Конфессиональный фактор в контексте проблемы обеспечения безопасности: международно-правовой и внутригосударственный аспекты.

Бурьянов С.А., кандидат юридических наук,

доцент кафедры международного права и прав человека Юридического института ГБОУ ВПО Московский городской педагогический университет,

ведущий научный сотрудник Института свободы совести

            Построение эффективной системы безопасности признается одним из условий устойчивого социально-экономического развития и процветания любого современного государства и мирового сообщества в целом.

В последнее время на международном, региональном и национальном уровнях все громче звучит постановка проблемы возрастающего влияния на состояние безопасности конфессионального фактора[1].

Полагаю, что в значительной мере это связано с тем, что в современном мире существуют системные проблемы реализации прав человека в сфере свободы совести, а также наблюдается рост ксенофобии и нетерпимости, что создает крайне серьезные препятствия для сотрудничества и позитивной интеграции государств.

Кроме того, государства взаимодействуют посредством международных межгосударственных организаций, деятельность которых в защите прав человека и достижении более тесного политического единства оказывается недостаточно эффективной. Думаю, что одна из причин этого кроется в том, что они выражают и отражают политику государств, а она, как правило, ориентирована на интересы соответствующих властных групп, называемые национальными интересами.

Наиболее остро указанные проблемы проявляют себя в государствах Азии, Африки, Индийского и Тихого океанов, относящихся к условной религиозной правовой семье, что делает актуальным исследование принципа светскости в международном праве.

Правовые системы государств условной религиозной правовой семьи основаны на совокупности соответствующих доктринальных установок, содержащихся в вероучительных текстах (и их толкованиях религиозными авторитетами и институтами), в обычных религиозных нормах и актах религиозных институтов.

Соответственно, формирование религиозных правовых систем обусловлено тесной взаимосвязью правовых и религиозных норм, в свою очередь отражающих особенности общественных отношений на определенном историческом этапе развития общества, среди которых нетерпимость и нарушения прав людей, не принадлежащих к доминирующей конфессии.

Лидеры и политики государств, декларирующих светскость, видят и решают данную проблему исходя из своего видения приоритетов внутренней и внешней политики. Например, после событий 11 сентября 2001 г. «заново родившийся христианин» в президентском кресле долгие годы искал и находил религиозное обоснование внешней политики США. Весь мир слышал, что Дж. Буш назвал Христа своим любимым философом, изменившим его сердце. Многие эксперты говорят, что «праведную войну» против С. Хуссейна начал не просто глава государства, но еще и глубоко верующий христианин-евангелист. Возглас «God bless America!» (Боже, благослови Америку!) завершал его публичные выступления.

В то же время достаточно очевидно, что политика «крестовых походов» не может не провоцировать реакции, в том числе в такой крайней форме как «терроризм». Не случайно о «крестоносцах» в качестве мишеней терактов упоминал Усама бен Ладен.

Как отмечает известный специалист в области военно-религиозных отношений С.А. Мозговой «под лозунгом «войны против терроризма» начались боевые действия в Афганистане в 2001 году и в Ираке в 2003-м. Правда, их непосредственной целью стали всё-таки не абстрактные идеи, а конкретные люди и правительства. В Афганистане американцы сражались с режимом талибов, а в Ираке военная машина США обрушилась на суверенное государство, которое к террористам из "Аль-Каиды", а, следовательно, к терактам 11 сентября, отношения не имело»[2].

Показательно, что «в результате военно-силовых операций, американской армии удалось одержать ряд военных побед, но при этом достичь победы над «терроризмом» сугубо военными методами так и не удалось, не были пойманы и наказаны не только непосредственные организаторы терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, но и не прибавилось безопасности в мире. Оказалось, что военными средствами с террористами не в состоянии справиться даже самая мощная армия в мире»[3].

Исследователь говорит о преемственности американской религиозной политики при президенте Б. Обаме, отмечая, что «в Америке многие настаивают на выражении «США - христианская страна», даже не задумываясь о том, что это может означать для американцев, которые христианами не являются»[4].

Вот и сегодня о борьбе с международным «терроризмом» посредством «огня и меча» слышно каждый день, но политику менять никто не собирается. И почти никого не смущает, что права человека выступили в качестве заложника этой противоречивой борьбы.

Полагаю, что все современные государства, в т.ч. декларирующие свою светскость, не являются мировоззренчески нейтральными, поскольку практикуют манипулирование религиозными объединениями в интересах внутренней и внешней политики.

Думаю, что нарушения светскости государств и иных субъектов международного права лежит в основе нарушений свободы совести, ксенофобии, нетерпимости, что в конечном итоге создает угрозы безопасности на мировом, региональном и внутригосударственном уровнях.

Конституция Российской Федерации допускает ограничения прав человека в интересах безопасности. В соответствии с п. 3 ст. 55 «права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства».

Аналогичные положения содержатся в п. 2. ст. 9 Конвенции Совета Европы о защите прав человека и основных свобод, которые устанавливают ограничения в реализации права на свободу совести «в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц».

Полагаю, что вышеупомянутые формулировки Конституции России и Конвенции Совета Европы о защите прав человека и основных свобод не вполне корректны, поскольку подразумевают возможность неправомерных ограничений провозглашенных прав человека. Думаю, что границами прав человека являются права и свободы других лиц, а также правомерное поведение.

Более того, считаю, что именно нарушения прав человека являются одним из основных факторов создания угроз конституционному строю, нравственности, здоровью, обороне страны, безопасности государства, общественной безопасности и общественному порядку.

Тем более, что в соответствии с п. 3 ст. 56 Конституции РФ ограничения конституционной свободы совести не подлежат ограничению даже «в условиях чрезвычайного положения для обеспечения безопасности граждан и защиты конституционного строя».

Напомню, что подтверждая приверженность общепризнанным принципам и нормам международного права, Конституция РФ закрепила в качестве правовой основы такие цивилизованные нормы, как свобода совести (ст.28), светскость государства (ст.14), идеологическое многообразие (ч. 2 ст. 13), равенство прав и свобод человека и гражданина вне зависимости от их отношения к религии, убеждений, запрет любых форм ограничения прав граждан по признакам религиозной принадлежности (ч. 2 ст. 19).

         Среди универсальных документов по правам человека, затрагивающих сферу свободы совести, следует выделить: Устав ООН, Всеобщую декларацию прав человека, Международный пакт о гражданских и политических правах; Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах; Декларацию о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений; Декларацию о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам; Конвенцию о правах ребенка; Конвенцию о борьбе с дискриминацией в области образования; Декларацию принципов толерантности и др.

         К соответствующим региональным документам в области свободы совести следует отнести акты:

         Совета Европы (Конвенция Совета Европы о защите прав человека и основных свобод; Протокол №1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод;  Европейская Социальная Хартия и др.); СБСЕ/ОБСЕ (документы совещаний Конференции по человеческому измерению СБСЕ; Парижская хартия для новой Европы (Итоговый документ Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе); Хартия европейской безопасности и др.);

         Европейского Союза (Хартия основных прав Европейского Союза и др.); Содружества Независимых Государств (Декларация глав государств-участников Содружества Независимых Государств о международных обязательствах в области прав человека и основных свобод; Конвенция  Содружества Независимых Государств о правах  и основных свободах человека и др.); Африканского Союза (Африканская хартия прав человека и народов и др.); Организации американских государств (Американская конвенция о правах человека и др.); Организации Исламского сотрудничества (Исламская декларация прав человека и др.); Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН) (Декларация прав человека АСЕАН).

         Возвращаясь к проблеме безопасности, следует отметить, что Концепция национальной безопасности РФ была утверждена Указом Президента России 17 декабря 1997 г, как «система взглядов на обеспечение в Российской Федерации безопасности личности, общества и государства от внешних и внутренних угроз во всех сферах жизнедеятельности». В документе были сформулированы важнейшие направления государственной политики России в сфере безопасности на внутреннем и международном уровнях.

Новая редакция Концепции национальной безопасности Российской Федерации была утверждена  10 января 2000 года Указом Президента Российской Федерации № 24 "О Концепции национальной безопасности Российской Федерации".

Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года была утверждена Указом Президента    Российской Федерации  от 12 мая 2009 г. № 537[5] как официально признанная система стратегических приоритетов, целей и мер в области внутренней и внешней политики, определяющих состояние национальной безопасности и уровень устойчивого развития государства на долгосрочную перспективу. Концептуальные положения в области обеспечения национальной безопасности базируются на фундаментальной взаимосвязи и взаимозависимости Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года и Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года.

Основными направлениями обеспечения национальной безопасности Российской Федерации являются стратегические национальные приоритеты, которыми определяются задачи важнейших социальных, политических и экономических преобразований для создания безопасных условий реализации конституционных прав и свобод граждан Российской Федерации, осуществления устойчивого развития страны, сохранения территориальной целостности и суверенитета государства.

Данный документ также гласит, что в условиях глобализации процессов мирового развития, международных политических и экономических отношений, формирующих новые угрозы и риски для развития личности, общества и государства, Россия в качестве гаранта благополучного национального развития переходит к новой государственной политике в области национальной безопасности.

Закон РФ «О безопасности» был принят 5 марта 1992 г. Сегодня он действует в редакции Закона РФ от 25.12.1992 N 4235-1, Указа Президента РФ от 24.12.1993 N 2288, Федеральных законов от 25.07.2002 N 116-ФЗ, от 07.03.2005 N 15-ФЗ, от 25.07.2006 N 128-ФЗ, от 02.03.2007 N 24-ФЗ, от 26.06.2008 N 103-ФЗ.

В соответствии со ст.1 закона безопасность – это состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз. Жизненно важные интересы - совокупность потребностей, удовлетворение которых надежно обеспечивает существование и возможности прогрессивного развития личности, общества и государства. К основным объектам безопасности относятся: личность - ее права и свободы; общество - его материальные и духовные ценности; государство - его конституционный строй, суверенитет и территориальная целостность.

Ст. 2 закона гласит, что основным субъектом обеспечения безопасности является государство, осуществляющее функции в этой области через органы законодательной, исполнительной и судебной властей. Государство в соответствии с действующим законодательством обеспечивает безопасность каждого гражданина на территории Российской Федерации. Гражданам Российской Федерации, находящимся за ее пределами, государством гарантируется защита и покровительство. Граждане, общественные и иные организации и объединения являются субъектами безопасности, обладают правами и обязанностями по участию в обеспечении безопасности в соответствии с законодательством Российской Федерации, законодательством республик в составе Российской Федерации, нормативными актами органов государственной власти и управления краев, областей, автономной области и автономных округов, принятыми в пределах их компетенции в данной сфере. Государство обеспечивает правовую и социальную защиту гражданам, общественным и иным организациям и объединениям, оказывающим содействие в обеспечении безопасности в соответствии с законом.

Доктрина информационной безопасности была утверждена президентом РФ 9 сентября 2000 г. № Пр-1895 как «совокупность официальных взглядов на цели, задачи, принципы и основные направления обеспечения информационной безопасности РФ», в качестве документа, который развивает Концепцию национальной безопасности Российской Федерации применительно к информационной сфере.

Однако, в таких документах как Концепция национальной безопасности, Доктрина информационной безопасности среди задач обеспечения национальной безопасности «противодействие негативному влиянию иностранных религиозных организаций и миссионеров», а в качестве угроз рассматриваются «тоталитарные религиозные секты»[6].

В новейшей Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года говорится о развитии системы выявления и противодействия глобальным вызовам и кризисам современности, включая «религиозный экстремизм»[7].

На международном уровне региональная антитеррористическая структура (РАТС) является постоянно действующим органом Шанхайской организации сотрудничества (ШОС – государства-участники Казахстан, Китай, Киргизия, Россия, Таджикистан, Узбекистан)[8] и предназначена для содействия, координации и взаимодействия компетентных органов государств-членов ШОС в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом[9].

Концепция сотрудничества государств-членов ШОС в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом утверждена решением Совета глав государств-членов ШОС №1 от 5 июля 2005 года. Концепция определяет основные цели, задачи, принципы, направления и формы сотрудничества государств-членов ШОС в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, а также механизм ее реализации.

В достижении основных целей и решении основных задач сотрудничества государства-члены ШОС наряду с бескомпромиссностью борьбы и неотвратимостью наказания лиц и организаций за терроризм, сепаратизм и экстремизм (и иными принципами) декларируют «обоюдное признание деяния терроризма, сепаратизма и экстремизма не зависимо от того, включает ли законодательство государств-членов ШОС соответствующее деяние в ту же категорию преступлений или описывает ли оно его с помощью таких же терминов».

         В документах Организации Договора о коллективной безопасности (государства-участники: Армения, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Россия, Таджикистан, Узбекистан)[10] речь идет не только об отражении военной агрессии, но и о проведении спецопераций по ликвидации террористов и «экстремистов».

         В Концепции дальнейшего развития Содружества Независимых государств (Белоруссия, Россия, Украина) от 5 октября 2007 г. говорится о необходимости дальнейшей активизации усилий государств-участников СНГ в области борьбы с проявлениями «экстремизма»[11].

         В указанном контексте использование дискуссионных не правовых понятий является крайне серьезной проблемой, поскольку не способствует достижению безопасности.

         Соответственно, нормативная и концептуальная база в сфере обеспечения безопасности нуждается в совершенствовании.

Последние годы в научных кругах и на высоком государственном уровне все громче звучат призывы борьбы против того же «экстремизма» и соответственно за «духовную безопасность».

Президент РФ В.В. Путин регулярно выступает с заявлениями о необходимости усиления борьбы с «экстремистами» и ужесточения соответствующего законодательства.

Федеральный закон N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" от 25 июля 2002 года был принят Государственной Думой РФ 27 июня 2002 года и одобрен Советом Федерации РФ 10 июля 2002 года.

Настоящим Федеральным законом в целях защиты прав и свобод человека и гражданина, основ конституционного строя, обеспечения целостности и безопасности Российской Федерации определяются правовые и организационные основы противодействия «экстремистской» деятельности, устанавливается ответственность за ее осуществление.

Обращает на себя внимание, что в ФЗ отсутствует определение ключевого понятия «экстремизм». Более того, законодатель почему-то отождествляет неопределенное понятие «экстремизм» с понятием «экстремистская деятельность».

«Статья 1. Основные понятия

1) экстремистская деятельность (экстремизм):

насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;

публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;

возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни;

пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

воспрепятствование осуществлению гражданами их избирательных прав и права на участие в референдуме или нарушение тайны голосования, соединенные с насилием либо угрозой его применения;

воспрепятствование законной деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, избирательных комиссий, общественных и религиозных объединений или иных организаций, соединенное с насилием либо угрозой его применения;

совершение преступлений по мотивам, указанным в пункте "е" части первой статьи 63 Уголовного кодекса Российской Федерации;

пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения;

публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения;

публичное заведомо ложное обвинение лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения своих должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением;

организация и подготовка указанных деяний, а также подстрекательство к их осуществлению;

финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг»[12].

На фоне отсутствия ключевого определения «экстремизм» не менее странно, сомнительно и неопределенно выглядят определения «экстремистской организации» и «экстремистской литературы»:

«2) экстремистская организация - общественное или религиозное объединение либо иная организация, в отношении которых по основаниям, предусмотренным настоящим Федеральным законом, судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности;

3) экстремистские материалы - предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности либо обосновывающие или оправдывающие необходимость осуществления такой деятельности, в том числе труды руководителей национал-социалистской рабочей партии Германии, фашистской партии Италии, публикации, обосновывающие или оправдывающие национальное и (или) расовое превосходство либо оправдывающие практику совершения военных или иных преступлений, направленных на полное или частичное уничтожениекакой-либо этнической, социальной, расовой, национальной или религиозной группы»[13].

Использование неопределенного ключевого понятия «экстремизм» и, как следствие, не корректно от него производных «экстремистская организация» и «экстремистская литература» вступает в противоречие с такими принципами, как признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина, а также с принципом законности.

В свою очередь, эффективное обеспечение безопасности Российской Федерации не может идти вразрез с принципами законности и приоритетом прав и свобод человека и гражданина.

В указанном контексте, реализация основных направлений противодействия «экстремистской деятельности», обозначенные ст. 3 ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" («принятие профилактических мер, направленных на предупреждение экстремистской деятельности, в том числе на выявление и последующее устранение причин и условий, способствующих осуществлению экстремистской деятельности; выявление, предупреждение и пресечение экстремистской деятельности общественных и религиозных объединений, иных организаций, физических лиц»[14]), и особенно в сочетании с обозначенным в ст. 2 принципом неотвратимости наказания за осуществление «экстремистской деятельности», неизбежно предопределяет нарушения прав и свобод человека и гражданина.

Приведенные выше замечания касаются и статей 282.1, 282.2 Уголовного кодекса РФ, которые предусматривают ответственность за организацию «экстремистского сообщества» и организацию деятельности «экстремистской организации», соответственно.

         26 сентября 2012 года в Государственную Думу был внесен законопроект «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан, осквернению объектов и предметов религиозного почитания (паломничества), мест религиозных обрядов и церемоний».

Кремлевские мыслители из администрации президента РФ законопроект одобрили. "Это понятная реакция Госдумы, которая учитывает общественные настроения, возникшие на фоне последних событий, связанных с оскорблением чувств верующих и, в частности, с событиями, спровоцированными "PussyRiot"", - сказал "Интерфаксу" 26 сентября 2012 года высокопоставленный источник в администрации президента РФ[15].

Правозащитники и юристы раскритиковали новый законопроект. По их мнению, закон может использоваться властями как инструмент политического давления на оппозицию и активных граждан. А члены Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека высказались против его принятия[16].

Депутат ГД ФС РФ от фракции КПРФ Ю.П. Синельщиков в своем выступлении на пленарном заседании 9 апреля 2013 года заявил следующее:

«Фракция КПРФ будет голосовать против законопроекта, посвященного введению уголовной ответственности за оскорбление религиозных чувств граждан по следующим причинам. Мы с сожалением отмечаем, что в стране продолжается тенденция, при которой главным регулятором общественных отношений становится уголовный закон. Это характерно для нездорового общества. Мы этот процесс поддерживать не можем. Для принятия закона нет никаких оснований. Что у нас случилось: быть может общество захлестнул вал случаев притеснения или унижения церкви и верующих или может быть граждане лишены возможности совершения религиозных обрядов? Или возможно есть хотя бы один пример, когда действующий уголовный закон не позволил бы покарать кого-то за общественно-опасные действия, связанные с оскорблением религиозных чувств граждан? Конечно же, нет. Да, на сегодня практика знает лишь происшествия, о которых идет речь в законопроекте. Однако виновные во всех случаях понесли наказание на основании ныне действующего закона. Многие употребляемые в законе понятия не имеют правовой определенности, в том числе такие: «религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России», «религиозные убеждения и чувства граждан», «богослужения», «религиозные обряды и церемонии». Что это за понятия никто точно не знает. К чему это приведет на практике? В лучшем случае к длительным многомесячным лингвистическим, историческим, теологическим и иным экспертизам на предварительном следствии и соответственно волоките при расследовании из-за чего закон не будет работать. В худшем случает это повлечет различные злоупотребления должностных лиц в уголовном судопроизводстве, коррупционные проявления, расправы с неугодными.

         Разговоры о том, что терминологию можно доработать ко второму чтению несостоятельны, ибо, как нам известно, над этим законопроектом и над этой терминологией уже несколько месяцев работали самые разные авторитетные специалисты и органы, и ничего определенного у них так и не получилось. Применительно к терминам существуют противоречия и внутри самого закона. Так за «осквернения» религиозных объектов предусмотрена как уголовная, так и административная ответственность. В законодательстве уже есть ст.282 УК РФ, предусматривающая ответственность за действия, направленные на возбуждение вражды, а также унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам отношения к религии. Санкция этой статьи до 5 лет лишения свободы и этого достаточно. Введение уголовной ответственности не прибавит авторитета церкви, этот закон против церкви. Принятие закона и появление на основе него уголовных дел приведет к всплеску воинствующего атеизма, причем в его агрессивных формах, породит вражду между верующими и неверующими, обострит межрелигиозную рознь».

         Несмотря на критику очевидно неадекватного законопроекта «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан, осквернению объектов и предметов религиозного почитания (паломничества), мест религиозных обрядов и церемоний», он был принят Госдумой РФ и 30 июня 2013 года был подписан президентом.

         В конечном итоге, "в целях противодействия оскорблению религиозных убеждений и чувств граждан", закон вводит новую редакцию статьи 148 УК - "Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий". В частности, предусматривается ответственность "за публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих". Штраф составляет до 300 тысяч рублей, обязательные работы - до 240 часов или принудительные работы на 1 год, также возможное лишение свободы на тот же годичный срок. Если упомянутое нарушение было совершено в "местах, специально предназначенных для богослужения, других религиозных обрядов и церемоний", размер штрафа возрастет до 500 тысяч рублей, срок обязательных работ - до 480 часов, принудительных работ - до 3 лет, тюремного заключения - тоже до 3 лет.

ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» также содержит неадекватные «антиэкстремистские» положения. В соответствии с п. 2 ст. 14 «основаниями для ликвидации религиозной организации и запрета на деятельность религиозной организации или религиозной группы в судебном порядке являются: … действия, направленные на осуществление экстремистской деятельности», а в соответствии с п.7 ст. 14 «деятельность религиозного объединения может быть приостановлена, религиозная организация может быть ликвидирована, а деятельность религиозного объединения, не являющегося религиозной организацией, может быть запрещена в порядке и по основаниям, предусмотренным Федеральным законом "О противодействии экстремистской деятельности"[17].

В ряде субъектов Российской Федерации действует свое «антиэкстремистское» законодательство. Например, Закон Республики Дагестан «О противодействии ваххабистской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» был принят еще в 1999 году.

Ученый Российской Академии Наук Шамиль Шихалиев заявил беседе с корреспондентом "Форума 18", что, по мнению многих в Дагестане, принятие закона о запрете ваххабизма в 1999 году было ошибкой, "потому что на практике он определяет государственные приоритеты в религиозной сфере". Объявив «ваххабизм» вне закона, государство тем самым поддержало другие формы ислама. "Но кто дал государству право судить, что в исламе правильно, а что нет", - спрашивает ученый[18].

Известный публицист, председатель независимого профсоюза предпринимателей Дагестана Исалмагомед Набиев написал открытое письмо президенту Дагестана Магомедсаламу Магомедову, в котором называет ошибкой прежней власти принятие в сентябре 1999 года закона "О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности". На основании этого закона всех инакомыслящих из состава мусульман зачисляли во враги народа: "Силовые структуры преследовали их вплоть до физического уничтожения", цитирует "Кавказский узел" Набиева[19].

В сентябре 2008 года президент РФ Д.А. Медведев принял решение о создании департамента МВД по противодействию «экстремизму». «Борьба с экстремизмом в реальности является составным элементом деятельности МВД, отметил замначальника информационно-правового и методического отдела Департамента по противодействию экстремизму МВД России Денис Корников. По его словам, главным направлением остается профилактика экстремистской деятельности, направляются соответствующие материалы в регионы. В этой связи МВД стремится наладить отношения со всеми мировыми религиями, к чему призывает и министр Рашид Нургалиев»[20].

Федеральный список «экстремистских» материалов к концу 2014 года достиг более 2500 наименований. Список, с которым можно ознакомиться на сайте Минюста РФ, предваряет информация: «На территории Российской Федерации запрещаются распространение «экстремистских» материалов, а также их производство или хранение в целях распространения. В случаях, предусмотренных законодательством Российской Федерации, производство, хранение или распространение экстремистских материалов является правонарушением и влечет за собой ответственность (ст. 13 Федерального закона от 27 июня 2002 года №114 ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" с изменениями на 29 апреля 2008 года)»[21].

         Кроме того, на сайте Минюста РФ размещен перечень общественных и религиозных объединений, иных некоммерческих организаций, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности по основаниям, предусмотренным Федеральным законом "О противодействии экстремистской деятельности"[22].

При Министерстве юстиции РФ действует Совет по проведению государственной религиоведческой экспертизы, сформированный весной 2009 года и действующий на основании Приказа Министерства юстиции Российской Федерации от 18 февраля 2009 г. N 53 г. Москва "О государственной религиоведческой экспертизе".

         В соответствии с Порядком проведения государственной религиоведческой экспертизы были расширены как основания назначения экспертизы, так и полномочия Экспертного совета по проведению государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации.

         Минюст России (его территориальный орган) вправе направить запрос о проведении экспертизы: при вступлении в законную силу решения суда о признании гражданина, являющегося членом (участником) религиозной организации, лицом, осуществляющим «экстремистскую деятельность»; при вступлении в законную силу решения суда о признании «экстремистскими» материалов, изготовляемых или распространяемых религиозной организацией[23].

Кроме того, в 2009 году при Минюсте РФ был сформирован Совет по изучению информационных материалов религиозного содержания на предмет выявления в них признаков экстремизма.

Соответственно, в Генпрокуратуре РФ было создано Управление по надзору за исполнением законов о федеральной безопасности, межнациональным отношениям и противодействию «экстремизму».

Распоряжение Генеральной прокуратуры РФ, МВД РФ и ФСБ РФ от 16 декабря 2008 г. посвящено борьбе с «экстремистскими» идеями. Оно так и называется "О совершенствовании работы по предупреждению и пресечению деятельности общественных и религиозных объединений по распространению идей национальной розни и религиозного экстремизма"[24].

По мнению автора, упомянутые не вполне правовые подходы способствуют достижению безопасности в Российской Федерации с точностью до наоборот. Следует отметить, что термин «экстремизм» признается многими экспертами очень широким и не вполне юридически корректным. Некоторые эксперты говорят также о том, что «экстремизм – не научное и не правовое понятие, а маркер и идеологическое клеймо, ...идеологическое оружие власти в борьбе с оппозицией»[25].

С учетом отсутствия правового определения религии, применение «безразмерного» термина «религиозный экстремизм» несет угрозы правам человека и основам конституционного строя, а, следовательно создает угрозы безопасности личности, общества, государства.

Реализация свободы совести в Вооружённых силах, других войсках и воинских формированиях должна осуществляться в соответствии с Конституцией и законодательством Российской Федерации.

Однако на практике проблема реализации права на свободу совести и свободу вероисповедания военнослужащих зависит от выстраиваемых по усмотрению власти отношений государства с религиозными объединениями вообще, и военно-религиозными отношениями в частности.

В 2009 году решением президента РФ Д.А. Медведева в Вооруженные силы РФ был введен институт армейских и флотских священнослужителей. Полагаю, что это решение оказывает негативное влияние на состояние безопасности, поскольку противоречит основам конституционного строя России и направлено на нарушения прав человека.

Еще одной проблемой являются соглашения (договоры) силовых структур государства и религиозных организаций, которые фактически носятнеправовой характер. В частности, были заключены соглашения Русской православной церкви Московского патриархата с Министерством обороны России, Министерством внутренних дел России, Федеральной пограничной службой России и др.

Аналогичные соглашения были заключены на уровне субъектов РФ. Например, были заключены Соглашение о сотрудничестве между Московской епархией Русской Православной Церкви и Управлением исполнения наказаний Московской области, Соглашение о сотрудничестве между Екатеринбургской епархией Русской Православной Церкви и Среднеуральским УВД на транспорте МВД России, Соглашение о сотрудничестве между Ставропольской епархией и многие другие, Соглашение о сотрудничестве между пограничным управлением ФСБ России по Санкт-Петербургу и Ленобласти и Санкт-Петербургской епархией РПЦ МП и др.

В некоторых из вышеупомянутых соглашений религиозные объединения договорилась с государством не только «окормлять» силовиков, но и совместно бороться с «тоталитарными сектами», что также подразумевает нарушения прав человека и чего в принципе не должно быть в светском государстве.

В целом, все упомянутые тенденции направлены на закрепление государственных конфессиональных предпочтений и/или на «специальные» ограничения и контроль мировоззренческой сферы, основанные на неправовых принципах и терминологии: «религиозный экстремизм», «духовная безопасность», «секта», «ваххабизм» и т.п.

Нежелание привести государственную политику в соответствие с Конституцией РФ и силовое рефлексирование власти влечет массовые нарушения прав человека и лишь усугубляет ситуацию. Непродуманная и опасная политика конфессиональных предпочтений федерального центра является основной причиной поддержки сепаратистов, рядящихся в «религиозные одежды», в «неправославных» регионах значительной частью населения. Все это чревато не только затяжными вооруженными конфликтами, но и сопряженным с насилием распадом федеративной системы РФ.

Представляется, что противодействие преступным проявлениям на Северном Кавказе и в других регионах РФ должно разрабатываться на основесоблюдения конституционных принципов свободы совести и светскости государства, и вне зависимости от того, какими мотивами эти проявления прикрываются.

Крайне опасными представляются тенденции в сфере «взаимодействия» религиозных объединений и силовых ведомств. Указанные тенденции способствуют созданию и воспроизводству атмосферы ксенофобии, нетерпимости, разобщения по мировоззренческому признаку, а в конечном итоге приводят к преследованиям, как на уровне коллективов «силовых» структур, так и на государственном уровне.

Привлечение силовых ведомств для обеспечения «духовной безопасности», охраны «канонической территории», борьбы с иностранными «миссионерами», «тоталитарными сектами» чревато еще более массовыми преследованиями по мотивам религии или убеждений.

Перечисленные тенденции также препятствуют установлению атмосферы толерантности, демократизации жизни воинских коллективов и правоохранительных органов, осуществлению военной реформы, осуществлению гражданского контроля и, как следствие, строительству правового государства и формированию гражданского общества в России.

По результатам анализа положения конкретных религиозных направлений, прежде всего, следует отметить массовые системные неправомерные преследования мусульман и политику вмешательства власти в дела ислама. В качестве обоснования служит необходимость защиты общества от «религиозного экстремизма», «исламского терроризма», «ваххабизма», «хизбуттахризма», «нурсизма» и т.п. Есть основания говорить не только о преследованиях конкретных течений в исламе, но вообще любых, не подконтрольных официальным духовным управлениям.

Постоянное пополнение списка «экстремистской» литературы исламскими текстами в сочетании с применением «антиэкстремистского» законодательства привело к стремительному росту случаев привлечения к административной и уголовной ответственности лиц, не совершивших никаких правонарушений. Зафиксированы факты дискриминации и преследований мусульман в уголовно-исправительной системе.

Все это не может не вызывать напряженности и даже роста насилия. При этом глубинная причина напряженности между государственной властью и исламом кроется в религиозной политике «кнута и пряника», в результате которой мусульмане ощущают себя дискриминированными, а то и вовсе чужими в России. Попытки манипулировать исламскими лидерами лишь вносят раскол в мусульманскую среду и способствуют усилению позиций ее радикальной части.

Антиконституционная религиозная политика вмешательства в деятельность религиозных объединений, в т.ч. государственная поддержка т.н. «традиционного ислама» и неправомерные ограничения т.н. «нетрадиционного ислама» неизбежно вносят раскол и способствуют (по меткому выражениюправозащитницы Е.З. Рябининой) принудительной радикализации религиозных объединений. В конечном итоге некомпетентная и преступная политика российской власти способствует нарушениям прав человека, сепаратизму, угрозам безопасности граждан и государства. Ситуация на Северном Кавказе, которую некоторые эксперты называют гражданской войной, является прямым следствием политики нарушений свободы совести и светскости государства, гарантируемых ст. 28 и ст. 14, соответственно. Нередко имеют место преследования за мировоззрение, а не за противоправные деяния.

         В контексте проблемы влияния этноконфессионального фактора на состояние безопасности личности, общества, государства в РФ следует выделить следующие теоретико-правовые проблемы:

-некорректная научная легитимация в качестве юридического понятийного аппарата понятий: «секта», «ваххабизм», «экстремизм», «экстремистская литература», «духовная безопасность», «традиционные религиозные организации», «нетрадиционные религиозные организации»,  «традиционный ислам», «нетрадиционный ислам» и др.;

-некорректная научная легитимация связи противоправной деятельности с мировоззренческой сферой, что в частности проявляется в понятиях: «религиозные преступления», «религиозный экстремизм», «религиозный терроризм», «исламский экстремизм», «исламский терроризм» и др.;

-научная легитимация юридически некорректной религиоведческой экспертизы и прочих органов по делам религий;

-распространение через государственную (муниципальную) систему образования подходов, направленных на воспроизводство нетерпимости и дискриминации по мотивам религии или убеждений.

Среди проблем нормативного уровня следует выделить следующие:

-наличие в Концепции национальной безопасности РФ, Доктрине информационной безопасности РФ и Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года некорректных принципов и понятий «секта», «религиозный экстремизм»;

-существование ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», статей 282.1, 282.2 Уголовного кодекса РФ, списков «экстремистских» организаций и литературы противоречат Конституции Российской Федерации;

-в ряде субъектов Российской Федерации законодательство (например, Закон РД «О противодействии ваххабистской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан») противоречит федеральному, а также Конституции Российской Федерации и нормам международного права;

-существование института государственной религиоведческой экспертизы, в т.ч. Экспертного совета для проведения государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации, научно-консультативного Совета по изучению информационных материалов религиозного содержания на предмет выявления в них признаков экстремизма при Министерстве юстиции Российской Федерации, а также экспертных советов при органах исполнительной власти в субъектах Российской Федерации противоречит Конституции Российской Федерации и нормам международного права;

-распоряжение Генеральной прокуратуры РФ, МВД РФ и ФСБ РФ от 16 декабря 2008 г. "О совершенствовании работы по предупреждению и пресечению деятельности общественных и религиозных объединений по распространению идей национальной розни и религиозного экстремизма" противоречит Конституции Российской Федерации и нормам международного права;

-соглашения силовых структур государства и религиозных организаций находятся вне правового поля и противоречат Конституции Российской Федерации;

-идея законодательного закрепления введения института войсковых священников в Вооруженных Силах России противоречит Конституции Российской Федерации;

-закрепление борьбы с «экстремизмом» в документах ряда международных организаций не способствует преодолению угроз в сфере безопасности, поскольку направлено на нарушения прав и свобод человека;

-закрепление «защиты чувств верующих» противоречит Конституции Российской Федерации.

Что касается поиска направлений для изменения ситуации к лучшему, то системный характер проблемы подразумевает необходимость системных мер для их решения на всех уровнях: научно-теоретическом и образовательном; законодательном; деятельности органов государственной власти, правоприменения и судебной практики; правозащитном; средств массовой информации[26].

В качестве первоочередных мер, явно недостаточных, но необходимых для прекращения имеющих место в Российской Федерации и угрожающих безопасности личности, общества, государства нарушений прав человека и дискриминации по мотивам мировоззренческой принадлежности необходимо следующее:

-полностью отменить «антиэкстремистское» законодательство: ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», изменения в законодательство всех уровней, внесенные в связи с его принятием, в т.ч. статьи 282.1, 282.2 Уголовного кодекса РФ, иные акты на федеральном уровне и соответствующее законодательство субъектов Российской Федерации, а также списки «экстремистской» литературы;

-расформировать «антиэкстремистские» структуры;

-упразднить институт государственной религиоведческой экспертизы, в т.ч. Экспертный совет для проведения государственной религиоведческой экспертизы при Министерстве юстиции Российской Федерации, научно-консультативный Совет по изучению информационных материалов религиозного содержания на предмет выявления в них признаков экстремизма при Министерстве юстиции Российской Федерации, а также экспертные советы при органах исполнительной власти в субъектах Российской Федерации;

-отменить соглашения (договоры) государственных органов различных уровней и религиозных организаций;

-прекратить преподавание конфессионально ориентированных дисциплин в государственной (муниципальной) системе образования Российской Федерации;

-остановить процесс введения института войсковых священников в Вооруженных Силах России;

-отменить нормы, направленные на «защиту чувств верующих».

На международно-правовом уровне представляется актуальным закрепление и реализация принципа мировоззренческого нейтралитета государств и иных субъектов международного права, который является основополагающим по отношению к принципам верховенства права, правового государства, прав человека, свободы совести, равноправия индивидов и общественных объединений, запрета дискриминации по мотивам мировоззренческой принадлежности, идеологического многообразия и др.