могла бы обжаловать решение.

Присяжные признали Скоупса виновным через девять минут. Ролстон попытался назначить наказание, но Нейл напомнил ему о последнем слове подсудимого. Джон Скоупс заявил о своём несогласии:

«Я чувствую, что был осуждён по несправедливому закону, который противоречит моему пониманию академической свободы. Я продолжу сопротивляться ему, как могу».

Эти слова были бравадой. В дальнейшем он не пытался бросить вызов закону Батлера. Судья наложил на Скоупса штраф в сто долларов, даже не смотря на то, что по закону штата присяжные должны были принимать решения о такой сумме. Но Ролстон заметил, что такова была общепринятая практика.

Присяжные оглашают решение.

Адвокаты, прокуроры, судья и журналисты выступили с благодарственными речами. Все сообщили о прекрасных днях, проведённых в городе, о взаимном уважении, восхищении, а также о значимости произошедшего. Хейз спросил судью, можно ли послать ему «Происхождение видов» Дарвина. Ролстон согласился. Суд в Дейтоне подошёл к концу.

Итоги и последствия

Некоторые историки утверждали, что Брайан был разбит личными поражениями в Дейтоне. Однако биографы старого политика не подтверждают этого. Брайан терпел несчётные поражения в прошлом и умел легко от них оправляться. После суда он продолжил свою кампанию. Он вынашивал планы принятия ещё нескольких законов против преподавания эволюции. Мэри Брайан беспокоилась, что эта борьба мужа заходит слишком далеко. Она спросила его, сможет ли он оставаться в рамках защиты прав налогоплательщиков, определять содержание образования и не допустить перерастания этого движения в борьбу против свободы мысли и слова. Брайан уверил её, что он чётко понимает разницу. Тогда Мэри спросила, сможет ли он управлять своими последователями. Брайан подтвердил. Но судьба распорядилась иначе. Брайан умер в Дейтоне через пять дней после окончания процесса. Его смерть изменила общественное отношение. За последние десять лет Брайана воспринимали всё более и более негативно. После смерти его превозносили как исключительного человека и выдающегося политика. Некоторые обвиняли Дарроу в смерти великого человека из народа. Личный врач Брайана считал, что последний умер из-за осложнений диабета, усугублённых летней жарой в Теннесси.

Дарроу подвергся критике со всех сторон. Модернисты считали, что он был враждебен христианству. Светская интеллигенция полагала, что он породил ненужные конфликты на почве религии. Предвидение Дарроу того, что его репутация в суде сослужит дурную славу, нашло подтверждение. Кроме того, как самый видный представитель защиты, он был обвинён в поражении, подтверждая старую мудрость о том, что у победы тысяча отцов, и только поражение — сирота. Защита могла похвастаться не многим. АСГС немедленно начал готовиться к апелляции. Исполнительный директор союза Форост Бейли искал способы избавиться от Дарроу или, по крайней мере, уменьшить его роль при оспаривании дела Скоупса. Дарроу узнал об этом и попросил объяснений у Бейли. Тот ложно утверждал, что его неправильно поняли. Дарроу удовлетворился таким объяснением и остался в команде. Для него дело Скоупса тоже значило слишком много.

Обвинители праздновали победу. Наиболее красочно описал настроения прокуроров Герберт Хикс в письме брату:

«Мы устроили атеисту-еврею Хейзу, агностику Дарроу и подвергнутому остракизму католику Малоуну настоящий разгром, хотя газеты предубеждены против нас и не могут об этом написать».

В АСГС не считали, что всё потеряно, и возлагали большие надежды на апелляцию. Но в Теннесси не спешили заниматься делом Скоупса. 1926 год был выборным, и политики сторонились скандала. И если Губернатор Пи был переизбран, то судебная карьера Ролстона закончилась. Обезьяний процесс оказал на неё совсем не то воздействие, которое он ожидал. Потерял свой пост и Уолтер Уайт. Местные элиты не простили ему организации процесса. Наконец в мае 1927 года верховный суд Теннесси провёл публичные слушания по апелляции. К этому моменту ассоциация наук Теннесси определилась со своим отношением и направила Верховному суду резюме, в котором просила отменить закон. Суд также получил множество писем от религиозных организаций, заявляющих как о совместимости эволюционной биологии с христианством, так и о её несовместимости. Снова микрофоны были установлены для трансляции слушаний и репортёры собрались, чтобы держать страну в курсе дела. Джон Скоупс отказался посетить слушания. Штат нанял двух юристов Киннарда Макконико и Эда Си, которые в своих аргументах сосредоточились на репутации АСГС и защите, а также на угрозе устоям, которую несёт в себе преподавание эволюционной биологии. Когда Дарроу увидел у Макконико стопку выдержек из дел, в которых он защищал «неблагонадёжных элементов», адвокат рассмеялся и сказал: «Вам не хватит отведённого времени, чтобы перечислить все». Примерно так и вышло. Си долго излагал историю вовлечения АСГС и Дарроу в защиту профсоюзного движения, подразумевая, что и союз и его поверенный — скрытые коммунисты. В конце концов, кто-то из судей потерял терпение и попросил его вернуться к вопросу по существу, однако, отведённое время почти закончилось.

Со своей стороны Хейз вновь настаивал, что закон Батлера был неконституционным, поскольку ничем не отличался от гипотетического запрета коперниканской астрономии. Дарроу утверждал, что система школьного образования была создана, чтобы преподавать науку, а не религию. Закон Батлера требовал наложить религиозное ограничение на преподавание науки, и, следовательно, был неконституционным.

Решение суда ожидалось многими с нетерпением. Однако политические элиты Теннесси были сыты по горло обезьяним процессом. Меньше всего они хотели, чтобы тяжба продолжалась. Шумиха в Дейтоне сработала против целей АСГС. Верховный суд штата нашёл способ закончить процесс. Четверо судей постановили, что закон не нарушал конституцию, так как носил ограничительный характер и не требовал преподавать какую-либо религиозную доктрину. С другой стороны, суд отменил приговор Скоупсу на процедурных основаниях. В связи с тем, что судья, а не присяжные, назначил штраф, приговор был неправомочным. Тем самым процесс становился несостоявшимся, и прокуроры штата могли выбрать, оставить дело без внимания или предъявить новое обвинение Скоупсу, повторив процесс. Разумеется, никто в штате не хотел повторение банкета. Несмотря на это, Верховный суд на всякий случай добавил примечание для прокуроров: «Мы не видим никакой пользы в дальнейшем рассмотрении этого причудливого процесса. Напротив, мы думаем, что покой и достоинство штата были бы скорее сохранены прекращением производства по данному делу». Таким образом, закон остался в силе, Скоупс был невиновным, и защита не имела возможности что-либо обжаловать. Попытка остановить религиозную цензуру в школах с помощью Верховного суда страны провалилась.

Распространено мнение, что защита в Дейтоне одержала моральную победу, а фундаментализм проиграл. Но это мнение интеллигенции, сложившееся в 1950-ых и 60-ых. Непосредственные последствия обезьяньего процесса оказались пагубными для образования. Многие противники фундаментализма отметились мрачными предсказаниями о том, что принятие аналогичных законов получит импульс. Они были правы. Множество таких инициатив появилось. В 1926 году запрет на преподавание эволюции приняли в Миссисипи. АСГС снова предложил защиту школьному учителю, но своего Джона Скоупса в Миссисипи не нашлось. За ещё один запрет проголосовали избиратели в Арканзасе. Наконец в Техасе губернатор постановила исключить все учебники, в которых упоминалась эволюция. Кроме того, множество гласных и негласных мер было принято на уровне школьных районов. Однако самым важным следствием всех этих мер стала самоцензура учебников. Реагируя на политическое давление, авторы и издатели учебников вычеркнули почти все упоминания об эволюционной биологии. И в течение последующих 30 лет школьники страны, в которой в те же десятилетия была сформулирована синтетическая теория эволюции, не слышали об эволюционной биологии.

Тем не менее, антиэволюционная кампания пошла на спад. Несмотря на множество ограничительных мер, только некоторые стали законами. Историки пытались найти объяснение этому. Спрэг де Камп приводит не менее десятка причин. Однако многие из них несущественны. Наибольший интерес представляет анализ Майкла Линеша. Он отмечает, что политические движения типично проходят стадии роста, расцвета, кризиса и упадка. Причём кризис и упадок вызваны во многом внутренней динамикой движений. В самом начале инициаторы движения с восторгом наблюдают, как десятки, сотни и тысячи новых участников присоединяются к движению. Однако эффективное управление большими группами оказывается в конечном счёте крайне сложной задачей. Действительно, уже в 1922-1923 годах ВФХА попыталась создать формальную структуру, которая контролировала бы присоединившиеся к движению группы. Эта попытка провалилась. По мере того, как в движение приходят новые лидеры, они привносят в него своё понимание целей и новые проблемы, которые волнуют лично их. Они начинают конкурировать друг с другом за внимание и скромные финансовые ресурсы. Эти условия подталкивают некоторых участников привлекать к себе внимание всё более яркими и скандальными действиями. Движение переживает период, когда в нём растут противоречия, и оно порождает множество громких голосов, которые совокупно воспринимаются со стороны как шум, а не как призыв. Кроме того, движение рано или поздно сталкивается с препятствиями, которые оно не в состоянии преодолеть. Линеш считает, что 1925-1926 годы стали пиком фундаменталистского движения. В качестве признака его кризиса он указывает на провал попыток принять антиэволюционной закон в Северной Каролине.

Как говорилось выше, губернатор штата давно сочувствовал фундаменталистам и приглашал их лидеров для выступлений. Они могли рассчитывать на его подпись. Необходимые лоббистские группы законодателей были созданы. Имея за плечами победу в обезьяньем процессе, фундаменталисты приехали в Северную Каролину за неизбежным триумфом. Однако проведение кампании сопровождалось ссорами между фундаменталистами. Дело вроде бы даже доходило до драк. Шокированные законодатели решили, что такая «защита Библии» им не нужна, и закон провалили. Конфликты среди фундаменталистов привели к поражению там, где они не могли проиграть. В 1928 году закончился флоридский бум недвижимости, и магнат Джордж Уошборн прекратил финансировать фундаменталистов. Уильям Райли жаловался, что остался один против модернистов.

Существенно, что фундаментализм никогда не был хорошо организованным движением. Его лидеры не доверяли друг другу, каждый из них следил, чтобы другой не получил больше влияния. Как отмечает Линеш, фундаменталисты поддержали Брайана, но только Мартин приехал в Дейтон, и то для того, чтобы продавать свои книги. Ни Райли, ни Стратон, ни Норрис, ни Сандей не появились в городе, даже несмотря на то, что они либо добивались принятия самого закона, либо просили Брайана участвовать в суде.

Книжный стенд Томаса Мартина в Дейтоне с рекламой его книги «Ад и школы».

Более того, добившись своей единственной победы — удаления сведений об эволюции из школьных курсов биологии — фундаментализм как движение потерпел поражение. Но он оказался в упадке не потому, что общество единым фронтом выступило против него. Причина поражения состояла в заведомо максималистских целях, которые ставили перед собой фундаменталисты. Они стремились обратить в фундаментализм свои церкви и дискредитировать в культуре страны всё, что не соответствовало их пониманию христианства. Что-либо кроме полной победы в этих устремлениях для них было неприемлемо. К концу 1920-ых становилось всё более и более очевидным, что фундаменталисты не в состоянии обратить часть своих собратьев. С другой стороны, общество в целом реагировало на фундаментализм безразличием или отрицанием. Фундаменталисты отреагировали на это уходом в самоизоляцию. С конца 1920-ых они начали отделяться от родительских церквей, создавая свои собственные церкви, колледжи, библейские конференции, миссии, издательства, группы поддержки и прочее. Они сформировали собственную субкультуру, для которой изоляционизм был и нормой, и достоинством. Себя они видели как единственных настоящих последователей Христа. Прочие протестанты, по их убеждению, шли по пути погибели. Светское общество рассматривалось как недостойное внимания. Политика, в которую с таким энтузиазмом вовлекалось первое поколение фундаменталистов, теперь виделась грязным делом, которого следует сторониться.

В качестве иллюстрации этих процессов можно обратить внимание на события в Пресвитерианской церкви. Управляемая модернистами генеральная ассамблея решила реорганизовать Принстонскую теологическую семинарию, преподавательский состав которой частично выступал с анти-модернистских позиций. Ведущий голос семинарии Джон Мэчен (1881—1937), богослов и друг Брайана, выступал против. Он жаловался, что модернисты уже контролируют все семинарии церкви, и предлагал оставить Принстонскую в качестве противовеса. Но ассамблея стояла на своём. В конечном счёте, Мэчен разочаровался и вместе с частью преподавателей создал свою Вестминстерскую семинарию, которая до сегодняшнего дня остаётся интеллектуальным оплотом фундаментализма. Он также участвовал в создании новой пресвитерианской церкви и её миссии. В начале 1930-ых открыл свои двери в Дейтоне университет Брайана, который из-за недостатка финансирования пришлось понизить до статуса колледжа.

Боб Джоунс.

Боб Джоунс (1883—1968), ставший позднее лидером нового поколения фундаменталистов, слушая речи своего друга Брайана о пагубности светских университетов, пришёл к выводу о необходимости создать ещё один фундаменталистский колледж. Впоследствии он сыграет важнейшую роль в истории фундаментализма и США в целом.

Идея Брайана о требованиях к профессорам подписывать признания веры пришлась фундаменталистам по вкусу. При приёме на работу в их колледж или университет преподаватель должен подписать заявление, что он разделяет одни доктрины и не разделяет других. Обычно это вера в безошибочность Библии и общее определение того, что в случае противоречия каких-либо данных Библии, эти данные должны признаваться ошибочными. Преподавание чего-либо противоречащего доктринам или одобрение каких-либо идей, связанных с модернизмом в частной жизни, является законным основанием для увольнения такого преподавателя. Так фундаменталисты поддерживают идеологическую чистоту в своих рядах.

Несмотря на поражение АСГС в обезьяньем процессе, оппозиция закону Батлера сохранялась в том числе в штате Теннесси. В 1935 году некий студент из Университета Вандербилда, в котором методисты продолжали преподавать эволюционную биологию, предложил аннулировать закон Батлера. Последовали непродолжительные дебаты законодателей. Ректор Колледжа Брайана прислал каждому конгрессмену копию последней речи покойного политика, утверждая, что высказанные им аргументы всё ещё справедливы. Большинством голосов закон Батлера вновь был подтверждён.

Джон Мэчен.

К тридцатой годовщине обезьяньего процесса в разгар маккартизма в Нью-Йорке состоялась премьера пьесы Джерома Лоуренса и Роберта Ли «Пожнёшь бурю». Авторы превратили обезьяний процесс в художественный сюжет. Школьного учителя арестовывают за преподавание эволюции и судят, так как его наука противоречит Библии. Почти весь сюжет в пьесе был вымышленным, имена были изменены. Более того, авторы настаивали, что в пьесе отражено не прошлое. Возможно — говорили они — это будущее. Лоуренс и Ли использовали отсылки к обезьяньему процессу для критики гонений инакомыслящих со стороны комиссии Маккарти и защищали право на свободу мысли.

В конце 50-ых «Пожнёшь бурю» пользовалась огромным успехом, несмотря на критику некоторых свидетелей обезьяньего процесса. И Голливуд обратил внимание на пьесу. Продюсер и режиссер Стэнли Крамер (1913—2001), любивший снимать провокационное кино, поставил в 1960 году фильм с одноимённым названием. Картина пользовалась популярностью, напомнила стране о процессе Скоупса и, к сожалению, даже за пределами США стала восприниматься как историческое воспроизведение событий 1925 года. Крамер даже убедил Скоупса поучаствовать в рекламе фильма. Джон посетил, в том числе, премьеру «Пожнёшь Бурю» в Дейтоне.

Джон Скоупс в Дейтоне у памятного знака о состоявшемся процессе.

Победа через 43 года

Эволюционная биология вернулась в школьные классы США в начале 1960-ых. И произошло это не без участия СССР. Запуск первого искусственного спутника Земли в 1957 году шокировал политическую элиту Америки. Политики сочли, что США отстают от коммунистов в сферах образования и технологии. Конгресс принял закон, нацеленный на улучшение образования, в том числе предполагалось создание новых учебников, отражающих актуальные научные представления. И эволюция, невзирая на существовавшие ограничения, появилась в учебниках биологии. Эти учебники получили одобрение даже в Теннесси, Арканзасе и Миссисипи. Местные протесты против учебников показали, что фундаментализм жив. Но эти протесты оказались безрезультатными. Возникла юридическая коллизия, учителя в ряде штатов должны были говорить об эволюции, но это было запрещено.

В течение десятилетий часть интеллигенции в Теннесси воспринимала закон Батлера как досадное пятно на репутации штата. Сорок лет спустя возникло новое движение с призывами наконец-то избавиться от старого закона. Джон Скоупс как раз выпустил свои мемуары. Чтобы побудить законодателей действовать, редакторы Memphis Press-Scimitar опубликовали серию статей, начиная с обзора мемуаров. Газеты Теннесси в целом высказались за аннулирование закона. Параллельно уволенный школьный учитель Гари Скотт публично заявил о намерении пойти в суд с жалобой на статут Батлера. Новый обезьяний процесс не то, что хотели видеть в Теннессии. В Memphis Press-Scimitar публиковалась карикатура: старый полковник в шляпе и с бородой, олицетворявший штат Теннесси, протягивал обезьяне руку, приглашая её спуститься с дерева. Возможно, это даже была отсылка к Адаму Микеланджело. Снова обезьяна стала аргументом, но на сей раз на службе противоположной стороны. Нижняя палата законодательного органа проголосовала в 1967 году за отмену закона, но в сенате последовали дебаты, их итог не был очевидным. Вскоре обезьяна со страниц газеты сообщала, что собирается остаться и просила орех. Слушания в сенате теперь освещали телекомпании. Законодатели сдались, и пожелание одного из них «изгнать призрак обезьяны из Теннесси» исполнилось. Но другие ограничения оставались.

Арканзасский закон явно запрещал использование учебников, в которых упоминались животные предки человека. Это дало возможность Образовательной ассоциации штата хорошее основание для его оспаривания. Учитывая опыт обезьяньего процесса, лидеры ассоциации решили действовать осторожно. Сначала в 1965 году они попытались убедить законодателей аннулировать запрет. Когда из этого ничего не вышло, Ассоциация привлекла в качестве потенциального истца педагога Сьюзан Эпперсон и от её имени обратилась в суд штата, с просьбой о разъяснении закона. Поскольку не было никакого иска, вряд ли возник какой-либо конфликт. Однако суд ответил отказом. Исчерпав прочие возможности, ассоциация подала иск в федеральный суд. Генеральный прокурор штата Брюс Бенетт (1917—1979) защищал закон в духе Брайана. Он настаивал на том, что эволюционная биология подрывает веру и мораль школьников. Он собрал группу пасторов, готовых свидетельствовать об этом. Однако судья отказался рассматривать такие доводы, сосредоточившись только на правомочности ограничений как таковых. В 1966 году он признал закон неконституционным. Прокурор не сдавался и подал апелляцию. Однако судьи отменили решение без обоснования, обеспечивая тем самым идеальную возможность для обращения в Верховный суд страны.

Судья Абрам Фортас (1910—1982) настоял на том, чтобы Верховный суд рассмотрел дело Эпперсон. У него были на то свои причины. Фортас родился и учился в Теннесси. Он наблюдал обезьяний процесс со школьной скамьи. Новый генеральный прокурор Арканзаса Джо Перселл (1923—1987), выпускник того же пресвитерианского колледжа, что и Сьюзан Эпперсон, не хотел защищать антиэволюционный закон. Он отказался лично представлять штат (возможность выступить в Верховном суде считается честью) и ограничился заявлением о том, что законодательный орган имеет право регулировать сферу образования.

Абрам Фортас.

Теперь внимание СМИ и публики было привлечено к разбирательствам по поводу запретов эволюции на уровне всей страны. Сравнения с судом Скоупса были вездесущими и оправданными. Юристы Эпперсон добились того, о чём мечтали юристы АСГС — они дошли до Верховного суда. Более того, они праздновали решающую победу. Эйб Фортас вызвался написать решение, в котором явно связывал закон Арканзаса с делом Скоупса. Фортас заключил:

«Невозможно защитить Арканзасский закон как проявление религиозного нейтралитета… Намерение закона представляло собой попытку вымарать отдельную теорию из-за её предполагаемого противоречия библейскому повествованию в буквальном прочтении».

Таким образом, в конце 1968 года ограничения на преподавания эволюции, о которых заговорили в начале 1920-ых, были признаны неконституционными. Кроме того, суд отметил:

«Штат не имеет никакого законодательного интереса в защите любой или всех религий от взглядов, которые для них неприятны».

Юридическая трактовка конституции, которую защищал Дарроу, стала законом земли. В 1925-ом году Дарроу и Хейз утверждали, что жители Теннесси, бывшие школьниками в их время, отвергнут узкий догматизм, лежавший в основе закона Батлера, когда станут взрослыми. Оба юриста, наверняка, были бы в восторге, если бы дожили до обнародования решения Фортаса. Однако некоторые современники обезьяньего процесса были всё ещё живы, чтобы отпраздновать победу. Среди них основатель АСГС Роджер Болдуин.

Мог наконец-то радоваться и Джон Скоупс.

Сьюзан Эпперсон у здания Верховного суда США.

По своему характеру Джон не любил внимание и шумиху. Он не попытался извлечь каких-либо материальных выгод для себя. После процесса он стремился снова стать неприметным гражданином. По его признанию, благодаря суду в Дейтоне он познакомился с выдающимися умами своей эпохи. Эти знакомства оказали на него серьёзное влияние. Скоупс решил стать геологом.

Получив образование, он попытался присоединиться к бесплатной программе, по которой мог бы работать над докторской. Но получил отказ от религиозного руководителя программы. Джон принял предложение частной компании заняться геологоразведкой в Венесуэле, где никто не знал, кто он такой.

Сьюзан Эпперсон в гостях у Джона Скоупса.

Вспоминая о жизни в Венесуэле, он рассказывал о жестокости правительства страны к своим гражданам и об инфекции, из-за которой чуть не потерял руку. Скоупс вернулся в США и хотел продолжить научную карьеру, но у него не было достаточно средств, чтобы содержать семью и работать в науке. Поэтому он ушёл на пенсию инженером-геологом. На склоне лет в мемуарах он написал, что никогда не преподавал эволюционную биологию. Он опасался, что эта информация могла всплыть во время суда. Но не видел проблемы в своём участии в суде, ведь на вопрос о том, признаёт ли он вину в преподавании, ответил «не виновен». После решения Верховного суда Сьюзан Эпперсон навестила Джона, чтобы вместе отпраздновать победу[2].

Эволюция фундаментализма до наших дней

Фундаменталисты не были настроены мириться с решением Верховного суда. Более того, вскоре они вернулись к политической борьбе. Катализатором для них стал конфликт вокруг уже упомянутого университета Боба Джоунса. Сам Джоунс был сторонником превосходства белой расы. Соответственно, университет не принимал чернокожих студентов. В 1950-ых и 1960-ых федеральное правительство США приняло политику десегрегации. Университет Боба Джоунса, являясь частной школой, не был обязан следователь этой политике и не следовал. Однако правительство решило, что частные учебные заведения, практикующие сегрегацию, не могут освобождаться от налогов. Фундаменталисты восприняли это как вмешательство в их внутренние дела. Они сочли, что самоизоляция не защитит их от вмешательства со стороны государства. Более того, они пришли к выводу, что правительством управляют враги христианства. И истинные христиане должны вернуть себе контроль над институтами страны. Последовали многочисленные кампании по поддержке сочувствующих политиков, законодательных инициатив, референдумов, политических комитетов и тому подобное. Вскоре фундаменталисты обнаружили нового союзника в их борьбе с либерализмом и секуляризмом — католиков.

Как мы помним, изначально фундаменталисты были настроены к католической церкви враждебно. Но эта вражда сошла на нет ко второй половине XX века, что позволило фундаменталистам заимствовать католическое учение о правильной семейной жизни. Оно представляло собой одобрение социальной нормы южной сельской Европы конца XIX ― начала XX века. Муж — глава семьи и добытчик хлеба. Жена — домохозяйка, воспитывающая многочисленных детей. Методы контрацепции и аборт греховны и запрещены. Существенную роль в появлении политического альянса между фундаменталистами и католиками сыграл богослов Френсис Шейффер (1912—1984) — ученик Джона Мэчена, выпускник двух фундаменталистских семинарий, Вестминстерской и Семинарии веры. Фрэнк Шейффер описывает своего молодого отца как «огнедышащего фундаменталиста». Френсис посвятил свою жизнь «спасению душ», но его взгляды круто изменились в конце жизни. Он вместе с врачом-католиком Чарльзом Купом (1919—2013) и пережившим религиозное обращение конгрессменом Джеком Кемпом (1935—2009) запустили пролайферское движение.

В 1970-ых борьба с модернистами вновь вспыхнула, на сей раз среди баптистов. Некоторые баптистские лидеры пришли к выводу, что в их колледжах, семинариях, университетах и управляющих комитетах засели модернисты. В 1976 году политик Пол Пресслер (1930—2024) и уволенный директор баптистского колледжа Пейдж Паттерсон составили схему, с помощью которой они хотели реформировать Южную баптистскую конвенцию. Схема учитывала, что президент конвенции выбирался голосованием. Он назначал глав комитетов, которые в свою очередь одобряли выборщиков президента. Паттерсон и Пресслер рассчитали, что если они будут в состоянии выбирать своих президентов в течение десяти лет, то смогут взять под контроль все руководящие посты в конвенции. Стратегия оказалась успешной. Новое поколение управленцев пересмотрело позиции баптистов по социальным вопросам в сторону принятия право-реакционных идеалов, а также провело чистку преподавателей, которые не разделяли фундаменталистских убеждений. Признающие эволюцию баптистские педагоги были вынуждены либо покинуть колледжи, либо скрывать свои убеждения.

Также в 1970-ых фундаменталисты начали лоббировать принятие законов, согласно которым в школах следовало наряду с эволюционной биологией преподавать «научный креационизм». По их словам, последний являлся не религиозной доктриной, а сугубо научной программой исследования, в рамках которой были найдены подтверждения сотворения мира, молодости Земли, всемирного потопа и невозможности эволюции. Несколько соответствующих законов были приняты на уровне штатов, и их оспорили в судах. Роджер Болдуин на тот момент 97-летний дедушка и обладатель медали свободы прокомментировал: «Это странное чувство. Я вступил в это сражение [со Скоупсом]. И вот АСГС вступает в другое сражение, чтобы защитить те же принципы свободы». Юридические манёвры по поводу «научного креационизма» закончились, когда Верховный суд США решил в 1987 году, что предполагаемая научная дисциплина была замаскированной под науку религией. Но фундаменталисты не думали сдаваться.

Вместо «научного креационизма» они заговорили о «разумном проекте», иногда воспроизводя тезисы дословно, заменяя лишь названия. И всё же две формы креационизма отличались. Разумный проект не настаивал на наиболее одиозных идеях вроде Ноева ковчега или молодой Земли. Его сторонники стремились утверждать, что они могут обнаружить подтверждение сотворению форм жизни, прежде всего, на материале молекулярной биологии и цитологии, возрождая тем самым аргументы естественного богословия XVIII—XIX веков, Неформальным лидером этого движения стал ещё один юрист — Филлип Джонсон (1940—2019). Джонсон был профессором права в одном из наиболее либеральных университетов США и не разделял фундаменталистских убеждений. Однажды его жена сказала, что им нужно кое-что обсудить. И сообщила, что хочет развестись. Её решение оказалось неожиданным для Джонсона и привело его к личностному кризису, выход из которого он нашёл в фундаменталистском христианстве. Пережив опыт «второго рождения», Джонсон решил, что все проблемы в жизни из-за недостатка веры в Иисуса. Этот недостаток порождён секуляризмом, а секуляризм держится на эволюционной биологии. Соответственно, нужно подорвать доверие общества к эволюции, чтобы вернуть его к богу. Джонсон написал несколько книг, в которых критиковал эволюционную биологию. Он также считается соавтором «стратегии клина», изложенной в случайно опубликованном внутреннем документе одного из мозговых центров, пропагандировавших «разумный проект». Согласно документу, бревно кажется прочным, но как клин, вбитый в маленькую трещину, может легко его расколоть, так «клин разумного проекта», нацеленный на материалистическую философию, способен расколоть её, и вызвать коренные преобразования в общественном мнении.

Более десяти лет сторонники «разумного проекта», щедро финансируемые фундаменталистскими церквями, маневрировали с целью добиться добавления этой формы креационизма в школьную программу. Их самое существенное достижение не было особенно впечатляющим. Совет одной из средних школ обязал преподавателей биологии при изложении эволюционных идей рекомендовать ученикам учебник по креационизму, который можно было взять в школьной библиотеке. Вероятно, заседавшие в совете считали, что подростки любят читать толстые книги, доказывающие разумность религиозных догм. Несмотря на тривиальность принятой политики, юристы предупредили правление школьного совета, что оно столкнётся с дорогостоящим иском и проиграет суд. Так и случилось. Сложный процесс прошёл в штате Пенсильвания в 2004 году. Судья постановил, что «разумный проект» является формой религии и, следовательно, не может рекомендоваться школьникам. Перспективы оспаривания решения были настолько призрачными, что инициаторы дела не решились идти дальше. И «разумный проект» стал терять финансирование.

Позднее фундаменталисты продвигали ряд законов, нацеленных на «помощь ученикам в понимании спорных научных теорий», под которыми почти всегда понималась эволюционная биология. Но эти попытки не имели заметного успеха. Уже в начале XXI века практика домашнего обучения детей среди фундаменталистов приобрела популярность. В тех штатах, где их влияние было достаточным, фундаменталисты лоббировали законодателей не накладывать ограничений на содержание такой формы «образования».

Начиная с 2010-ых годов фундаменталисты в значительной мере потеряли интерес к попыткам опровергнуть и ниспровергнуть эволюционную биологию. С одной стороны, это связано с тем, что они переключились на лоббирование децентрализации школьного образования. Они пытаются выбить государственное финансирование для религиозных школ, программы которых государство не контролирует. А также пытаются препятствовать работе департамента образования (аналог министерства). С другой стороны, фундаменталисты переключились на поддержку недопущения в страну «чуждых элементов», под которыми подразумеваются, как правило, выходцы из мусульманских стран и государств Латинской Америки. Кроме того, теперь они выступают за «христианский национализм». Зачем пытаться возражать только преподаванию эволюции, если вся страна должна быть построена на христианских основах?

Обезьяний процесс стал ярким событием в долгой истории фундаментализма и его конфликтных отношениях с другими богословскими течениями и светским обществом. Его наследие стало определяющим для Дейтона. Прогрессивный клуб, планировавший преобразовать город, вряд ли представлял те перемены, которые произошли. Колледж Брайана теперь самое существенное образовательное учреждение в городе. И борьба с модернизмом отнюдь не закончилась. Уже в XXI веке правление колледжа потребовало от преподавателей признать, что Адам и Ева были реальными людьми. Несколько преподавателей покинули колледж. Здание суда, которое горожане подумывали снести, теперь стало музеем процесса. Ежегодно в нём воспроизводят наиболее впечатляющие эпизоды суда. Перед зданием установили статуи Уильяма Брайана и Кларенса Дарроу, таким образом, увековечивая конфликт их взглядов.

Музей обезьяньего процесса. Можно видеть статую Уильяма Брайана.

Даже из кратких справок в моей работе ясно, что фундаментализм прошёл сложный процесс эволюции. В завершение стоит сказать несколько слов о том, чем он являлся и чем не являлся. Распространено убеждение, согласно которому фундаментализм был сельской религиозной реакцией на модернизацию общества, появления всеобщего школьного образования и других вмешательств современности в сложившуюся систему отношений провинциальной Америки. Однако исторические данные опровергают эту реконструкцию. Фундаментализм возник в больших городах. Именно там, где его основатели могли слышать о модернизме. Фундаментализм не был стихийным движением. Его направляли лидеры, сформировавшиеся в христианской среде, уже адаптированной к урбанизации и даже международному миссионерству. По стандартам эпохи они были неплохо образованы и часто путешествовали. Фотографии первых собраний фундаменталистов показывают, что сторонники движения не были сельской беднотой. Скорее они принадлежали к «среднему классу» своих дней. Левин удивительно красноречиво и ёмко пишет о корнях фундаментализма. Он сравнивает появление фундаментализма с появлением второго клана:

«Опасения, вызванные бурными силами послевоенной Америки, проявились в возрождении Ку-клукс-клана и росте фундаменталистских противоречий. Хотя это были различные движения, имевшие наибольшую поддержку в различных частях страны, они имели общие корни и разделяли ряд общих черт. Оба движения неустанно предупреждали о смертельной угрозе наследию и судьбе Америки; восхваляли образование и опасались интеллектуалов; предпочитали больше доверять инстинкту, чем разуму; обожествляли среднего человека; защищали Библию как установленную истину, которая не нуждается в дополнении; апеллировали к сельской Америке и жителям маленьких городов; основывались на этике протестантских янки, и, прежде всего, были попытками сохранить образ жизни, который быстро разъедался «кислотами современности».

С самого начала своего существования фундаментализм принадлежал к тем силам, которые выступали против плюрализма в американском обществе, в то время как общество дрейфовало в сторону принятия культурного разнообразия. С тех пор фундаментализм был вынужден приспособиться к произошедшим изменениям. Он сам стал более плюралистичным. Когда-то Боб Джоунс учил, что борьба против сегрегации была борьбой против самого Бога. Сегодня Университет Боба Джоунса учит, что расизм — это грех. Уильям Райли жил достаточно долго, чтобы успеть высказать похвалу широко известному лидеру Германии середины XX века. Да, тому самому лидеру. Сегодня фундаменталисты охотно говорят об иудейско-христианских ценностях. Часть из них выступают за «христианский сионизм». Согласно этой богословской доктрине, второе пришествие состоится, когда евреи будут полностью контролировать Палестину. Поэтому для христианских сионистов помощь Израилю приближает долгожданное возвращение Иисуса на землю. Фундаменталисты также частично попытались переосмыслить обезьяний процесс. Среди них популярна точка зрения о том, что ранние фундаменталисты выступали против эволюционной биологии потому, что она была основой евгеники. Однако такой исторический ревизионизм, основанный на абсолютизации некоторых высказываний 1920-ых, несостоятелен. Даже самый поверхностный обзор «крестового похода» против эволюции показывает, что его мотивацией была угроза христианству и вере детей. То же явно демонстрирует стенограмма суда. Достаточно сказать, что фундаменталисты проводили кампанию против эволюции и лоббировали соответствующие законы. Но не было «крестового похода» против евгеники или аналогичных законов. Против евгеники выступали католики, которых фундаменталисты тогда воспринимали как врагов. Фундаменталисты также игнорируют то обстоятельство, что ярым критиком евгеники был не кто иной, как Кларенс Дарроу.

Но несмотря на перемены в миропонимании фундаменталистов, их деление на «мы и они» сохраняется. Отношение к научным элитам у фундаменталистов осталось тем же. Так проповедник и выпускник фундаменталистского колледжа Дэвид Пэк утверждает: «Университеты — рассадники атеизма, в которых безбожные профессора фактически подвергают преследованиям студентов, если они не способны подорвать их веру в существование Бога. Каждый год профессора вынуждают тысячи тех, кто не могут противостоять давлению и часто публичному унижению, пасть в их объятия». Я могу поместить эту цитату среди нескольких аналогичных, взятых из источников 1920-ых, и вряд ли кто-либо сможет отличить, что было сказано сегодня, а что сто лет назад. Аналогично проповедник Шон Макдауэл, получивший богословскую степень в Южной баптистской теологической семинарии (альма-матер таких знаковых фигур как Фрэнк Норрис и Уильям Райли) изображает перед христианскими студентами профессора-атеиста, который утратил веру. Подобные примеры можно легко умножить. Фундаменталисты, как и сто лет назад, рассматривают светское высшее образование и интеллектуальные элиты в качестве безусловного зла.

В то же время фундаменталисты не могут больше утверждать, что они говорят от имени большинства христиан, верящих во вдохновлённую Библию. Фундаменталистские школы и колледжи преподают креационизм и ниспровергают эволюционную биологию. Но отношение общества и рядовых прихожан не следуют за приверженцами буквальных интерпретаций. Согласно социологической службе Gallup, 58% американцев принимают теистическую эволюцию или эволюцию без участия Бога в вопросе происхождения человека. Число креационистов среди американцев медленно сокращается. Ещё более интересные цифры приводит Pew Research Center. По его данным, среди протестантов-евангелистов (именно к ним относят себя большинство фундаменталистов) 70% признают эволюционное происхождение человека, однако, подавляющее большинство из них стоят на позициях теистического эволюционизма. Парадоксально американский протестантизм, в конечном счёте, вернулся к идеям, которые высказывали модернисты и некоторые ранние фундаменталисты ещё в начале XX века. Таким образом, фундаменталисты продолжают сражение в проигранной войне. Они верят, что мир нуждается в радикальных преобразованиях, в результате которых фундаменталистское миропонимание должно стать доминирующим в культуре. Однако мир существенно изменился за прошедшее столетие. В средине 1920-ых христианство во всех его формах в Соединённых штатах безусловно доминировало, население было неукоснительно религиозно, а принадлежность к церкви естественной. Сегодня четверть населения в США не принадлежат к какой-либо религии, а вовлечение в организованную религию упало ниже 50%. Современные фундаменталисты в XXI веке вынуждены действовать в гораздо менее благоприятных условиях, чем их предшественники.

Сегодня фундаменталисты балансируют между изоляцией от общества и попытками им управлять. Политолог Малайз Рутвен точно определил их отношение с миром: «они — теологические беженцы в мире, которым они больше не управляют». Но фундаментализм давно перешагнул границы той культурной среды, в  условиях которой он возник, и приобрёл глобальное распространение. Если прошлое способно дать подсказку о будущем, то эволюция фундаментализма указывает, что он продолжит меняться. А его сторонники продолжат попытки преобразовать общество по образу и подобию своих общин.

Литература:

1. Briggs, Ch. Aug. Authority of Holy Scripture. An Inaugural Address. New York. Charles Scribner’s Sons. 1891
2. Bryan, W. J. The Menace of Darwinism. Fleming H. Revell Company, Chicago, 1921.
3. Bryan, W. J. The Prince of Peace. Fleming H. Revell Company. Chicago, 1914.
4. Cherny, Robert W. A Righteous Cause. The Life of William Jennings Bryan, University of Oklahoma Press, 1994.
5. de Camp, L. Sprague. The Great Monkey Trial, Doubleday. 1968.
6. Fairhurst, Alfred. Atheism in Our Universities. The Standard Publishing Company, 1923.
7. Hitchcock, E. The Law of Nature’s Constancy Subordinate to a Higher Law of Change. Bibliotheca Sacra 20: 489—561, 1863.
8. Hodge, Charles. What is Darwinism? New York: Scribner, Armstrong, and company, 1874.
9. Kazin, Michael. A Godly Hero. The Life of William Jennings Bryan. Doubleday Publishing Group, 2007
10. Kenneth A., «The Impact of the Theological Views of William Jennings Bryan upon His Educational Ideals». Dissertations. 3549, 1995.
11. Larson, Edward J. Summer for the Gods: The Scopes Trial and America’s Continuing Debate Over Science and Religion, BasicBooks. 1997
12. Levine, Lawrence. Defender of the faith. William Jennings Bryan. The Last Decade. Harvard University Press Cambridge, Massachusetts, 1987.
13. Lienesch, Michael. In the Beginning: Fundamentalism, the Scopes Trial, and the Making of the Antievolution Movement. University of North Carolina Press, 2007.
14. Longfield, B. J. The Presbyterian Controversy: Fundamentalists, Modernists, and Moderates. Oxford University Press, 1993.
15. Marsden, G. M. Fundamentalism and American Cultur. Oxford University Press, 2006.
16. Numbers, Ronald. The Creationists: From Scientific Creationism to Intelligent Design, Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press, 2006.
17. Szasz, Ferenc M. “William Jennings Bryan, Evolution, and the Fundamentalist-Modernist
    Controversy,” Nebraska History 56 (1975): 259-278.
18. Scopes, John T.; Presley, James. Center of the Storm: Memoirs of John T. Scopes, Henry Holt & Company, 1967.
19. Transcript of The State of Tennessee v. John Thomas Scopes case.

Примечания:

[1]Фрагменты кинохроники суда
https://www.youtube.com/watch?v=mJoZrJknJJE
https://www.youtube.com/watch?v=gM_Xsmk6NIE
[2]Сьюзан Эпперсон рассказывает о своей роли в судебном процессе
https://www.youtube.com/watch?v=2D1NtiVSGKI

[3]Записи выступлений Уильяма Сандей
https://www.youtube.com/watch?v=bsUoVnIfdzo
https://www.youtube.com/watch?v=rVZ-J3c8_AY
https://www.youtube.com/watch?v=ZiWJw7nDrgA
https://www.youtube.com/watch?v=9tcuu6mqrSg

Приложение

Вопросы Кларенса Дарроу к Уильяму Брайану, опубликованные в Chicago Daily Tribune 4 июля 1923 года.

Создание Земли

• Вы принимаете буквальную интерпретацию всей Библии?
• Является ли рассказ сотворения Земли и всей жизни в книге Бытия буквально верным или это аллегория?
• Была ли Земля сотворена за шесть буквальных дней, определяемых вращением земли вокруг её оси?
• Было ли Солнце сотворено на четвёртый день, чтобы освещать Землю днём, а Луна — в тот же день, чтобы освещать ночью, и были ли звёзды сотворены для нужд Земли?
• Бог создал человека на шестой день?
• Бог отдыхал на седьмой день?

Эдемский сад

• Бог поместил человека в Эдемском саду и сказал ему, что он может есть плоды любого дерева, кроме дерева познания?
• Была ли Ева буквально сотворена из ребра Адама?
• Действительно ли змей соблазнил Еву съесть плодов дерева познания?
• Действительно ли поедание этого плода стало причиной того, что Адам и Ева узнали, что они голые?
• Проклял ли Бог змея за соблазнение Евы так, что впредь он должен ползать на животе?
• Как он передвигался до этого?
• Действительно ли Бог сказал Еве, что впредь он умножит скорби всех женщин и их мужья должны господствовать над ними?

Как на счёт потопа?

• Бог наслал потоп, из-за которого вся поверхность Земли оказалась под водой, даже вершины самых высоких гор, и который уничтожил «всю плоть, имевшую дыхание жизни» кроме пассажиров в ковчеге?
• Действительно ли Бог приказал Ною построить ковчег для себя и своей семьи и взять с собой самца и самку каждого вида животных на Земле?
• Действительно ли он построил ковчег и собрал пары всех животных на Земле, а также запас корма и воды, достаточный, чтобы их содержать.
• И поскольку в те времена не существовало кораблей, кроме ковчега, как Ной собрал их со всех континентов и островов Земли?
• Действительно ли бог послал дождь, который продолжался 40 дней и 40 ночей и уничтожил всех живых существ на Земле?
• Действительно ли все живые существа загрузились в ковчег в 17 день второго месяц?
• Были ли все горы на Земле затоплены водой?
• Действительно ли воды потопа покрывали землю 150 дней?

Арарат и радуга

• Действительно ли ковчег остановился на горе Арарат на десятый день седьмого месяца?
• Действительно ли Бог установил радугу на небесах как знак того, что мир больше не будет уничтожен потопом?
• Была ли эта первая радуга в истории?
• Согласно Ветхому завету потоп произошёл 1760 лет до Р. Х.?
• Разве история не предоставляет подавляющее доказательство того, что 50 лет спустя большие и отдалённые территории Земли были заселены людьми разных типов и всех цветов кожи?
• Были ли пары всех животных разосланы по всем сторонам света после потопа?
• Как многие виды, которые встречаются только в Австралии или других отдалённых местах, могли добраться туда и почему они не остановились на полпути?
• Было ли во времена Ноя на Земле больше воды, чем в любое время до или после?
• Разве вся дождевая вода на земле не берётся из водоёмов?
• Разве возможно увеличить количество воды в одной части Земли, не перемещая её из другой части?
• Разве вода может превысить свой уровень?
• После потопа на всей Земле был один язык?
• Люди начали строить Вавилонскую башню, чтобы добраться до неба?
• Действительно ли Бог смешал их языки, чтобы они не смогли достроить башню?
• Какой высоты должна быть башня, чтобы она достигала небес?
• Смешение языков является причиной того, что люди на Земле говорят на множестве языков?
• Жена Лота была превращена в буквальный солевой столб, когда она убегала от разрушения Содома и Гоморры и оглянулась назад?
• Ослица Валаама говорила с ним на человеческом языке?
• Действительно ли стены Иерихона обрушились из-за того, что вокруг города маршировали солдаты и священники, трубившие в бараний рог?
• Действительно ли Солнце остановилось, чтобы дать время Иисусу Навину закончить сражение?
• Если бы Солнце остановилось, удлинился бы день?
• Если бы Солнце не остановилось, но Земля прекратила бы вращение вокруг своей оси, что случилось бы с Землёй и всей жизнью в результате этого?
• Разве в соответствие с библейской хронологией Земля не была сотворена меньше 6000 лет назад?
• Разве на Земле не существовало множество процветающих цивилизаций 10 000 лет назад?
• Согласно той же хронологии, разве Адам не был создан меньше 6000 лет назад?
• Разве нет свидетельств письменности и иероглифики и свидетельств инструментов человека, которые показывают, что человек существовал на земле 50 000 лет назад?
• Разве нет останков человека на земле возрастом до 100 000 лет?
• Разве человек, вероятно, не существовал на Земле 500 000 лет?
• Разве геология не показывает оценкой окаменелостей, руслами рек, вырезанными в твёрдых породах, отложениями всех видов, что Земле больше миллиона лет и, вероятно, много миллионов лет?
• Изгнал ли Христос двух бесов из больных, и просили ли бесы, чтобы их послали в большое стадо свиней, были ли они посланы в свиней и бросились ли свиньи с крутого берега и утонули в море?
• Это то, что буквально случилось или же это просто демонстрирует понимание причин болезней и недугов в те времена?

Вопросы можно умножать бесконечно, но определённые ответы на приведённые здесь могут прояснить, во что нужно верить, чтобы быть «фундаменталистом».

Подготовка материала

Василий Томсинский

источник текста